Взаимодействие США с ЕС в области энергетики началось после нефтяных кризисов 1970-х гг., ставших поворотными событиями для всех импортеров энергоресурсов. После этих кризисов Европа и США совместными усилиями стремились стабилизировать глобальную энергетическую систему. В 1974 г. по инициативе США в Вашингтоне прошла конференция основных стран-импортеров энергоресурсов, в ходе которой было принято решение о создании Международного энергетического агентства (МЭА), выступающего в качестве противовеса Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК). Государства — члены МЭА взяли на себя обязательство в случае чрезвычайной ситуации хранить запасы нефти, объем которых эквивалентен объему чистого импорта нефти, как минимум в течение 90 дней. Проблеме энергобезопасности США и европейские страны уделяли внимание и во время военных операций — например, совместно охраняли нефтяные танкеры в годы ирано-иракской войны 1980–1988 гг.
Энергетическое взаимодействие США и ЕС прошло через несколько этапов — от координации в период после мировых нефтяных кризисов 1970-х гг. до усиливающихся разногласий и малоинтенсивного взаимодействия на узких направлениях. Отношения между Вашингтоном и Брюсселем, в отличие от, например, отношений России и ЕС, не основываются на экономической взаимодополняемости, которая могла бы обеспечить устойчивый, неподверженный политическим колебаниям характер взаимодействия. Именно изменения в общей системе трансатлантических отношений приводят к тому, что позиции США и Евросоюза начинают расходиться не только по вопросам, касающимся энергетики, но и по глобальной повестке, в том числе — по проблеме изменения климата. Извлечь выгоду из сложившейся ситуацией могла бы Россия: одним из направлений «Зеленого курса» ЕС является развитие водородной энергетики (производство водорода без выбросов углекислого газа), и Россия могла бы использовать этот шанс для создания нового канала сотрудничества с Европой.
Взаимодействие США с ЕС в области энергетики началось после нефтяных кризисов 1970-х гг., ставших поворотными событиями для всех импортеров энергоресурсов. После этих кризисов Европа и США совместными усилиями стремились стабилизировать глобальную энергетическую систему. В 1974 г. по инициативе США в Вашингтоне прошла конференция основных стран-импортеров энергоресурсов, в ходе которой было принято решение о создании Международного энергетического агентства (МЭА), выступающего в качестве противовеса Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК). Государства — члены МЭА взяли на себя обязательство в случае чрезвычайной ситуации хранить запасы нефти, объем которых эквивалентен объему чистого импорта нефти как минимум в течение 90 дней. Проблеме энергобезопасности США и европейские страны уделяли внимание и во время военных операций — например, совместно охраняли нефтяные танкеры в годы ирано-иракской войны 1980-1988 гг.
В начале 1990-х гг. на смену периоду трансатлантической координации пришел период увеличивающихся расхождений. В Европе стал активно развиваться климатический трек, а США продолжали делать ставку на безопасность энергоснабжения и ценовую доступность энергоресурсов. Некоторое сближение произошло в 2000-х гг. на фоне турбулентности на мировых энергетических рынках: тогда случились российско-украинские газовые конфликты, а после прихода к власти администрации Б. Обамы американская энергетическая политика стала в большей степени, чем раньше, ориентироваться на экологичность и устойчивость.
В конце 2000-х гг. отношения между Вашингтоном и Брюсселем в сфере энергетики были оформлены институционально. В 2009 г. был создан Энергетический совет ЕС-США под председательством госсекретаря и министра энергетики (со стороны США) и Высокого представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности, вице-председателя Еврокомиссии по делам Энергетического союза и еврокомиссара по вопросам энергетики и климата (со стороны ЕС). С момента создания встречи Энергетического совета прошли восемь раз. В рамках Совета действуют три рабочие группы (по технологиям, энергетической политике и энергобезопасности), при этом акцент делается именно на устойчивом развитии и обсуждении технологических инноваций в сфере энергетики, в частности — электроэнергетики.
Согласно установочному документу, результаты деятельности Энергетического совета обсуждаются в ходе саммитов ЕС-США, созыв которых предусмотрен Трансатлантической декларацией 1990 г. Последние Саммиты ЕС-США проходили в 2010 и 2014 гг. На повестке Саммита 2010 г. оказались европейские и американские стандарты в области чистых технологий, координированное сокращение парниковых выбросов и сотрудничество между научно-исследовательскими центрами и экспертными кластерами с целью выработки стандартов для электромобилей. Саммит 2014 г. был посвящен диверсификации энергопоставок и экспорту американского СПГ в Европу, подготовке к Парижскому саммиту 2015 г. На нем также обсуждалась необходимость привлечения Китая и Индии к обязательствам по сокращению выбросов углекислого газа. Кроме того, в ходе Саммита 2014 г. ЕС призвал США к более содержательному обсуждению проблемы изменения климата в рамках трансатлантического диалога в сфере энергетики. Все это стало показательный моментом, поскольку именно климатическая тематика является камнем преткновения между США и Европой.
«Зеленый курс»: полный вперед
«Зеленый курс» («The European Green Deal») был представлен в декабре 2019 г., когда начал работать новый состав Еврокомиссии во главе с Урсулой фон дер Ляйен. Этот «курс» состоит из ряда инициатив, призванных обеспечить реализацию секторальных стратегий ЕС в соответствии с принципами устойчивого развития и добиться климатической нейтральности Евросоюза к 2050 г. Это означает, что выбросы парниковых газов от европейской промышленности должны радикально снизиться (в идеале — до нулевых показателей), и для этого ЕС планирует заняться трансформацией энергетической системы, изменением стандартов строительства, пересмотром приоритетов инвестиционной политики, сохранением биологического разнообразия и устранением социального неравенства.
