Цифровая валюта и будущее мировой политики

Финансовая система XXI в. характеризуется причудливым сочетанием центростремительных тенденций и необратимых процессов децентрализации, избыточного государственного контроля и — в отдельных областях — практически полным его отсутствием. Какое место занимают цифровые валюты в этом необычном ландшафте? Ответ на этот вопрос напрямую зависит от того, какого понимания данного термина — международно-правового, по-восточному суверенного или по-российски самобытного — пожелает придерживаться читатель.

Международно-правовое регулирование цифровых валют центральных банков принято в основном на уровне Базельского комитета по банковскому надзору, который не является международной организацией и объединяет не государства, а центральные банки основных государств (территорий). Поэтому отношение к виртуальным валютам в разных странах отличается, отчасти отражая их международно-правовую позицию.

Согласно российскому законодательству, цифровая валюта не является денежной единицей России, иностранного государства или международной денежной или расчетной единицей. При этом в рамках международного финансового права для описания точно того же — негосударственного — феномена используется понятие «виртуальная валюта» (virtual currency). В этой связи для иностранных инвесторов российский подход выглядит двусмысленно, так как цифровая валюта включает в себя не только виртуальные валюты, но и цифровые валюты центральных банков. Согласно положениям международного права, цифровая валюта центральных банков является самостоятельной категорией, отличной как от привычных денежных средств в безналичной форме, так и от виртуальных валют.

Китай, например, признает имущественную природу как виртуального, так и цифрового имущества, то есть де-факто имплементировал международно-правовой понятийный аппарат, однако распространение виртуальных валют в итоге запретил. Руководство КНР посчитало, что ограничение оборота «негосударственных» валют в сочетании с внедрением цифрового юаня, во-первых, не противоречит положениям международного права, во-вторых, в полной мере способно удовлетворить потребности рынка и, в-третьих, в большей степени отвечает государственным интересам.

В России часто звучат предположения об обходе существующих ограничений в результате западных санкций посредством виртуальных валют, в частности криптовалюты. Этот тезис в условиях необходимости соблюдения всех compliance-требований, а также ограниченности P2P-переводов и сомнительной надежности DeFi-площадок представляется преувеличением. Внедрение цифрового рубля в этом смысле могло бы придать более гармоничный вид национальной финансовой системе, что существенно ограничило бы возможности отдельных государств в части давления на суверенную экосистему расчетов, в том числе международных.

В будущем и на уровне международного, и на уровне национального права регулирование цифровых валют будет динамично развиваться — вслед за потребностями человека, рынка и государства. Законодательство Российской Федерации в рассматриваемой области претерпит значительные изменения. Вероятно, будет скорректирован понятийный аппарат — в соответствии с подходами, установленными на уровне международного права. Хотя рассмотренные положения международного финансового права закреплены актами «мягкого» права, то есть являются рекомендательными, Россия заинтересована в их фактической имплементации — с тем, чтобы говорить с международными деловыми кругами «на одном языке».

Финансовая система XXI в. характеризуется причудливым сочетанием центростремительных тенденций и необратимых процессов децентрализации, избыточного государственного контроля и — в отдельных областях — практически полным его отсутствием. Какое место занимают цифровые валюты в этом необычном ландшафте? Ответ на этот вопрос напрямую зависит от того, какого понимания данного термина — международно-правового, по-восточному суверенного или по-российски самобытного — пожелает придерживаться читатель.

Реально ли выглядит обход внешних ограничений посредством использования криптовалюты? Почему вопрос установления того или иного режима оборота цифровой валюты на уровне национального права вызывает неподдельный интерес со стороны мирового сообщества? И как государство, имплементируя нормы международного финансового права, указывает на приверженность той или иной концепции развития мира?

Озабоченность международного сообщества

Алексей Кузнецов:
Цифровые валюты и суверенные риски

Сегодня сложно встретить человека, который не слышал бы о криптовалюте или даже не имел опыта ее использования. Но что такое криптовалюта, с точки зрения международного права? Почему мировое сообщество и государства уделяют столь пристальное внимание контролю за «криптой»?

