А был ли мальчик? Макрон, H&M и прочие неожиданности Sharp power

Западные интеллектуалы не перестают придумывать термины для описания действий своего идеологического противника. «Sharp power» стал одним из последних по времени появления и применяется в отношении «нелиберальных режимов». Но не идет ли вновь речь о «двойных стандартах»?

François Bouchon/Le Figaro

Ситуация новой нормальности, постмодернизма и постправды приводит к мультипликации сущностей: чем наряднее и экзотичнее термин, тем быстрее его подхватывают экспертные сообщества. Одной из таких «ласточек», стала концепция «sharp power» («резкой силы»). Напомним, что Концепция «резкой силы» была впервые сформулирована некоммерческим фондом США «Национальный фонд демократии (NED)» (Организация США, признанная нежелательной в 2015 г. Генеральной прокуратурой РФ). Согласно их отчету, «нелиберальные режимы попытаются вмешаться в жизнь демократических стран, используя в свою пользу новые инструменты, предлагаемые глобализацией: манипулирование новостями, давление на политических и экономических субъектов, кибератаки».

Термин стал использоваться экспертами в отношении рассмотрения политического конфликта в цифровом измерении, которое влияет на общественное мнение, политику и экономику (кибервойны, fake-news, атаки хакеров). Например, летом 2020 г. гонконгский политолог Саймон Шен в известном издании «The Diplomat», развивает этот термин в отношении современной внешней политики Китая. Он пишет, что «мировые демократии ощутили боль» от применения sharp power со стороны Китая — в частности, речь идет о жестком подавлении «революции зонтиков» в Гонконге, «уйгурских лагерях для интернированных» и борьбе с Covid-19. Таким образом, с нашей точки зрения, основной арсенал методов sharp power сводится к дезинформации, подмене понятий, фейковым новостям, пропаганде, двойным стандартам, публичным заявлениям-провокациям.

Сегодня данная концепция не является характеристикой тех или иных групп стран, а представляет собой один из элементов глобального информационного противостояния, в котором задействованы большинство развитых государств. Для подтверждения данного тезиса рассмотрим два кейса — экономический и политический, — которые свидетельствуют о том, что инструментарий sharp power присущ не только России и Китаю.

Вопрос соблюдения прав человека в Синьцзян-Уйгурском автономном районе не первый год является одним из основных элементов критики китайского режима со стороны западного мира. Еще в 2014 г. западные журналисты и правозащитники заявили о появлении на территории СУАР «лагерей перевоспитания», в которые помещают уйгуров-мусульман. В 2018 г. вопрос обсуждался в ООН: эксперты заявили о том, что через лагеря прошли от одного до двух миллионов человек. Представители Китая назвали данные «абсолютно ложными». В июле 2019 г. в Комитет ООН по правам человека обратились 22 западных страны, которые потребовали призвать Китай прекратить массовые задержания этнических уйгуров и мусульман в Синьцзяне. Китай поддержали 33 страны, включая Россию. Дипломаты и эксперты ряда стран посетили лагеря и позитивно оценили их работу. Наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед ибн Салман Аль Сауд и вовсе заявил о том, что Китай «имеет право бороться с терроризмом».

В октябре-декабре 2019 г. США приняли санкции в отношении ряда политиков и нескольких десятков политических и некоммерческих организаций Китая, с которыми прекратили сотрудничество американские компании. «Правительство США и Министерство торговли не могут и не будут терпеть жестокое притеснение этнических меньшинств внутри Китая», — заявил в своем Twitter глава ведомства Уилбур Росс.

Спустя несколько месяцев ситуация перешла в русло экономики и крупного бизнеса. Китайские власти припомнили крупнейшим производителям одежды высказывания о притеснении прав человека при уборке хлопка в СУАР. Например, шведский концерн «H&M» заявил, что не будет закупать хлопок в этом районе, где произрастает 20% мирового хлопка. После того, как это утверждение распространилось в китайских соцсетях, в стране начался настоящий бойкот — китайцы стали сжигать вещи, отказываться от покупок, а на популярных онлайн-платформах вещи этой фирмы стало невозможно найти. Закрылись и офлайновые магазины H&M. Китайские власти тут же опубликовали в соцсетях видеоролики, где демонстрируется, как реально происходит сбор хлопка (это практически полностью автоматизированный процесс), и обвинили шведских предпринимателей в распространении слухов и желании заработать при этом на китайских потребителях.