Такая амбициозная цель — климатическая нейтральность — была впервые зафиксирована в так называемой Стратегии-2050, принятой в 2018 г., сразу после проведения в Катовице (Польша) 24-й конференции в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата, затем — в документе Генерального директора по энергетике «Чистая энергия для всех европейцев». Все три документа очень схожи по наполнению и преследуют одну цель — превращение ЕС в справедливое и процветающее общество с современной, ресурсоэффективной, конкурентоспособной и климатически нейтральной экономикой. Непосредственно в «Зеленом курсе» зафиксирована новая установка: снизить выбросы парниковых газов на 50% или даже 55% (вместо текущих 40%) по сравнению с уровнем 1990 г. По состоянию на 2018 г. европейцы сократили выбросы на 23%. «Зеленый курс» также отличается от других документов наличием жесткого графика принятия мер и предусматривает создание нескольких механизмов для реализации намеченных целей. Так, согласно графику, уже в марте 2020 г. был одобрен первый европейский климатический закон (European Climate Law), благодаря которому климатическая нейтральность из политической декларации превратилась в юридическое обязательство.
Особое место в рамках «Зеленого курса» занимает вопрос финансирования. По оценкам Еврокомиссии, для достижения поставленных целей Евросоюзу ежегодно необходимо 260 млрд евро. В Брюсселе называют три основных источника привлечения инвестиций: бюджет ЕС (25% расходов — на борьбу с изменением климата и энергетический переход), Европейский инвестиционный банк, национальные банки и международные финансовые структуры, а также новый Механизм справедливого перехода, в рамках которого будет создан Фонд справедливого перехода (150 млрд евро). Механизм справедливого перехода создается для того, чтобы помочь тем регионам ЕС и секторам экономики, которые в наибольшей степени затронуты энергетическим переходом в виду их сильной ресурсной зависимости.
«Зеленый курс» — это масштабный, концептуально позитивный проект, который на практике, однако, сталкивается с рядом трудностей. Во-первых, слабая сторона этого «курса» заключается в реальной структуре энергобаланса ЕС. В нем доля углеводородов составляет 74%, а доля ВИЭ — меньше 10%. Получается, что для декарбонизации нужно радикально изменить структуру энергопотребления, что проблематично и с экономической, и с технической точек зрения. Во-вторых, новые инициативы предусматривают привлечение колоссальных объемов инвестиций (суммарно — более 1 трлн евро), о которых, несмотря на разработанные планы, говорить пока можно лишь в сослагательном наклонении. Кроме того, простые граждане ЕС выступают с критикой «зеленого курса», предполагая, что финансирование энергетического перехода будет осуществляться во многом с помощью дополнительного налогообложения. Наконец, на ЕС приходится только 10% мировых выбросов парниковых газов, и даже если Европа действительно станет климатически нейтральной, полностью решить проблему потепления климата это не поможет.
А как же США?
В новом «Зеленом курсе» США не упомянуты ни разу. Американские эксперты говорят о наивности европейцев, полагающих, что в борьбе с климатическими проблемами можно обойтись без Соединенных Штатов. Действительно, на США приходится 14,2% мировых выбросов СО2, однако стремление Брюсселя дистанцироваться от Вашингтона на климатическом треке объясняется не просто наивностью европейцев или их отрицанием очевидного, а более глубинными причинами. Во-первых, в ЕС давно считают, что США — это не тот игрок, который сможет помочь в продвижении экологической повестки в области энергетики; и в Вашингтоне, что стало особенно очевидным при администрации Д. Трампа, действительно нет такого же, как в Брюсселе, интереса к климатической проблематике. После случившейся в конце 2000-х гг. «сланцевой революции», благодаря которой США превратились из нетто-импортера энергоресурсов в одного из ведущих экспортеров нефти и газа, Вашингтон и Брюссель существуют в разных парадигмах: США задействуют весь административный и политический инструментарий для продвижения своих компаний на мировых энергетических рынках, а Евросоюз, оставаясь нетто-импортером энергоресурсов, стремится любыми способами эту импортную зависимость уменьшить. Во-вторых, такая попытка Евросоюза «игнорировать» США является очередным свидетельством размывания трансатлантической солидарности, которая культивировалась между союзниками на протяжении нескольких десятилетий. Осознавая, что полностью добиться стратегической автономности от США не удастся, ЕС старается повысить свою значимость на международной арене, поддержать свою экономическую и политическую конкурентоспособность. В документах институтов ЕС неоднократно подчеркивалось, что именно активное продвижение климатической повестки является инструментом, позволяющим реализовывать эти цели.
***
Энергетическое взаимодействие США и ЕС прошло через несколько этапов — от координации в период после мировых нефтяных кризисов 1970-х гг. до усиливающихся разногласий и малоинтенсивного взаимодействия на узких направлениях. Отношения между Вашингтоном и Брюсселем, в отличие от, например, отношений России и ЕС, не основываются на экономической взаимодополняемости, которая могла бы обеспечить устойчивый, неподверженный политическим колебаниям характер взаимодействия. Именно изменения в общей системе трансатлантических отношений приводят к тому, что позиции США и Евросоюза начинают расходиться не только по вопросам, касающимся энергетики, но и по глобальной повестке, в том числе — по проблеме изменения климата. Извлечь выгоду из сложившейся ситуацией могла бы Россия: одним из направлений «Зеленого курса» ЕС является развитие водородной энергетики (производство водорода без выбросов углекислого газа), и Россия могла бы использовать этот шанс для создания нового канала сотрудничества с Европой.