Перспективные сегменты закупок российской военной техники Ираном: бронетанковая техника, артиллерия, военно-морская техника
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Голосов: 6, Рейтинг: 5) |
(6 голосов) |
Независимый аналитик рынков вооружений
В обозримой перспективе Иран, стремящийся приоритетно наращивать потенциал своих вооруженных сил и развивать производственно-технологические компетенции оборонной промышленности и нуждающийся в оказании технической помощи и поставках современных вооружений, может стать одним из ведущих импортеров вооружений и технологий оборонного назначения. Наличие крупных нефтегазовых ресурсов потенциально может обеспечить Тегерану довольно значительные финансовые ресурсы для реализации намеченных программ перевооружения армии и модернизации военной промышленности, даже несмотря на ряд нерешенных социально-экономических проблем.
Ключевым препятствием для этого являются крайне конфронтационные отношения Ирана с США, Израилем и большинством ближневосточных государств, а также во многом производная от них неоднозначная позиция западноевропейских государств. Очевидно, что этими государствами будет проводится, пусть и не консолидировано, политика по недопущению сколь-нибудь значимого усиления Ирана и, как следствие, оказание возможного давления (влияния) на потенциальных поставщиков по линии военно-технического сотрудничества, в т.ч. под тезисами региональной экспансии Ирана и теневого развития его ракетной и ядерной программ.
Россия, учитывая дружественные отношения с Ираном и его право на укрепление своей обороноспособности, а также опасения его оппонентов (как реальные, так и мнимые), развивала и планирует продолжать развитие отношений с Тегераном в сфере военно-технического сотрудничества основываясь на главенстве норм международного права и объективной оценке военного баланса в регионе.
При этом, несмотря на заинтересованность как России, так и Ирана в развитии отношений в сфере военно-технического сотрудничества, Иран является, пожалуй, одним из сложных и непредсказуемых партнеров. Об этом свидетельствует ретроспективная оценка двусторонних связей в данной сфере. С учетом ставки на обеспечение самодостаточности в ключевых сферах оборонной промышленности и научно-технологического развития, Иран ориентирован не просто на обеспечение текущих потребностей вооруженных сил, но и на получение недостающих технологий для модернизации научно-исследовательской и производственной базы оборонной промышленности, опираясь на определенный уровень собственных компетенций. Немаловажным является и наращиваемый Россией масштаб экономического и инвестиционного присутствия в экономике Ирана, что является одним из стимулирующих и связующих факторов для интегрированного развития двусторонних связей.
При этом в военно-политическом руководстве Ирана существуют весьма разнообразные и противоречивые подходы к организации военно-технического сотрудничества (закупок вооружений и организации лицензионного производства) с зарубежными поставщиками, что является следствием конфликта интересов внутри политических элит, командования вооруженных сил и КСИР в части раздела сфер влияния в различных сегментах иранской экономики, в т.ч. в обороной промышленности. К этому же необходимо отнести и весьма неоднозначное отношение иранских элит (части военных и религиозных лидеров) к углублению сотрудничества с Россией. Кроме того, несмотря на текущее ухудшение отношений с западными государствами, нельзя исключать вероятность того, что Иран в будущем не будет использовать перспективу развития или минимизации ВТС с Россией в качестве элемента торга с западными государствами.
Исходя из совокупности внешних и внутренних конъюнктурных факторов, необходимо отметить, что, несмотря на ограниченность вариантов получения Ираном масштабной военно-технической помощи извне, дальнейшее выстраивание сотрудничества в данной сфере ставит перед Россией весьма непростые задачи. Это касается и вопросов выстраивания оптимального баланса интересов, и «геополитической конкурентоспособности» с прочими потенциальными игроками и в первую очередь с Китаем.
Исходя из военно-политических амбиций и ставки на самодостаточность в закупках вооружений, а также опираясь на наличие довольно развитой промышленной базы, определенных компетенций и имеющихся наработок по перспективным образцам, Иран, похоже, действительно намерен отказаться от прямых закупок бронетанковой техники в среднесрочной перспективе, точнее основных танков. Интерес представляет «приобретение технологий и компетенций», возможно в рамках организации лицензионного производства.
В сегменте легкой бронетехники для Ирана, похоже, действительно нет насущной необходимости даже в этом — созданные копийные аналоги БМП и бронетранспортеров, в целом удовлетворяют требованиям военных, а усовершенствование состава вооружения и систем управления вооружением иранская промышленность постарается решить посредством их последующей модернизации.