Основатель и президент Всемирного экономического форума Клаус Шваб указал на то, что с большой долей вероятности к 2025 г. 10% ВВП будут сберегаться при помощи технологии blockchain [1]. Прогнозы господина Шваба видятся более чем реалистичными: по оценке Банка России, приведенной в статье Bloomberg, по состоянию на 1 февраля 2022 г. россияне владели криптовалютой на сумму 16,5 трлн руб. или 214 млрд долл. Конечно, Bitcoin и другие криптовалюты — лишь небольшая часть инструментов, разработанных на основе технологии blockchain, однако игнорировать приближающиеся перемены для государств становится невозможным.

Сегодня можно констатировать, что вопросы распространения цифровых валют (и особенно криптовалют) перестали занимать исключительно футурологов и стартаперов; они приобрели глобальные очертания, вызывая озабоченность политиков стран «Группы двадцати». Так, еще в 2019 г. было принято Коммюнике встречи министров финансов и управляющих центральными банками стран G20, где отмечалось, что «хотя криптоактивы не несут угрозы глобальной финансовой стабильности в этом смысле, мы внимательно относимся к рискам, которые, в том числе, связаны с защитой интересов пользователей и инвесторов, противодействием отмыванию денег и финансированию терроризма».

По прошествии нескольких недель с момента принятия Коммюнике была подписана Осакская декларация лидеров стран G20, в которой государства подтвердили приверженность международно-правовой позиции по вопросам противодействия отмыванию денег, касающейся рассматриваемой области (обновлена и расширена была буквально за несколько дней до подписания декларации).

Серьезная озабоченность богатым спектром глобальных проблем, связанных с оборотом криптовалют, в том числе проблемой неизбежной эволюции финансового суверенитета, объединяет практически все крупнейшие государства и может служить одной из площадок для поиска некого подобия глобального консенсуса.

Неоднозначность с точки зрения права

Согласно правовому подходу, который закреплен положениями действующего российского законодательства, цифровая валюта не является денежной единицей России, иностранного государства или международной денежной или расчетной единицей. По российскому закону, цифровая валюта — это совокупность электронных данных, содержащихся в информационной системе, которые предлагаются (могут быть приняты) в качестве средства платежа, но законным средством платежа не являются. Иными словами, цифровые валюты в понимании российского законодателя разрабатывают исключительно энтузиасты и бизнес, а не центральные банки или правительства.

Некоторый сумбур возникает следствие того, что в рамках международного финансового права для описания точно того же — негосударственного — феномена используется понятие «виртуальная валюта» (virtual currency). Международное сообщество в лице Группы разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег (ФАТФ) прямо указывает на то, что виртуальная валюта не является законным средством платежа.

Наиболее известная криптовалюта Bitcoin, в соответствии с положениями международного права, является виртуальной валютой (децентрализованной и — при текущей конъюнктуре рынка — конвертируемой).

В этой связи для иностранных инвесторов российский подход выглядит двусмысленно, так как цифровая валюта включает в себя не только виртуальные валюты, но и цифровые валюты центральных банков; Центральный банк РФ при этом периодически отчитывается о разработке цифрового рубля. Согласно положениям международного права, цифровая валюта центральных банков является самостоятельной категорией, отличной как от привычных денежных средств в безналичной форме (в части учета), так и от виртуальных валют (в части иной — фиатной — природы). Положениями международного права виртуальные валюты и цифровые валюты центральных банков разграничиваются на основе существования (или отсутствия) авторитетного лица, по смыслу положений международного права (центрального банка государства либо территории), обладающего обязательством перед каждым обладателем таких электронных данных в том смысле, в коем это подразумевается международным сообществом (в лице Bank for International Settlements, Basel Committee on Banking Supervision, Financial Action Task Force).

Алексей Кузнецов:
Крипторынок Китая: цифровой юань как альтернатива частным криптовалютам

Ввиду того, что изложенный выше понятийный аппарат сформирован актами «мягкого права», которые принимаются международным сообществом в гораздо более демократичных форматах, чем, например, конвенции и международные договоры, с формальной точки зрения, данный подход носит максимально рекомендательный характер. При этом практика показывает, что в сфере международных финансов наиболее успешные государства на добровольной основе — в силу разных причин — предпочитают прислушиваться к мировому сообществу.

