Цифровая экономика — это экономика инноваций, а не изобретений

Какая страна сегодня задает правила и стандарты, по которым живет цифровая экономика? Стоит ли России в своем технологическом развитии ориентироваться на Китай? Почему нашей стране важно кардинальным образом пересмотреть государственный подход в технологической сфере? Эти и многие другие не менее интересные темы мы обсудили с Владимиром Коровкиным, руководителем направления цифровые технологии Московской школы управления СКОЛКОВО.

Какая страна сегодня задает правила и стандарты, по которым живет цифровая экономика? Стоит ли России в своем технологическом развитии ориентироваться на Китай? Почему нашей стране важно кардинальным образом пересмотреть государственный подход в технологической сфере? Эти и многие другие не менее интересные темы мы обсудили с Владимиром Коровкиным, руководителем направления цифровые технологии Московской школы управления СКОЛКОВО.

На чем стоит строить свое конкурентное преимущество той или иной стране, чтобы занять лидирующие позиции в технологической гонке?

Иван Данилин:
США и Китай: война за статус технологического лидера

Цифровая экономика — это экономика инноваций, а не изобретений. Очень важно разделять эти понятия. Изобретение — это любая вещь, имеющая принципиальную техническую новизну. Инновация — нечто, принятое рынком. Инновация может иметь очень низкую изобретательскую ценность, но при этом перевернуть весь мир. Лампочки А. Лодыгина и Т. Эдисона, радио Г. Маркони и А. Попова — пара ярких примеров. Сегодня конкуренция происходит за рынок, за способность устанавливать стандарты и правила, а не за техническую новизну. В этой конкуренции побеждает тот, у кого больше потребителей.

Почему такие технологии, как 5G, искусственный интеллект (ИИ) и квантовые вычисления перспективны и столь политически чувствительны?

Политически чувствительными их делает сама политика. Порой это происходит насильно. Сами по себе они полностью политически нейтральны. В настоящий момент технология 5G находится в стадии выявления лидирующего стандарта. Страна, которая его сформулирует, может получить, а может и не получить глобальное конкурентное преимущество (скажем, стандарт GSM родился в скандинавских странах, это дало определенную силу Nokia и Ericsson, однако они, похоже, очень переоценили размер этой силы).

ИИ даже близко не подходит к стадии стандартизации, и не факт, что это когда-либо произойдет. Эта технология открывает огромное поле для самостоятельных экспериментов. Важна культура создания и использования, критическая масса как производителей, так и заказчиков. При этом форсированное развитие через госзаказ (как, например, с системами распознавания лиц в Китае и России) может не принести результатов за пределами узкой конкретной области. Пока что алгоритмы очень плохо переносятся с одной задачи на другую.

Иван Тимофеев:
Дело Huawei: у них шпионы, у нас — разведчики?

Квантовые вычисления должны дать скачок в вычислительной мощности (это очень актуальный вопрос для России, которая, увы, стремительно теряет позиции на рынке суперкомпьютеров). Как эта мощность будет использоваться — совершенно отдельный вопрос.

Как технологические компании могут содействовать решению проблемы информационной безопасности и защиты критической инфраструктуры?

Технологические компании, собственно, реализуют эту защиту. Критическая инфраструктура собирается из отдельных компонентов. Очень важно, чтобы они были созданы с необходимыми защитными свойствами.

В 1980-х гг. США и Япония конкурировали в области высоких технологий. Сегодня на смену последней пришел Китай. Кто же побеждает?

Небольшое уточнение по 1980-м гг.: при всей силе японской промышленности страна не вырвалась в мировые технологические лидеры, не считая относительно периферийных, преимущественно бытовых областей (видеозапись, компьютерные игры и т.д.). Цифровая экономика XXI века пока что живет по правилам и стандартам, заданным, скорее, в США. Конкуренция с Японией, похоже, больше помогла американцам найти эффективные инновационные решения, чем помешала.

Интересно, что сегодня мы впервые в экономической истории сталкиваемся с ситуацией, когда потребительская мощность Востока и Запада (Китая и США-ЕС) примерно сопоставима. Это делает исход их конкурентной борьбы во многом непредсказуемым.

Сергей Карелов:
Каким будет место России в мире реализованных ИИ-стратегий?

