Восток против. Что произошло на местных выборах в Германии?

Недавно на всю Германию прогремели выборы в местные парламенты — ландтаги — двух земель: Саксонии и Бранденбурга. Главной интригой был результат правой партии «Альтернатива для Германии» (АдГ). В обеих восточных — или, как их до сих пор называют «настоящие» западные немцы, «новых» землях — АдГ заняла второе место. Старые гиганты — Христианско-демократический союз (ХДС) и Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) — хоть и заняли первые места (СДПГ — в Бранденбурге, ХДС — в Саксонии), снова понесли существенные потери, так и не оправившись после провала на федеральных выборах 2017 г. С одной стороны, это отражает общеевропейскую тенденцию к размыванию традиционных двухполюсных партийных систем. Только в процветающей западной Германии протестное голосование приводит к триумфу «Зеленых», а в проблемной восточной — бенефициаром оказывается АдГ.

Успех «Альтернативы для Германии» в восточных землях можно объяснить тремя взаимосвязанными факторами: объективным отставанием востока по социально-экономическим показателям; миграционным кризисом и кризисом политической репрезентации востока по сравнению с западом.

Недавно на всю Германию прогремели выборы в местные парламенты — ландтаги — двух земель: Саксонии и Бранденбурга. Главной интригой был результат правой партии «Альтернатива для Германии» (АдГ). В обеих восточных — или, как их до сих пор называют «настоящие» западные немцы, «новых» землях — АдГ заняла второе место. Старые гиганты — Христианско-демократический союз (ХДС) и Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) — хоть и заняли первые места (СДПГ — в Бранденбурге, ХДС — в Саксонии), снова понесли существенные потери, так и не оправившись после провала на федеральных выборах 2017 г. С одной стороны, это отражает общеевропейскую тенденцию к размыванию традиционных двухполюсных партийных систем. Только в процветающей западной Германии протестное голосование приводит к триумфу «Зеленых», а в проблемной восточной — бенефициаром оказывается АдГ.

С другой стороны, в этом есть и немецкая специфика, обусловленная сорокалетним сосуществованием двух отдельных государств. Эту специфику можно разделить на три взаимосвязанных фактора: (1) объективное отставание восточных земель по социально-экономическим показателям; (2) миграционный кризис (хотя это скорее временный внешний раздражитель, а не структурная предпосылка); и то, что можно условно назвать (3) кризисом репрезентации Востока. Успех правых в связи с первыми двумя факторами уже многократно рассматривался в литературе и СМИ, а вот третий малопонятный фактор кажется наиболее интересным для изучения.

АдГ — партия для бедных ксенофобов?

Наталья Тоганова:
Какие тренды продемонстрировали земельные выборы в Германии?

В немецком правительстве до сих пор существует специальная должность уполномоченного по вопросам «новых земель». Каждый год он выпускает доклад о немецком единстве, в котором описывает текущее положение дел на отстающем востоке. Как правило, такой доклад начинается воодушевляющее. Так, в 2018 г. автор в первом же предложении напоминает, что восточная и западная части Германии живут в составе одного государства уже более продолжительное время, чем существовала разделяющая их стена. Тем не менее следующие за этим вступлением цифры показывают, что невидимая стена продолжила стоять, несмотря на стимулирование фирм, ведущих бизнес на востоке и налог солидарности, по сей день собираемый с западных немцев в целях финансирования проектов по строительству и восстановлению восточной инфраструктуры.

По данным этого доклада, ВВП на душу населения в Восточной Германии на 1991 г. составлял около 42% от подушевого дохода в Западной Германии. В следующие пять лет произошел резкий скачок, и в 1996 г. показатель достиг уже 67% западногерманского. С тех пор сближение продолжалось, но гораздо медленнее. В результате, к 2017 г. сохранился существенный разрыв: восточный ВВП на душу населения все еще ниже западного более чем на четверть. «Старые» земли лидируют и по другим «положительным» показателям — темпам роста ВВП, иностранным инвестициям, продолжительности жизни и даже обеспечением широкополосным Интернетом. «Новым» землям остается первенство в «плохих» показателях, например, безработице (на востоке — 7,6%, на западе — 5,3%) и риске бедности. В результате, каждый год отток людей с востока на запад значительно превышает приток, и главной проблемой востока становится ухудшающаяся демографическая ситуация.