Китайская обходительность

По ряду признаков можно заключить, что действующее руководство Китайской Народной Республики относится к вопросам аналитики и регулирования рынка цифровых валют как к стратегически важным. Изменениями в Общую часть Гражданского кодекса КНР было введено понятие «виртуальное имущество». Согласно статье 127, «на уровне закона защищается цифровое и виртуальное имущество в соответствии с особенностями, установленными соответствующими нормами закона».

Известно, что оборот виртуальных валют в Китае фактически запрещен. Теоретико-правовая база подобного запрета была сформулирована довольно давно — в информационном письме Народного банка Китая, министерства промышленности и информации, Комиссии по регулированию банковской деятельности, Комиссии по регулирования рынка ценных бумаг, Комиссии по регулированию рынка страхования № 289 от 3 декабря 2013 г. «О предотвращении рисков, связанных с Bitcoin». В нем регуляторы высказываются в таком ключе: «необходимо избегать спекуляций на тему того, чтобы такие виртуальные вещи (можно перевести как «товары» — прим. автора), как Bitcoin, называли «виртуальными валютами»». В разделе 1 данная позиция дополняется: «хотя Bitcoin называют «валютой» (можно перевести как «деньгами» — прим. автора), так как он не эмитируется монетарными органами и не обладает такими свойствами валюты, как законность (в качестве платежного средства) и императивность, то валютой ни в коей мере не является. Bitcoin следует отнести к особому виду виртуальных вещей, не обладающих тождественным правовым статусом с валютой; он не может использоваться в качестве денег в ходе обмена на рынке».

Таким образом, Китай признает имущественную природу как виртуального, так и цифрового имущества, то есть де-факто имплементировал международно-правовой понятийный аппарат, однако распространение виртуальных валют в итоге запретил. Руководство КНР посчитало, что ограничение оборота «негосударственных» валют в сочетании с внедрением цифрового юаня, во-первых, не противоречит положениям международного права, во-вторых, в полной мере способно удовлетворить потребности рынка и, в-третьих, в большей степени отвечает государственным интересам.

Несмотря на то, что статьей 19 проекта закона «О Народном банке Китая» от 2020 г. подразумевается, что юань может существовать как в «реальном», так и в цифровом формате, данное положение принято не было. Ввиду особенностей, присущих юридической технике и процессу правотворчества в КНР, а именно высокого авторитета закона как источника права и редкости внесения изменений в закон, которые, как правило, оформляются пакетом внесения поправок, данное обстоятельства не представляется публичным отказом китайских властей от цифровизации национальной валюты.

Наоборот, в июле 2021 г. Народным банком Китая была принята Белая книга «Прогресс в исследованиях и разработках цифрового юаня», которая не только включает в себя анализ работы профильного ведомства (рабочей группы Народного банка Китая) по исследованию положений международного финансового права, зарубежного опыта, технической архитектуры и соображений безопасности, но и разъясняет ряд практических аспектов. Согласно Белой книге, цифровой юань является:

• фиатным по смыслу международного финансового права (учитывается как наличный платежный инструмент — M0);
• розничной цифровой валютой для общества (с множественностью форм кошельков);
• централизованным;
• функционирующим на основе двухуровневой модели (с учетом концепции «ответственного розничного звена»).

Народный банк Китая подчеркивает, что все требования в части AML/KYC актуальны, то есть подтверждает приверженность ранее принятым международно-правовым обязательствам. Особый интерес в этой связи вызывает концепция «контролируемой анонимности»: «При разработке цифрового юаня руководствовались таким принципом: когда сумма малая, [гарантируется] анонимность, когда большая — [вопрос об анонимности разрешается] в соответствии с законом».

Светлана Перцева:
Стейблкоины: риски и возможности для мировой финансовой системы

С учетом особенностей китайской юридической техники, данный источник может рассматриваться как элемент международно-правовой позиции КНР. Здесь необходимо напомнить, что международно-правовое регулирование цифровых валют центральных банков принято в основном на уровне Базельского комитета по банковскому надзору, который, являясь standard-setting body, а не международной организацией, по смыслу теории международного права, объединяет не государства, а центральные банки основных государств (территорий).

