Новая парадигма международных отношений и место в ней России

Автор: Дарья Свистунова, Студентка ф-та мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ..

Новые правила игры

В 1990-е гг. мир вступил в новую фазу международных отношений с иной конфигурацией акторов и тенденциями развития. Это положило конец периоду относительной стабильности и изменило правила игры, согласно которым любая дестабилизация приводила к вмешательству сюзеренов мировой политики — Советского Союза или Соединённых Штатов. С одной стороны, существование двух блоков ограничивало международные взаимодействия, с другой — упорядочивало их. Существовали и территории геополитического соперничества, за влияние над которыми велась борьба (Вьетнам, Корея). Так или иначе, коллапс одного из столпов старой системы привёл к формированию новой парадигмы международных отношений. Многомерность этого незавершённого процесса позволяет сказать, что «главный мегатренд XXI века — это строительство и закрепление нового мирового порядка» [1].

 

После распада СССР перед Россией встал вопрос сохранения государственности, идеологическая же составляющая была утрачена. Запад, напротив, воспринял крах соперника как победу в холодной войне и, по выражению А. В. Лукина, «стал превращаться в международную идеократию» [2]. Однако к началу 2000-х гг. стало очевидно, что международные отношения — слишком сложный механизм, чтобы контроль над ним шел из одного центра. Независимо от готовности принять новые реалии, все международные игроки оказались вовлечены в них. Возросла непредсказуемость международных процессов, в результате чего сценарий американского глобального лидерства дал сбой. Таким образом, иллюзорные представления о собственном величии у одних игроков и неопределённость пути у других привели к тяжёлым последствиям, преодолевать которые сегодня приходится силами мирового сообщества.

 

Вторая волна глобализации привела к диффузии глобального экономического и политического влияния, появлению новых центров силы. Прежде всего, это Азиатско-Тихоокеанский регион с беспрецедентным ростом экономики Китая. Уместно говорить о подъёме Латинской Америки, более заметной роли стран Африки, тектонических сдвигах на Ближнем Востоке. По словам Министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, «на этом фоне в качестве “медицинского факта” можно воспринимать множественность моделей развития» [3]. Параллельно формированию нового международного ландшафта происходит консервация западной общественно-политической модели. Это обусловлено в том числе отсутствием у США и Евросоюза адаптивной стратегии. Принимая во внимание скорость процессов в глобализующемся мире, ведущим игрокам необходимо приступить к решению проблем внешней повестки сообща и как можно скорее.

Цели и средства в условиях дихотомии

В условиях обострения конкуренции за ведущие мировые позиции важно, какую форму примет соперничество, какие средства будут выбраны для достижения задач. Необходимо учитывать общемировой контекст — дилеммы развития, которые сегодня требуют глубокого осмысления и серьёзного подхода. Автор убеждён, что, несмотря на множественность моделей развития, оно подчинено дихотомии по линии «однополярность — многополярность», «традиционализм — модернизм» и «международный порядок — хаос». Нельзя отрицать лидерство США в вопросах технологий и инвестиций, военной и финансовой мощи, способности глобально проецировать силу. Однако сегодня они столкнулись с неготовностью отдельных игроков встраиваться в западную модель (Россия, Китай), со слабоуправляемыми или требующими коллективного подхода мировыми угрозами (международный терроризм, распространение ОМУ, предотвращение глобального изменения климата и т.д.).

 

Говоря о традиционализме и модернизме, обратимся к ближневосточному опыту. Попытка форсированной демократизации региона показала, что он не был и по-прежнему не готов стать демократией; последствия кризиса государственности — миграционная проблема и «расползание» терроризма — приобрели глобальный масштаб. Даже ставка на «умиротворение врагов Америки», предпринятая Б. Обамой и выраженная в формуле «мы протянем руку, если вы разожмёте свой кулак», не сработала. Опыт неконституционной смены режима также не вызывает доверия.

 

После событий 2014 г. на Украине прошло уже 2 года, но Запад по-прежнему не воспринимает её как равноправного партнёра. Выступая перед прессой, Д. Кэмерон так определил проблему украинской интеграции: «Если просто вкладывать деньги в эту страну без реформирования институтов, она быстро исчезнет». Экономические санкции против России сработали не так, как ожидали за океаном.