Для тех, кто все же остается на востоке, объективное отставание усугубляется еще и «перекосом» в эмоциональном восприятии. «На востоке люди думают, что мы все тут сказочно богаты и счастливы», — рассказывает редактор политического отдела газеты «Die Schwäbische Zeitung» в юго-западной земле Баден-Вюртемберг, действительно, одной из богатейших в Германии. В то же время, сами западные немцы зачастую говорят о востоке насмешливо или настороженно. Так, после выборов в Саксонии и Бранденбурге, главный редактор этой газеты обратился к журналистам с просьбой поехать в восточные земли и пообщаться с их жителями, чтобы составить «объективную картину» о мотивах избирателей и результатах голосования. При этом он настаивал, что «провести там нужно несколько дней, понять, как там вообще жить возможно». Таким образом, стена между востоком и западом по-прежнему находится в головах многих немцев и старых, и новых земель.

Для отчаявшихся восточных немцев главное не голосовать за старые системные партии запада (ХДС и СДПГ) — политических виновников сохраняющегося отставания востока. На волне эйфории после объединения Германии уровень поддержки традиционных партий был высок, затем начал постепенно снижаться (с небольшими отклонениями в отдельных землях). Так, исторически преимущественно консервативная Саксония после 40 лет в составе социалистической ГДР в 1990-е гг. с надеждой голосовала за ХДС. Однако с 1994 г. до 2019 г. уровень поддержки консерваторов упал с 58,1% до 32,1%. Острое чувство несправедливости побуждает восток к протестному голосованию — раньше за Левую партию, теперь все чаще — за АдГ.

Сегодня наибольшее число голосов на востоке АдГ получает в тех округах, где в экономике преобладают индустриальное производство, особенно добыча бурого угля. В крупных городах — Берлине, Дрездене, Лейпциге — за партию голосуют значительно меньше. Городские жители, люди с высшим образованием не так опасаются перемен в структуре экономики, диджитализации и энергетического поворота к экологически чистым источникам энергии и средствам производства. В этом смысле можно сравнить немецкий восток с американским «ржавым поясом», верным Республиканской партии. В пользу такого сравнения говорит и низкий уровень толерантности к меньшинствам, в особенности — к мигрантам.

Саксония считается главным очагом ксенофобии в Германии — здесь берет начало экстремистское антиисламское движение ПЕГИДА; здесь, в городе Хемнице, прошлым летом происходили массовые демонстрации с применением насилия против мигрантов; здесь же наиболее успешна партия АдГ, поднявшаяся как раз на волне миграционного кризиса. При этом доля всех иностранцев, включая беженцев, в населении Саксонии — всего 5,1%. Ниже этого показатели только в двух землях (тоже восточных), а средний показатель по Германии — 13,1% (данные от декабря 2018 г.). То есть в этом случае речь тоже идет не столько об объективной реальности, сколько о восприятии.

Это объясняется тем, что, во-первых, как уже отмечалось, в Саксонии исторически сильны консервативные ценности закрытого общества. Во-вторых, у восточных земель мало опыта в общении с мигрантами по сравнению с западом, который в послевоенное время принял несколько волн «гостевых рабочих». Волна, начавшаяся после объединения Германии, снова задела преимущественно западные земли — туда направились и жители стран бывшего соцлагеря, и сами внутренние мигранты с востока страны.

На западе приводят и еще одно интересное объяснение: по мнению редактора Die Schwäbische Zeitung, в ФРГ и ГДР по-разному культивировалась история памяти в отношении событий Второй мировой войны и гитлеровской диктатуры. Национал-социализм, конечно, осуждался в обеих республиках, но если на западе в условиях демократии и более высокого уровня политического сознания вина за произошедшее возлагалась на все общество, то на востоке людям индокринировалась идея о том, что ответственность лежит на государстве. Поскольку с победой над нацизмом в Восточную Германию пришло новое, «правильное» государство, ужас войны повториться не может. Учитывая дистанцию, существующую между государством и обществом и при национал-социализме, и при социалистическом режиме ГДР, люди на востоке не воспринимают свои решения как непосредственно влияющие на «большую» политику государства, и поэтому не боятся голосовать за новых правых.

