Анатолий Кузнецов: Сибирское бремя, китайская специфика или что нам делать с теорией международных отношений?

«Умом Россию не понять»?

Нас порадовали новостью:  Ф. Хилл и К. Гэдди выпустили свою новую «руссоведческую»  работу  «Владимир Путин: на оперативной работе в Кремле». Это достаточно свежее издание еще не дошло до меня, но те же авторы ранее «засветились»  другой претенциозной книгой, уже переведенной у нас «Сибирское бремя. Просчеты советского планирования и будущее России» (М. 2007). Насколько я знаю, книга имела успех и у нас в России, что, на первый взгляд, вполне естественно. Ведь ее авторы вполне научно произвели расчет показателя температуры на душу населения и показали, что  Россия по нему имеет самую низкую величину.  При таких условиях  цивилизованные люди, конечно,  жить не могут, поэтому  «…огромные города, жители которых исчисляются несколькими сотен тысяч или даже перевалили за миллион – такие как Новосибирск, Омск, Екатеринбург, Хабаровск и Иркутск» - являются лишь острой проблемой государства. Причину создавшегося положения авторы увидели в ошибках системы централизованного планирования.  Тоталитаризм также стал для них причиной антигуманной политики, когда «советские люди не могли правильно реагировать на холод», так как «искусственная система ценообразования  и ограничение мобильности населения помогали скрывать, во что действительно обходится холод».  Поэтому освобожденной демократической России предлагалось подойти к своим зауральским территориям с точки зрения рациональности, т.е. экономического расчета, который предусматривает ее «сжатие» за счет снятия беремени по содержанию инфраструктуры непригодных для нормальной жизни регионов. Всех же нас горемычных сибиряков и дальневосточников нужно срочно переселить, хотя бы в европейскую часть страны (правда, кто нас там ждет). Ну а контроль за освободившейся территорией можно перепоручить всяким там датчикам на границе, закрепить ее дополнительными соглашениями с Китаем, что он не будет посягать на наш Дальний Восток, или вообще  все передать как особо охраняемые территории под контроль той же ООН.

Я не намерен выискивать и изобличать здесь какие-то антироссийские происки зарубежных коллег. Ведь надо отдать им должное, они не опускались до заявлений вроде: «русские не достойны территории, которую они занимают»,  или же «это несправедливо, что ресурсами такого региона как Сибирь распоряжается одна страна». Авторы правы и в том, что сегодня еще продолжается отток населения из Зауралья в Европейскую часть страны, вот только причины этого процесса не столь однозначны. Для меня в этом отношении показательна позиция моего коллеги, русского, который родился и живет в Якутии, но смог приехать к нам в Приморье. На вопрос,  что он думает о наших более теплых краях, я получил  обескураживающий ответ: «У вас, конечно, красивее, но мне мой север все равно мне роднее».   Поскольку речь идет об издании, претендующем на академический дискурс, а его авторы считаются известными специалистами, меня больше интересует вопрос: почему они достаточно наивно, с моей точки зрения, подошли к рассматриваемой проблеме. Но дело в том, что Хилл и Гэдди не одиноки в своем видении ситуации Сибири и Российского Дальнего Востока. Они приводят мнение американского географа В. Моута, для которого «удивительно, зачем вообще нужно было осваивать Сибирь с  целью постоянного проживания там».  Поэтому, несмотря на соблазн сугубо политической интерпретации позиции наших зарубежных коллег или их обвинения в некомпетентности, для меня очевидно, что за ней стоит более серьезная научная, а точнее, методологическая проблема.  Вот на ее анализе я и хотел бы остановиться.