Китай научился использовать силу не только своего постоянно богатеющего миллиарда потребителей, но и растущую силу развивающихся рынков всего мира. Однако эта страна пока что недостаточно опытна в мире потребительской экономики, у нее не хватает компетенций в создании продуктов, способных совершить прорыв на рынке — вроде iPhone. Этим, к слову, Китай отличается от Японии прошлого века, которая была способна на сильные инновации — переносные транзисторы, Walkman, Nintendo Game & Watch и т.д. Пока что Китай не создал самостоятельных глобальных платформ, что, впрочем, не означает, что он не сможет этого сделать в будущем. Однако технологическая закрытость китайского Интернета начинает играть роль серьезного барьера: компетенции и навыки пользователей внутри страны настолько отличаются от общемировых, что с трудом переносятся на другие рынки. Яркий пример — WeChat и его экосистемы.

Возможно ли разделение рынка технологий на отдельные, ориентированные на США и на Китай сферы? Что это может означать для России?

В какой-то мере разделение уже произошло. Китайская внутренняя цифровая жизнь весьма специфична. Не думаю, однако, что это имеет значение для третьих стран: использовать внутренние китайские технологии будет (а) сложно и (б) невыгодно. Ориентироваться России в своем технологическом развитии на Китай просто из желания альтернативы выглядит технологическим тупиком.

Где интересы США, России и Китая в наибольшей степени пересекаются, а где наблюдаются различия в стремлении стран продвигать и защищать свои технологические отрасли от иностранной конкуренции?

Лидия Кулик:
Инновации по-индийски

В идеальном мире чем больше вычислительной мощности выделяется на решение важных общечеловеческих задач, тем лучше. Безусловно, все страны мира заинтересованы в развитии цифровой медицины, образования, технологий Индустрии 4.0 и т.д. При этом есть реалии конкуренции — как рыночной, так и геополитической. Ключевой вопрос: действительно ли защита конкретной компании или даже целой подотрасли является стратегически удачным решением. Как правило защита означает создание искусственной дополнительной прибыли, то есть за нее платит либо потребитель, либо налогоплательщик. Компании под защитой такого рода часто начинают львиную долю полученной сверхприбыли тратить на лоббирование, а не на технологическое развитие. В результате потребитель оказывается все в более невыигрышном положении. Если мы говорим о промышленных потребителях, то возникает порочный круг потери конкурентоспособности: чем слабее ваши поставщики, тем слабее ваше предложение. Вы также начинаете искать защиты от глобальных конкурентов, ослабляя своих клиентов и т.д. Мне понравился в свое время ответ руководителя индийской ISRO на вопрос, почему они так мало закупают у отечественных поставщиков. Он сказал примерно следующее: «Мандат ISRO — развивать индийские космические программы, эффективно используя средства налогоплательщиков. Мы всегда рады купить индийскую продукцию, если она по цене и качеству соответствует этому мандату. Однако развивать индийскую промышленность, давая ей ценовые преференции, противоречит нашему мандату».

В каких технологических отраслях для России необходим кардинально иной государственный подход?

Практически во всех. Как уже было сказано, вопрос не в технологиях, а в рынках. Российские государственные программы в области цифровой экономики — во многом продукт ностальгии по атомной и космической программам времен СССР. Это ложные аналогии. Мы конкурируем не с сопоставимыми государственными программами, а с невероятно широким полем частных инициатив и экспериментов. В этой конкуренции очень мало пространства для прямого действия в духе «давайте вложимся в ...». В ней можно выиграть лишь за счет развития среды. Государству полезно стать эффективным рыночным заказчиком цифровых технологий, но еще важнее — совершать минимум действий, которые мешают развиваться национальным «цифровым чемпионам» (сильным частным компаниям). Особенно вредны любые намеки на национализацию отрасли. Также не помогает обсессия вопросами безопасности.

В каких областях Россия наиболее и наименее конкурентоспособна на мировом рынке высоких технологий?

Василий Кашин:
Какие возможности открываются для России в условиях технологического противостояния США и Китая?

В России сейчас 3 суперкомпьютера из мирового списка топ-500 — меньше, чем в Италии или Сингапуре. В мировых цифровых рейтингах страна в лучшем случае занимает позицию в середине третьего десятка. Есть несколько относительно узких областей, где мы действительно конкурентоспособны, что связано с традиционной силой математической школы. Однако надо отдавать себе отчет — мы крепкий середняк в глобальном масштабе. Строить стратегии развития нужно на этом осознании, и только тогда они будут реалистичными.

Какие возможности для России открывает технологическая конкуренция между США и Китаем?

Поскольку мы в большой степени являемся покупателями на мировом рынке технологий, борьба сильных поставщиков нам объективно выгодна. Снижение цен, получение неценовых преференций, возможность настаивать на создании альянсов и трансфере технологий. К сожалению, мы не выглядим пока что действительно квалифицированным покупателем, умело использующим все возможности мирового рынка.

Беседовала Анастасия Толстухина, программный координатор и редактор сайта РСМД.