Согласно опросам, восточные немцы действительно менее довольны состоянием демократии в Германии, чем западные. Это недовольство тоже можно объяснить экономическим отставанием и недостатком репрезентации, о котором речь пойдет ниже. Но помимо этих двух факторов, сыграло роль и наследие политической культуры ГДР. Формально в ней присутствовали некоторые демократические практики и институты — многопартийная Народная палата, избираемый ею президент, независимый суд. На деле же политическая система существовала под контролем Социалистической единой партии Германии. Из-за этого восточные немцы сегодня в большинстве одобряют наличие демократических институтов как таковых, но не верят в их связь с народом и возможность народа влиять на их решения.

Тем не менее на последних выборах наблюдался существенный рост явки. В Саксонии она достигла 66,6%, в Бранденбурге — 61,3%. На прошлых выборах показатель составил соответственно 49,1% и 47,9%. АдГ оттянула часть голосов почти у всех партий, однако большая часть голосов — это голоса людей, не голосовавших на прошлых выборах, в том числе тех, кто голосовал в первый раз. Интересно, что активная кампания АдГ мобилизовала не только ее избирателей, но и избирателей соперников — ХДС и СДПГ. Несмотря на то, что мейнстримные партии в целом теряют избирателей, за ХДС в Саксонии и за СДПГ в Бранденбурге тоже проголосовали многие из тех, кто в предыдущих выборах не участвовал. Таким образом, тезис о недоверии востока к демократическим процедурам довольно противоречив.

АдГ — партия для «немцев второго сорта»

Владислав Белов:
Германия: жаркое политическое лето 2019 г.

Главными лозунгами «Альтернативы» на этих местных выборах были трудно переводимые «Wende 2.0» и «Vollende die Wende!» Die Wende в прямом значении переводится как «поворот» или «изменение». Но для немцев в этом слове закреплен однозначный посыл — именно этим словом обозначались перемены, которые произошли в Германии в 1990 г. — вхождение ГДР в состав ФРГ, переход ГДР от плановой экономики к рыночной, переизобретение общенемецкой идентичности. Куда же хочет АдГ поворачивать теперь?

Аргумент АдГ заключается в том, что попытка «поворота» к общему демократическому государству, предпринятая 30 лет назад, не удалась. Толерантность всех по отношению ко всем, всепроникающее социальное государство, сам статус АдГ как «нерукопожатной» партии, выражающей при этом мнение большой части населения — все это, с точки зрения АдГ, свидетельствует о кризисе свободы и демократии в Германии. Поэтому «поворот» необходимо повторить — не повернуть обратно к диктатуре, не повернуть в другую сторону, а снова проделать качественные изменения, которые на этот раз должны привести к настоящей свободе и демократии.

Апеллировать к спасению страны с таким аргументом логичнее к восточной Германии, которая, в отличие от запада, еще хорошо помнит времена диктатуры, и поэтому может понять, что именно к ней движется Германия сегодня. В условиях, когда анти-иммиграционная повестка теряет популярность в связи с постепенным разрешением кризиса, смена стратегии была необходима АдГ. В результате, АдГ снова успешно «надавила на больное», причем на этот раз выбрала более долговечное и надежное «больное» и стала, таким образом, новой партией протеста востока.

Показательно, что второе место партия заняла в обеих землях, несмотря на то, что первенство в них ушло разным партиям — ХДС в консервативной Саксонии и СДПГ в более левом Бранденбурге. В программном отношении АдГ сложно конкурировать с другими партиями. Ее идеи о сокращении социального государства в условиях экономического отставания востока, а также постсоциалистической привычки ожидать большой помощи от государства не находят большой поддержки у избирателей.

Зато, проголосовав за АдГ, восток может громко напомнить западу о своих бедах, а главное — о своем праве на благополучие не ниже, чем у запада. О парадоксе эмансипации писал еще Алексис де Токвиль в книге «Старый порядок и революция»: чем больше какая-либо «угнетенная» общественная группа приближается к стандартам жизни более привилегированной группы, тем больше отстающую группу не устраивает ее отставание. Поэтому успокаивать сегодня избирателя в восточной Германии тем, что он живет лучше, чем 30 лет назад (хотя и все еще не так хорошо, как запад) — все равно, что говорить феминисткам, что у женщин сегодня прав больше, чем 100 лет назад.