 

Перед США встала проблема адаптации к новой системе. Президент нью-йоркского Совета по внешней политике Р. Хаас писал в 2008 г.: «Обама наследует мир, в котором распределение влияния во всех формах — военной, экономической, дипломатической и культурной — является более широким, чем когда-либо» [4]. А Х. Клинтон на сенатских слушаниях так определила методы новой администрации: «Мы будем следовать политике “мягкого влияния”, то есть использовать весь набор имеющихся в нашем распоряжении средств» [5].

 

Стратегия встретила противодействие других центров силы. Россия, придерживаясь принципа открытости, настаивает на учёте своих интересов и равноправном диалоге. Китай проводит прагматичную внешнюю политику, не заточенную на Запад или ближайших географических соседей. Это подводит нас к финальной дихотомии. Чтобы с уверенностью сказать, что возобладает — международный порядок или хаос — необходимо отказаться от представления о западной системе координат как единственной и обеспечить учёт интересов основных сторон международного сообщества.

Дилеммы российской внешнеполитической повестки

«Россия — это не угроза для США, а ключевой элемент глобального равновесия», — сказал во время недавнего визита в Москву бывший госсекретарь США Г. Киссинджер. Действительно, любые попытки объединения Европы против России — наполеоновское нашествие, Крымская кампания, Первая и Вторая мировые войны — оборачивались трагедиями. Это позволяет утверждать, что Россию бессмысленно изолировать от международного пространства. Но как наладить диалог Россия-Запад, если речь идёт о полярных ценностях?Сможет ли Россия добиться уважения своих интересов, не наживая ещё больше врагов? Каковы будут последствия «поворота на Восток»? Эти и другие вопросы составляют основу российской внешней повестки, а их разрешение требует не только времени, но и динамичного внутреннего развития, благоприятной международной среды.

Многие эксперты признают, что от модальностей российско-американского диалога зависит международное положение России. Так, ведущий эксперт клуба «Валдай» Д. Суслов утверждает, что «современная Россия для США — системный сбой», а «российско-американская конфронтация перешла в стабильное состояние». Многие совместно реализованные инициативы — иранская ядерная сделка, химическое разоружение Сирии и режим перемирия в ней — даются с трудом и носят ситуативный характер. Военно-политическое сдерживание и информационная война в отношении России, напротив, способны нивелировать серьёзные политические успехи. Конфронтация остаётся системной по ряду причин: несогласие по ключевым правилам игры, разная трактовка национального суверенитета и интереса. Но главное — американский истеблишмент продолжает воспринимать российский режим как несовместимый с западными ценностями и угрожающий им. В этих условиях вряд ли стоит говорить об изменении природы двусторонних отношений в среднесрочной перспективе. Тем не менее потребность в оптимизации диалога между Россией и США сохраняется.

 

Что касается отношений Россия—ЕС, в последнее время наблюдается всё большая солидаризация стран Евросоюза в пользу сотрудничества с Россией. Теракты в Париже и Брюсселе и миграционный кризис, поставившие под вопрос жизнеспособность ЕС, а также регулярные экономические «встряски», подрывающие наиболее уязвимые евро-экономики (Греция, Испания), способствуют затуханию голосов тех, кто призывает Россию к изменению внешней политики. Это даёт России карт-бланш на интеграцию ЕС и ЕАЭС.

 

Наконец, «поворот на Восток» ожидаем в условиях кризиса отношений с Западом, но лишен предсказуемости последствий. А. Габуев, руководитель программы «Россия в АТР» Московского Центра Карнеги, убеждён, что переориентация России на Восток, «была и остается прежде всего политическим проектом». 2 года назад визит В. Путина в Шанхай принёс России газовую сделку. В мае 2016 г. Сочи посетил С. Абэ. Участились российско-японские контакты по линии МИД и бизнес-структур, что связывают с опасениями Японии по поводу российско-китайского сближения. Но всецело рассчитывать на восточных партнёров и тем более подменять ими западных партнеров контрпродуктивно.

 

1.      Шаклеина Т.А. Байков А.А. (Ред.) (2014) Мегатренды. М.: Аспект Пресс.

 

2.      Лукин А.В. (2016) Новая международная идеократия и Россия // Сравнительная политика. Т. 7. №1 (22).

 

3.      Лавров С.В. (2016) Историческая перспектива внешней политики России // Россия в глобальной политике.

 

4.      Печатнов В.О. Маныкин А.С. (2012) История внешней политики США. М.: Международные отношения.

 

5.      Там же.