О Георгии Ильиче Мирском

В пятницу похоронили Мирского. Когда он умер, меня не было в Москве, вернулся в пятницу же, а потом… Впрочем, просто не мог собраться с мыслями. 

Когда умирают такие люди, как Георгий Ильич – с которыми ты не был близок, но которые всегда составляли какой-то фон твоей жизни, и чьим профессионализмом ты, конечно, восторгаешься – в такие моменты чувствуешь, словно из-под мира вышибает очередную опору. 

И понятно, что чувство, в общем-то ложно – нет никаких опор, и мир давно уже похож на горячечный бред, но что с того…

Фильштинский, Примаков, Кирпиченко, Мирский – очень разные, часто совсем не друзья, с очень разными судьбами – были опорами арабистики. Их совсем мало осталось, таких опор.

Мирского читали в институте – лучшую его работу – про роль армии в странах третьего мира. Написано Бог знает когда, а до сих пор лучшая, и до сих пор студенты читают.

Потом познакомились. Да, конечно, как и всех, кто его знал, меня, помню, поразила красота этого человека, его потрясающий голос, его ораторское мастерство. Он выступал на защите какой-то диссертации – после его речи, в которой не было ни грамма вранья, казалось, что за работу надо, если и не Нобелевскую, то Государственную премию дать немедленно.

Коллеги любят рассказывать, как в те еще годы, он, лишенный главной привилегии советского ученого (тем более важной для востоковеда) – загранкомандировок – читал лекции по современности, как он рассказывал про Садата, про молитвенную мозоль у него на лбу, и никто не верил, что Георгий Ильич египетского президента, если и видел, то по телевизору.

Когда он умер, в СМИ появилось очень много сообщений, статей, передач о нем. Откровенно говоря, не думаю, что многие из журналистов, имеющих к ним отношение, читали его серьезные научные работы. Но они читали, слушали другое – его выступления, открытые лекции, заметки в блоге, газетные статьи. Кажется, в последние годы эта сторона творчества увлекала его даже больше, чем собственно исследовательская деятельность.

Впрочем, важной она была не только для него, но и для всех нас, для общества. Трагедия, что публицистики Мирского больше не будет – исчез один из немногих разумных голосов, рассказывавших о Ближнем Востоке. Исчез голос, пытавшийся объяснить, что все сложно, что не надо примитивными теорийками «управляемого хаоса», американской охоты за нефтью, саудовско-катарским заговором и прочей чушью пытаться объяснить сложную реальность.

Голос, не только говоривший, но и заставлявший себя слушать.
Последняя его серьезная научно-аналитическая публикация – это изданный летом доклад Валдайского клуба про исламистов. Не со всем, что там написано, я согласен, но написано лихо, как он умел, и как у него надо учиться и учиться писать.

Умирают мои старики -
Мои боги, мои педагоги,
Пролагатели торной дороги,
Где шаги мои были легки.
Вы, прикрывшие грудью наш возраст
От ошибок, угроз и прикрас,
Неужели дешевая хворость
Одолела, осилила вас?
Умирают мои старики,
Завещают мне жить очень долго,
Но не дольше, чем нужно по долгу,
По закону строфы и строки.
Угасают большие огни
И гореть за себя поручают.
Орденов не дождались они -
Сразу памятники получают.

Василий Кузнецов, руководитель Центра арабских и исламских исследований ИВ РАН