77% избирателей АдГ в Бранденбурге согласились с утверждением, что восточные немцы — это граждане второго сорта. Так же ответили и 70% избирателей Левой партии (опрос infratest dimap). До миграционного кризиса именно она была главной партией протеста востока. Такое название партия получила в 2007 г. в результате слияния левого крыла СДПГ и Партии демократического социализма (ПДС), которая, в свою очередь, была образована в 1990 г. как наследница Социалистической единой партии ГДР. В руководящих структурах Левой партии до сих пор много политиков, которые начинали карьеру еще в ГДР.

Интересно, что поддержка ПДС была низкой сразу после объединения, когда большинство восточных немцев ринулись голосовать за западные партии, обещавшие им процветание «как на западе» в самом ближайшем будущем. За ПДС же голосовали те немногочисленные немцы, которые остались верными идеалам социализма, и для которых ГДР так и осталась «нашей маленькой республикой». Но постепенно все больше жителей востока обращались к ПДС как к рупору протеста. Как это произошло? Во-первых, дело в уже упомянутом парадоксе эмансипации и росте чувства несправедливости.

Во-вторых, в СМИ и массовой культуре создался такой образ объединения Германии, который почти исключал возможность восприятия этого события иначе как великого счастья народа. Из-за этого нам, внешним наблюдателям, сложно понять, насколько тяжелым было это объединение для восточных немцев. За эйфорией долгожданной свободы последовала социальная катастрофа. Молодые, образованные и амбициозные устремились на запад — в первый же год после объединения уехали 800 тыс. человек. Закрылись около 4 тыс. промышленных предприятий, а это означало новую беду, неизвестную человеку социализма, — безработицу. Только с 1989 по 1991 г. работу потеряли 2,5 млн человек. Если не считать коротких периодов небольшого снижения, безработица росла на протяжении 25 лет и в 2005 г. достигла 20,6%. Только после этого начался существенный спад в результате изменений в законодательстве.

На те предприятия, которые не закрылись, приехали новые руководители — западные немцы, знающие толк в рыночной экономике — и сразу принялись учить восточных коллег. Похожие процессы происходили и в политико-идеологическом поле: с одной стороны, восток был рад освобождению от «гнета тоталитаризма»; с другой — отказаться от той картины мира, с которой общество существовало несколько десятилетий — дело нелегкое и небыстрое. С этой проблемой столкнулись все посткоммунистические страны.

В этом, кстати, кроется еще одна причина сегодняшнего неприятия мигрантов: на фоне «конца истории» 30 лет назад восточным немцам, поначалу чувствовавшим себя чужими в новой стране, была предложена только одна картина мира взамен старой — либеральная демократия. Отступления от нее считались и считаются маргинальными и опасными. Так почему же, задается вопросом восток, немцы так толерантны к проявлениям другой политической культуры со стороны сегодняшних мигрантов? Почему их не перевоспитывают?

Итак, по мере того как возрастало недовольство из-за того, что обещанное западом благополучие так и не пришло на восток, росла и популярность Левой партии. В результате, к концу 2000-х гг. она стала полноценной «народной» партией, была представлена в коалиционных правительствах нескольких восточных земель. И, как ни странно, это стало началом ее упадка. С одной стороны, с негативной протестной повесткой трудно править. Постепенно Левая партия отдалялась от электората, «матерела» и становилась частью системной политики, а такое протестным партиям не прощается. С другой стороны, Левой партии так и не удалось войти в правительственную коалицию на федеральном уровне, а без этого сложно выполнить предвыборные обещания на местном уровне, особенно в социально-экономической сфере.

Владимир Швейцер:
Выборы в Европейский парламент 2019: перемены в Старом Свете

Наконец, последней каплей стал миграционный кризис. Левой партии многое не удавалось в социальной сфере, но хотя бы было понимание, к чему надо стремиться (кстати, одной из целей в программе Левой партии значится «преодоление капитализма»). И экономически слабому востоку, привыкшему к государственному вмешательству в экономику, это было понятно. Но решения миграционной проблемы у Левой партии нет. «Левая партия не может защитить людей от проблемы миграции», — цитирует газета «Die Zeit» членов партии. А восточная Германия, особенно Саксония, Саксония-Анхальт и Тюрингия — это территория консервативных ценностей. Здесь важны понятия Родины, патриотизма, традиций. Получается, программные предпочтения востока довольно противоречивы: в вопросе внутренней безопасности нужно больше национализма. А в экономике — социализма. Национального социализма.