Несмотря на то, что шведская компания является вторым ритейлером в мире по объему выручки, потеря китайского рынка может стать серьезной проблемой. По данным отчета компании за 2018 г., китайский рынок был одним из самых быстрорастущих и оказался четвертым по объему — после США, Германии, Великобритании. На конец 2018 г. тут было открыто 530 магазинов, которые вкупе с онлайн-продажами обеспечивали выручку на почти 11 млрд шведских крон (или чуть больше 1 млрд евро) — это примерно 5% и сопоставимо с прибылью компании за 2018 г. Помимо торговли стоит учитывать и стоимость потерянных рекламных контрактов — лица компании из КНР моментально заявили о разрыве всех отношений.

Интересно, что еще несколько лет назад тот же H&M, который так внимательно отнесся к мифическому рабскому труду на хлопковых плантациях СУАР, сам попадал в довольно неоднозначные ситуации. В 2013 г. британское издание «The Ecologist» сообщало о том, что на хлопковых плантациях в Узбекистане использовался не только принудительный, но и детский труд, однако, несмотря на вскрывшиеся факты, H&M продолжил сотрудничество с властями этой страны. В феврале 2017 г. The Guardian опубликовал расследование, в котором говорится о том, что на фабриках H&M работают дети, при этом они получают половину минимальной зарплаты, которая и так крайне невысока — 2,1 фунта стерлингов за 8-часовую смену.

Под волну бойкота в Китае попали и другие компании, которые распространяли негативные заявления о проблеме СУАР — Nike, Calvin Klein, Adidas, Tommy Hilfiger, Uniqlo, Converse, Puma.

Таким образом, мы видим, что крупный бизнес и официальные власти государств готовы озвучивать непроверенную информацию, создавать негативный имидж для конкретной страны с целью оправдания экономических санкций и политики экономического сдерживания и дестабилизации политического режима. Но ответные меры со стороны КНР они склонны расценивать именно как sharp power.

Второй кейс, который стоит рассмотреть, — борьба за умы во время пандемии. В упомянутой статье Саймона Шеня автор говорил о том, что в рамках борьбы с Covid-19 Китай «перешел линию национальной безопасности». Сложно понять, что именно он имел в виду, но брифинг французского лидера Эммануэля Макрона 25 марта 2021 г. развивает эту мысль. Президент Франции заявил, что Россия и Китай пытаются увеличить свое влияние при помощи вакцин: «Мы столкнулись с мировой войной нового типа, имея дело с действиями России и Китая, пытающихся через поставки вакцин получить влияние». Его поддержал министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан, который еще менее дипломатично высказался о том, что распространение вакцины «Спутник V» — «скорее средство пропаганды и агрессивной дипломатии, чем проявление солидарности».

Можно вспомнить, как «Спутник V» обсуждали во всем мире, когда он стал первой зарегистрированной вакциной мира — тогда по миру прокатилась огромная волна политизированных заявлений, обвинений в пропаганде за счет некачественного медикамента. В то же время компания «Pfizer», которая проводила испытания, не озвучивала их результаты до момента окончания подсчета голосов на президентских выборах в США. Сегодня «Спутник V» закупают в порядке очередности десятки стран по всему миру, включая и некоторые страны ЕС, а тем временем президент страны, которая занимает 4 место по числу заболевших, обвиняет другие страны в пропаганде, но не готов закупать вакцины в ущерб здоровью своих избирателей. Мы вновь видим обвинения в пропаганде, «удобные» трактовки, подмену понятий и создание негативного имиджа оппонентов, которые якобы ведут «мировую войну нового типа».

Рассмотренные кейсы показали, что не все так очевидно в концепции «sharp power». Уместно закончить словами В. Путина: «Когда мы оцениваем других людей или когда оцениваем даже другие государства, другие народы, мы всегда как бы смотримся как будто в зеркало, мы всегда там видим себя, потому что всегда перекладываем на другого человека то, чем мы сами дышим, чем мы являемся по сути. Я вспоминаю, в детстве мы во дворе, когда спорили друг с другом, говорили так: “Кто как обзывается – тот так и называется”».