Историческая память Сербии о Второй мировой войне с начала 2000-х гг. претерпевает радикальные изменения. Основной версией повествования о Второй мировой становится представление о сербах как о коллективной жертве. Один из краеугольных камней сербского виктимологического нарратива — повествование о концентрационном лагере Ясеновац, функционировавшем в 1941–1945 гг. в марионеточном Независимом государстве Хорватия.
Официальный рассказ о зверствах хорватских усташей в Ясеноваце сформировался еще в социалистической Югославии — повествование о преступлениях коллаборационистов было встроено в триумфалистский нарратив о победе югославских партизан во главе с И. Брозом Тито, которые, как утверждала официальная пропаганда, остановили террор и привели к прочному миру между югославскими народами, выраженному в идеологеме «братства и единства». Именно в социалистической Югославии впервые прозвучала цифра в 700 тыс. погибших в Ясеноваце
[1], которая остается официальной для сербской стороны.
В постсоциалистической Сербии представление о коллективной жертве в повествовании о Ясеноваце только укрепилось. Так, в 2000 г. Сербской православной церковью были
канонизированы девять Новомучеников Ясеновацких. 22 апреля — день освобождения лагеря — на официальном уровне
отмечается как День памяти жертв Холокоста, геноцида и других жертв Второй мировой войны. В этот день проходят различные коммеморативные мероприятия, в том числе с участием высших официальных лиц Сербии.
Место памяти Блайбург связано с капитуляцией хорватских усташей, словенских домобран и некоторых других групп коллаборационистов перед югославскими партизанами 15 мая 1945 г. С частью сдавшихся в плен победители расправились прямо на месте (это событие получило название «Блайбургская бойня»), другая часть была этапирована в лагеря для военнопленных в Югославию. В 1950-х гг. на блайбургском кладбище появился импровизированный мемориал, его создали уцелевшие усташи. С этого времени Блайбург обрастал новыми мемориалами и коммеморативными практиками, став местом памяти для хорватской (преимущественно усташеской) эмиграции.
Для властей постсоциалистической Хорватии Блайбург в качестве места памяти решал несколько задач. С одной стороны, включение блайбургской трагедии в национальную биографию должно было способствовать «примирению всех хорватов» — и хорватских партизан, и усташей, сражавшихся, по мнению первого президента Хорватии Ф. Туджмана, за свободу и независимость своей родины
[2]. С другой стороны, травматический опыт Блайбурга давал основание Хорватии объявить себя «жертвой коммунистического террора», отвлекая внимание общественности от необходимости признания ответственности за военные преступления усташей
[3]. Укреплению представления о хорватах как о коллективной жертве послужила и католическая церковь — именно с ее подачи рассказ об этапировании сдавшихся в Блайбурге хорватах получил название «крестный путь» (по аналогии с крестным путем Иисуса Христа к распятию на Голгофе). Впрочем, повествование о Блайбурге создавало и дополнительные проблемы для официального Загреба: левые критиковали власти за реабилитацию нацизма и усташа-ностальгию, ультраправые — наоборот, за недостаточные усилия по реабилитации усташей.