Криптовалюта и санкции

Насколько вероятной выглядит возможность обхода действующих ограничений (так называемых «санкций») посредством цифровых валют? Если говорить о России, то практически единственное окно возможностей — это криптовалюта. Здесь, тем не менее, существует ряд проблем.

Необходимо понимать, каким образом финансовые институты по всему миру применяют положения об ограничениях, сформированных на уровне национального права либо права Европейского союза. Для целей эффективного претворения ограничений функционирует специальное compliance-подразделение, которое ответственно за данные процессы. При этом отсутствие надлежащего внедрения соответствующих правовых норм влечет за собой ответственность.

С развитием международно-правового регулирования виртуальных валют каждый посредник, осуществляющий деятельность на рынке виртуальных активов и валют, имеет статус «лица, оказывающего [отдельные] услуги в области виртуальных активов» (virtual asset service provider, VASP). Несмотря на то, что такое лицо должно получить лицензию либо пройти регистрацию, данный статус со всеми вытекающими последствиями может быть присвоен и тому лицу, которое фактически оказывает соответствующие услуги. Сделано это с целью того, чтобы наложить обязательства на всех посредников, чтобы те соблюдали — наряду с традиционными финансовыми институтами — все compliance-требования, в том числе и в части «санкций». С учетом того, что многие VASP зарегистрированы в странах Запада либо имеют коммерческие интересы там, значительное число посредников применяют установленные ограничения.

Возможности проведения переводов в формате P2P (peer-to-peer) представляются всерьез ограниченными, так как запись о проведении перевода навсегда сохраняется в цепочке блоков, то есть история о таком переводе будет доступна любому заинтересованному человеку. В этой связи данный инструмент с небольшой долей вероятности может использоваться для проведения крупных международных расчетов, где суммы явно отклоняются от типичных.

Несмотря на то, что DeFi-площадки (decentralised finance) предлагают повышенные стандарты анонимности и что такие площадки активно используются в противоправных целях (по оценкам Financial Times в 2021 г. обороты выросли в пять раз и составляли 100 млрд долл.), возможность их использования в межгосударственных расчетах также вызывает ряд вопросов.

Таким образом, возможности полноценного обхода ограничений посредством криптовалюты представляются преувеличенными со стороны политиков и журналистов. Внедрение цифровой валюты центрального банка в этом смысле могло бы придать более гармоничный вид национальной финансовой системе, что существенно ограничило бы возможности отдельных государств в части давления на суверенную экосистему расчетов, в том числе международных.

Мировой порядок

По прошествии нескольких месяцев с начала специальной военной операции на Украине в российских СМИ неоднократно звучали призывы разработать некий правовой механизм, позволяющий российским контрагентам производить оплату по внешнеторговым контрактам с помощью криптовалюты. Зачем нужен такой механизм, если цифровая валюта законом де-юре не запрещена? С правовой точки зрения, не все так однозначно.

Согласно действующему законодательству, на юридических лиц, личным законом которых является российское право, и физических лиц — резидентов накладывается прямой запрет на принятие криптовалюты в качестве встречного предоставления. Органично дополняется данное противоречие широкой — особенно в последние полгода — практикой «заморозок» тех банковских счетов, на которые зачисляются денежные средства при продаже виртуальных валют либо активов. Основанием здесь выступает широко известный в узких кругах Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ, архитектура которого выполнена таким образом, что банк не несет какой бы то ни было ответственности за ограничение — даже впоследствии признанное неправомерным — имущественных прав клиента. Указанные меры, как представляется, были введены с целью противодействия, во-первых, массовому увлечению арбитражем криптовалют (совершением нескольких связанных сделок, направленных на извлечение дохода на основе разницы курсов) и, во-вторых, использованию P2P-торговли для вывода валюты заграницу.