 В предварительном виде рассматриваемая проблема уже была обозначена как пресловутый «классовый подход» и тот же «национальный интерес».  Однако, начиная с конца 1960-х гг., в теории социально-гуманитарного знания велись новаторские разработки в  разных областях эпистемологии познания.  Здесь следует отметить  общий посыл вызова постмодернизма, концепцию ориентализма американского исследователя Э. Саида и связанную с ней идею постколониализма.  В контексте данных исследований стало очевидно, что  «когда люди Запада  смотрят на незападный мир, то скорее они видят  лишь то, что часто является  зеркальным отображением их самих  и их  представлений, но не самой реальностью  как таковой, т.е.  как люди за пределами Запада действительно понимают и воспринимают лишь самих себя» [Young, 2003, р. 2].  Говоря другими словами, в течение рассматриваемого периода произошел окончательный переход от картезианской концепции познания, согласно которой мир совершенно прозрачен для нашего его восприятия и осмысления, к признанию современной гносеологии, принципиально снимающей различие между субъектом и объектом познания. Теперь мы должны признать, что, к сожалению, реальный мир – это нечто существующее само по себе, а нам приходится довольствоваться некоторыми интерпретациями на его счет, которые являются ситуативными, субъективными, историчными и слишком уж завязанными на наши представления о ценностях и интересах. Поэтому, чтобы пробиться к интересующей нас социально-политической реальности, мы должны учитывать исходную многосоставную детерминированность активности субъектов (индивидов), создающих эту реальность, существующих в ней и исследующих ее.  Так что, сегодня уже нельзя обольщаться упрощенно универсалистскими (реалистскими) нарративами о мире, обществах и отношениях между ними. Современная научная теория и политическая практика были вынуждены признать значимость реального значения существующего многообразия стран, обществ, общностей и их мировоззрения.

Методологический национализм и его преодоление.

Между тем, «мейнстрим» теории международных отношений не очень озабочен изысканиями подобного рода. Его пока хватило только на признание  теоретически не очень изощренных идей >американского исследователя А. Вендта, обнаружившего, в частности, что «государства – это тоже люди».  Основным же результатом деятельности этого и ряда других авторов можно считать появление направления – социология международных отношений. Конечно, влияние тех же психологических обстоятельств, включая явление бессознательного, культуры и других нетрадиционных факторов уже обсуждается и в теории международных отношений. Однако, они в данном поле остаются некоторой экзотикой. Вероятно, существование общих норм дипломатии, дипломатического протокола и международного права еще могут поддерживать иллюзию всеобщей унифицированности.  Между тем  проблема адекватности восприятия друг друга представителями разных стран, наций, обществ уже реально существует и от  нее теперь невозможно отмахнуться.  Недавно она снова заявила о себе  на этот раз уже в работах европейских социальных теоретиков и, прежде всего известного немецкого исследователя У. Бека. 

Все большая популярность концепта глобализация и связанного с ним явления транснациональной миграции поставили социологию перед необходимостью нового определения своего базового концепта «общество».  Бек и некоторые его сторонники радикально подошли к решению данной проблемы.   «В нынешней Европе нет больше Германии, Франции, Италии и т. д. в том виде, в каком они остались в головах людей и в иллюстрированных сочинениях историков, так как нет больше границ, компетентности и обособленного опытного пространства, т. е. всего того, на чем зиждился национально-государственный мир». При подобных обстоятельствах, когда получил распространение концепт «глобальное сообщество», европейские социальные теоретики полагают невозможным соотносить пределы определенного общества с государственными/национальными границами. Такую ранее широко распространенную практику Бек и его сторонники определили как «методологический национализм» и призвали коллег по цеху повести с ним решительную борьбу. Актуальность критики методологического национализма получила еще обоснование и в силу необходимости преодоления заложенной в нем универсалистской ошибки, («большого нарратива») декларирующей взаимосвязь между национально-территориальным и всеобщим универсальным.  Говоря другими словами, смысл этой ошибки состоит в убеждении, что конкретное общество может являться  моделью для общества в целом. Как справедливо отмечает Бек,  недостаток такого рода характерен для К. Маркса, основывавшего свои идеи в значительной степени на анализе британского капитализма. Точно также для него и М. Вебер  слишком преувеличил значение прусского бюрократизма. По мнению У. Бека, тот же Т. Парсонс усвоил компаративный подход социологии и изучал европейскую социологическую мысль, но «его социологический подход и интересы остались сугубо американскими». Впоследствии положение дел за океаном, как полагает этот автор, не очень изменилось, так как даже направление международная социология, представляемое тем же И. Валлерстайном, «остается во власти методологического национализма».