На самом деле, конечно, нельзя судить о программных предпочтениях востока по электорату протестных партий — как раз потому, что голосуют за эти партии по большей части не из-за их программ, а чтобы выразить несогласие с курсом мейнстримных игроков. Если мы хотим понять, чего содержательно хочет восток — надо смотреть именно на то, какие мейнстримные партии имеют успех. И тогда мы увидим политическое разнообразие востока — в Саксонии 30 лет побеждают правые (ХДС), а в Бранденбурге — левые (СДПГ).

Различия в программных предпочтениях восточных земель пока важнее общего чувства протеста, поэтому побеждают все еще программные партии. Но побеждать им становится все сложнее. Во-первых, потому что слабеет их «программность». И правые, и левые двигаются к центру, а это отталкивает избирателя не только на востоке, но и на западе. Ситуация усугубляется из-за того, что создаются коалиционные правительства из двух или даже трех партий — так будет и в Саксонии, и в Бранденбурге. Политика такого правительства неизбежно будет компромиссной. Кстати, создание коалиций по результатам последних местных выборов выглядит особенно сложно, поскольку работать с АдГ другие партии не хотят.

Во-вторых, АдГ как протестная партия сегодня выглядит сильнее, чем Левая. Левую партию тоже считают слишком далекой от центра, особенно по сегодняшним меркам. Но все-таки она воспринимается на западе как безобидная и понятная. А вот АдГ мало у кого вызывает что-то кроме отвращения или страха. Для востока проголосовать за АдГ — это хороший способ показать западу, что у них есть свое мнение, отличное от западного, и что они готовы его защищать. Поэтому АдГ и восточная Германия — это тактические союзники, а не идейные единомышленники.

В заключении остается подчеркнуть, что проблема роста правого популизма и проблема разной политической культуры на востоке и западе — это две разные проблемы, и решать их нужно по-разному. В некоторых западных землях поддержка АдГ за последние годы также увеличилась. Непонятно, как теперь Альтернатива будет действовать на западе. Ни миграция, ни отставание востока здесь не вызовут достаточного резонанса и, вероятно, придется искать другие «болевые точки».

На мой взгляд, более фундаментальна проблема отставания и недостатка репрезентации востока. Партия АдГ вошла в парламент на федеральном уровне в 2017 г. и пока не продемонстрировала особую эффективность в продвижении своей повестки. На земельном уровне ей также будет сложно выполнить предвыборные обещания, поскольку другие партии сделают все возможное, чтобы она не прошла в правящую коалицию. В этом смысле более важна не повестка АдГ, а сам факт выбора этой партии избирателями как симптом протеста востока. Это свидетельствует о сохраняющемся расколе в обществе, который может и не проявлять себя в повседневной жизни, но остается причиной глубинных противоречий. Германии, таким образом, необходимо искать новые способы лечения старых ран.

Литература

Alesina, Alberto, and Nicola Fuchs-Schündeln. “Good-Bye Lenin (or Not?): The Effect of Communism on People's Preferences.” The American Economic Review, vol. 97, no. 4, 2007, pp. 1507–1528. JSTOR, www.jstor.org/stable/30034104.

Felix Arnold/Ronny Freier/Martin Kroh, Geteilte politische Kultur auch 25 Jahre nach der Wiedervereinigung?, in: DIW 37/2015, 803-814, hier S. 807, [zuletzt abgerufen am 17. März 2019].

Frank Bösch „Sonderfall Ostdeutschland?“. Zum Demokratieverständnis in Ost und West, in: Zeitgeschichte-online, März 2019, URL: https://zeitgeschichte-online.de/themen/sonderfall-ostdeutschland

Stefan Kunath Politikum Ostdeutschland: Wie Die Linke gegen die AfD besteht — 02.09.2019 — Ost Journal — URL: https://www.ost-journal.de/politikum-ostdeutschland-wie-die-linke-gegen-die-afd-besteht-aufstehen-wagenknecht-kipping/

Wolfgang Engler Verheißung und Enttäuschung. Die Ostdeutschen und die Demokratie - Blätte« 8/2019, Seite 73-80 — Blätter für Deutsche und Internationale Politik — URL: https://www.blaetter.de/archiv/jahrgaenge/2019/august/verheissung-und-enttaeuschung