Алексей Кузнецов:
Криптовалюты и будущее глобализации

Иными словами, реальные возможности для использования криптовалюты в последнее время были сильно ограничены государством. При этом важным видится то обстоятельство, что сделано это было без корректировки нормативно-правовой базы.

Представляется вероятным, что международные деловые круги и отдельные политические силы внимательно отслеживают изменения на уровне национального права и позиций регуляторов. Особенно это актуально в отношении России, где на 1 февраля 2022 г. проживало более 500 тыс. разработчиков, занятых в этом секторе экономики, и более 17 млн владельцев «крипты». Косвенно данное предположение подтверждается и тем, что предыдущий всплеск дискуссионной активности о статусе криптовалюты пришелся на судьбоносный период, а именно на конец января 2022 г., когда Банк России поставил вопрос о необходимости запрета цифровой валюты. Несмотря на публичные споры Центрального банка и министерства финансов, прямого запрета так и не последовало. Тот факт, что сегодня выдвигаются новые инициативы, в том числе о разработке правового механизма для обхода «санкций» и проведения расчетов по внешнеторговым контрактам, может говорить о том, что мы живем в по-настоящему интересное время.

Вне всяких сомнений, что и на уровне международного, и на уровне национального права регулирование цифровых валют будет динамично развиваться — вслед за потребностями человека, рынка и государства. Законодательство Российской Федерации в рассматриваемой области претерпит значительные изменения. Вероятно, будет скорректирован понятийный аппарат — в соответствии с подходами, установленными на уровне международного права. Хотя рассмотренные положения международного финансового права закреплены актами «мягкого» права, то есть являются рекомендательными, Россия заинтересована в их фактической имплементации — с тем, чтобы говорить с международными деловыми кругами «на одном языке».

Регулирование оборота цифровых валют ярко характеризует позицию государства относительно поддержки соответствующей концепции развития мира. В этом смысле поворотных изменений ждать не стоит. Несомненно, в России рубль по-прежнему будет единственным законным средством платежа — но централизованным и цифровым (в среднесрочной перспективе). «Законность» будет мощным преимуществом цифровой валюты центрального банка, однако национальная валюта будет пребывать в состоянии постоянной конкуренции с другими «валютами» — в первую очередь, виртуальными. Виртуальные валюты, в том числе криптовалюты, будут глубоко эшелонированы в правовую действительность: будут детализированы вопросы, связанные с требованиями к квалификации инвесторов, compliance-требованиями (в отношении финансовых институтов и российских VASP), налогообложением, противодействием отмыванию преступных доходов, использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком. Активно продолжит развиваться судебная практика. Возможно, в качестве эксперимента Центральный банк допустит использование виртуальных валют традиционными финансовыми институтами (на настоящий момент сформирована положительная международно-правовая позиция по данному вопросу, в том числе рекомендуемые коэффициенты риска).

Развитие цифровых валют ставит перед человечеством, международным сообществом и государством глубинные вопросы. Что есть государство и существует ли монопольное право на эмиссию денег? В каком соотношении люди предпочтут «государственные» деньги, обладающие соответствующим правовым статусом, и виртуальные валюты, предлагающие повышенные стандарты анонимности и практически неограниченные возможности для трансграничных переводов? Сможет ли государство обеспечить финансовую и экономическую безопасность в таких условиях? Как использовать указанные тенденции, чтобы войти в число государств-лидеров? С одной стороны, ответ на эти вопросы (и ряд других) станет колоссальным интеллектуальным вызовом и потребует переосмысления ряда представлений, ранее казавшихся незыблемыми.

С другой стороны, государство, опираясь на принцип суверенитета, наверное, вправе выйти из данной парадигмы. Проблема состоит в том, что описанные тенденции не являются вмешательством какого-либо государства извне, а представляются объективными веяниями нового времени. В этом смысле уход от действительности способен нанести еще больший ущерб государству. Именно по этой причине, несмотря на нынешний конфликт с Западом, Российская Федерация, как следует из произведенного выше анализа, не намерена покидать неформальный клуб государств, продвигающих идеи построения постиндустриального финансово-технологического уклада.

[1] Шваб, Клаус. Четвертая промышленная революция. М.: «Эксмо», 2016.