Понимая, что в своих рассуждениях он вступил в противоречие с теориями международных отношений, У. Бек в качестве альтернативы «мейнстриму» этой науки предложил сделать ставку на  «метавласть глобального гражданского общества».   «Требование соблюдать права человека позволяет не только НПО, но и целой группе ориентированных на международное гражданство государств оказывать через границы влияние на авторитет и легитимацию внутри других государств».   Предложенное У. Беком и его единомышленниками  снятие границы национальное-интернациональное и их ставка на универсальные права человека определили их приверженность идее космополитизма. Примечательно, что сам этот автор увидел «возможность ложной космополитизации», т. е. подгонки «глобального внедрения прав человека под национальную миссию, представившаяся единственной теперь мировой державе — США…».

В представленном контексте мне представляется особо примечательной развернувшаяся в последнее время в европейской  литературе критика англо-американской ограниченности  современной социально-политической теории.  Из  него же вполне очевидны теоретико-методологические причины для пересмотра концептуальных оснований и исследований международных отношений, которые представлялось С. Хофманом в 1970-е гг. как сугубо американская социальная наука. Точно также становится понятной правомерность  возникновения еще одного примечательного явления – незападных теорий международных отношений. Инициатива сначала индийских исследователей по разработке собственной теории осмысления данной сферы теперь получила поддержку в Иране, некоторых других странах исламского мира, а также в Китае, Корее и Японии. Конечно, незападные теории международных отношений еще сильно проигрывают в сравнении со своими конкурентами по уровню разработанности и признания. Но среди них уже имеются вполне достойные, с точки зрения соответствия современному уровню теории и методологии социально-гуманитарного знания, образцы. Одним из них   являются публикации Цинь Яцина - исполнительного вице-президента международных исследований Китайского университета иностранных дел и вице-президента  Национальной ассоциации международных исследований Китая, который прошел обучение и в США. 

Теория международных отношений с китайской спецификой.

Этот автор и его сторонники (Лян Шоудэ, Чжан Чжичжоу и др.) активно восприняли идею о том, что доминирующая сегодня американская теория международных отношений, отражает преимущественно американские национальные интересы, а потому сегодня необходимо  пересмотреть представления о международной сфере, основываясь на реалиях других стран и регионов. Собственную теорию международных отношений предлагается создавать на основе культурных традиций китайской цивилизации, включая  философию. Но в этой теории должно быть отведено место марксистской теории, зарубежным теориям международных отношений и накопленному практическому опыту дипломатии.  В  своих построениях Цинь Яцин обращается к такому значимому для конфуцианства понятию как «тянься», буквально означающему  поднебесное пространство. Он также использовал традиционные представления  о системе даннических отношений. Еще одной основополагающей для концепции этого автора стала категория «датун», воплощающая в себе представление о гармонии мира. Поскольку идея  «тянься» несет в себе как физический, так и культурный смысл, то она позволяет, как полагает Цинь Яцин,  расширить применение категории «датун» и тем самым реализовать идеал единства человека и природы. В результате же объединения всех указанных базовых категорий, как считает автор, возникают условия для создания целостного (холистического) мировоззрения, совершенно необходимого в современных условиях.

Представленные основания, как полагает Цинь Яцин, дают ему преимущества перед   западным прямолинейно прагматическим (реалистским) подходом, «озабоченным сохранением  гегемонии США в мире». Сам этот автор подчеркивает значение  культурных и идеальных составляющих своей концепции, ориентирующих на более сложное восприятие  современных  проблем, при котором они преломляются через особые культурную и историческую призмы в рамках особой репрезентативной системы. Отсюда следует его вывод:  «Любая социальная теория является с самого начала этноцентричной». Следовательно, она и должна основываться на традиционных началах своей страны. По этой причине Цинь Яцин критически переоценил значение концепта идентичность, введенного английской школой международных отношений. В отличие от западных коллег, китайский теоретик справедливо отметил присущий ему момент конфронтации, задавшись резонным  вопросом: если нации Восточной Азии имеют так много общего в ценностях, культурах и институтах, то тогда почему у них остается масса противоречий?  Этот автор также обратил внимание на необходимость формирования  мышления, больше направленного на анализ взаимоотношений между объектами, чем на свойства самих объектов. По его убеждению, действующие правила и институты в международных отношениях предназначены управлять не отдельными акторами, но отношениями между акторами».  Поэтому Цинь Яцин предлагает и свое видение международного сообщества скорее как  процесса, чем целостности, а также как комплекса сложных, запутанных и продолжающихся взаимоотношений».

Возможные перспективы теории международных отношений. 

Таким образом, работы Хилл и Гэдди, а также других подобных им авторам, которые дают оценки Сибири, исходя из условий Калифорнии, и не принимают возможности каких-то альтернативных позиций, являются типичным примером методологического национализма и поэтому их выводы нуждаются в серьезных коррективах. В свою очередь, У. Беку и другим приверженцам космополитизма следовало бы уделить большее внимания этнической составляющей  проблем современных  обществ и отношений между ними.  Для того, чтобы избавиться от  указанных недостатков необходимо более адекватно представлять современную гносеологию (эпистемологию) научного познания, которая становится все более антропологизированной в том смысле, что она учитывает роль собственно  человеческих качеств и особенностей (той же субъективности) в процессе познания. К сожалению, недостаток антропологической компетентности характеризует и существующий мейнстрим теории международных отношений. Дело в том, что те же концепции идеализма и  реализма возникли достаточно рано и они несут в себе определенное  понимание проблемы человека, которая уже не соответствует современным представлениям. Настало время привести парадигмы мейнстрима теории международных отношений в соответствие с этими представлениями. Но для этого мы должны иметь такое многообразие теорий международных отношений, которые будут учитывать реальные особенности разных стран и регионов, а также представлять их осмысление в разных познавательных традициях. Поэтому, в отличие от естествоиспытателей, специалисты в области современного социального и гуманитарного знания вынуждены работать в более сложных условиях. Те же политологи и специалисты по международным отношениям должны не только описывать и анализировать свой быстроизменяющийся предмет – социально-политическую реальность, но и учитывать, кто и каким образом осуществляет ее познание.  Так что в силу особенностей предмета, нет и не может быть китайской физики или химии, но вполне правомерна китайская наука о международных отношениях. В целом же  опыт развития науки о международных отношениях  и оценка ее современного состояния позволяют утверждать: не может быть великой страны, не имеющей собственных концепций международных отношений.

Литература:

Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма Новая всемирно-политическая экономия. Пер. с нем.  А. Григорьев, А. Седельник. М.: Прогресс-Традиция. 2007. 454 с.

Бек У. Космополитическое мировоззрение. М.:  Центр исследований постиндустриального общества. М. 2008. 336 с.

Beck U. An Introduction to the Theory of  Second Modernity and the Risk Society. M. Sorensen, A. Christiansen. Routledge. 2013

Beck U. The Cosmopolitan Condition: Why Methodological Nationalism Fails // Theory. Culture. Society. 2007. Vol.  24. N 7-8. P. 286-290

Beck U., Beck-Gersheim E. Global Generation and the Trap of Methodological Nationalism for a Cosmopolitan Turn  in the Sociology of Youth and Generation // European Sociological Review. 2009. Vol. 25. n 1. P. 25-36

Beyond the Methodological Nationalism. Nationalism Research Methodologies for Cross Border Studies, ed. by A. Amelina, D. Nergiz, T. Faist, N. Glick Schiller. NY., L. Routledge. 2012.

International Relations and Non-Western Thought. Imperialism, Colonialism and Investigation of Global Modernity, ed. by R.  Shilliam. NY., L. Routledge. 2011.

Postcolonial Theory and International Relations: A Critical Introduction. Ed. by Seth Sanjay.L., NY. Routledge. 2013.

Qin Yaqing. Culture and global thought: Chinese international theory in the making URL http://www.google.gtmUL

Qin Yaqing. Chinese Culture and its Implication for Foreign Policy-making // www.ciis.org.cn

Qin Yaqing. International Society as a Process: Institutions, Identities, and China’s Peaceful Rise // The Chinese Journal of International Politics. Vol. 3. 2010. P. 129-153

Qin Yaqing. Why is There no Chinese International Relations Theory? //Non-Western International Relations Theory? Perspectives on and beyond Asia, ed. by A. Acharya,  B. Buzan. L., NY. Routledge. 2010. P. 26-50

Vucetic S. The Anglosphere, A Genealogy of a Racilized Identity in International Relations. Stanford. Stanford University Press. 2011.

Young R. Postcolonialism. A Very Short Introduction. Oxford University Press. 2003 

Автор: Анатолий Михайлович, доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений Школы региональных и международных исследований ДВФУ. Email: kuznetsov.2012@mail.ru