Более проблематичен для Ирана сегмент основных танков, преимущественно представленный пусть и периодически модернизируемыми, но устаревшими образцами зарубежного производства. Зарубежные специалисты, исходя из состава и технического состояния танкового парка иранской армии, оценивают объем потребных закупок в пределах от 300 до 1000 единиц. В числе наиболее проблематичных и нуждающихся в замене — советские Т-54/Т-55 (захваченные в ирано-иракской войне и модернизированные в вариант Safir, около 190 ед.) и Т-62 (около 75 ед.), китайские Type-59/Type-69 (около 400 ед.), американские M47/М48 (около 170 ед.) и M60А1 (ок. 150 ед), Chieftain Mk3/Mk5 (ок. 100 ед.) и их модернизированные версии. Более-менее современными являются лицензионные советские танки Т-72С (выпущено 480 ед.) и танки иранской разработки Zulfiqar (около 150 единиц), хотя и они по своим ТТХ не соответствуют современным требованиям и нуждаются в модернизации. Например, в оснащении современными системами управления вооружением и системами активной и пассивной защиты.
В контексте закупок российской техники Иран изначально проявлял заинтересованность в современных танках типа Т-90С/Т-90СМ, а также в обеспечении модернизации стоящих на вооружении танков Т-72 и разработанных на их основе иранских образцов, в части продления их жизненного цикла (особенно это касается замены силовых установок) и интеграции современных систем управления огнем и оборудования связи.
В силу острой необходимости перевооружения современной бронетанковой техникой, по отдельным оценкам, Иран мог бы выделить на закупку танков порядка 3–5 млрд. долл. Однако с начала 2016 г. иранские военные стали муссировать тезис об отсутствии целесообразности дальнейшей проработки этого вопроса, а в начале февраля 2016 г. командующий сухопутными войсками иранских ВС Ахмад Реза Пурдастан заявил, что Иран снял с повестки дня вопрос о закупке российских танков Т-90 ввиду ориентированности на закупку бронетехники собственного производства, в частности перспективных танков Karrar.
Зарубежные специализированные интернет-ресурсы отмечали, что демарш Ирана в вопросе закупки Т-90 был обусловлен конфликтом интересов внутри политических элит и КСИР, следствием стало разграничение сфер в обороной промышленности. В частности, указывалось, что, несмотря на заинтересованность в закупке 300 танков Т-90 со стороны командования сухопутных войск, командование КСИР пролоббировало решение о нецелесообразности данной сделки через окружение аятоллы Хомейни, что впоследствии трансформировалось в официальную позицию Министерства обороны Ирана об отсутствии необходимости закупки Т-90 ввиду готовности к запуску в производство танка национальной разработки Karrar на заводе в Доруде, при этом Karrar существовал только в качестве прототипа.
В середине февраля 2016 г. заместитель командующего сухопутными войсками Ирана Киомарс Хейдари отметил сохраняющуюся заинтересованность в приобретении танков Т-90, но исключительно при условии передачи технологий производства. Тогда же главным редактором Iran Press Эмадом Абшенассом была озвучена вероятность достижения Россией и Ираном договоренности о совместном производстве «современных моделей танков».
Поскольку разработать современную машину (и тем более обеспечить массовый серийный выпуск) у Ирана в ближайшие годы, видимо, не получится из-за объективного отсутствия необходимых компетенций по целому кругу направлений (системы пассивной и активной защиты, управления огнем, силовые установки), можно предположить, что несмотря на высказывания иранских официальных лиц, сохраняется вероятность реанимирования Ираном интереса к Т-90СМ. В данной связи напрашивается прямая аналогия с Индией, также периодически декларирующей превосходство танка национальной разработки Arjun (аналогично иранским Zulfiqar, Karrar и Tiam являющегося компиляцией технических решений российских и западных танков) над «несовершенными и проблемными» российскими Т-90С, но фактически использующей эти информационные вбросы для «вытягивания» из России дополнительных уступок по передаче технологий.
Также по оценкам российских и зарубежных наблюдателей, с большой долей вероятности, демонстрацией успехов национального танкостроения Иран стремится показать России вероятность полной потери иранского рынка. Делается это с целью получения максимальных уступок при реанимировании вопроса закупок Т-90СМ с передаче технологий. Делая при этом акцент на обязательный трансферт технологий, Иран с учетом однозначной ориентированности на самодостаточность в оборонной сфере в перспективе вряд ли будет заинтересован и в последующем привлечении российских компаний к работам по модернизации бронетехники советской или российской разработки.
Артиллерийское и стрелковое вооружение, боеприпасы
В сегменте артиллерийского и стрелкового вооружения, из-за практически полного обеспечения вооруженных сил образцами собственного производства, Иран практически не нуждается в сколь-нибудь масштабных зарубежных закупках. При этом интересно, что в 2016 г. Ираном была закуплена партия российских автоматов АК-103 (одновременно в Германии были закуплены автоматические винтовки G3 Heckler&Koch), что, вероятно, может быть связано с имевшимися трудностями налаживания серийного производства собственных разработок 5,56-мм штурмовой винтовки KH-2002 Khaybar и автоматической винтовки Fateh (формально принятых на вооружение в 2004 г. и 2014 г. для замены советских АК-47 и германских G3).
Военно-морская техника
В сегменте военно-морской техники в обозримом будущем главным ограничителем является отсутствие у Ирана больших финансовых ресурсов, что ставит в приоритет приобретение наиболее критичных для эффективной обороны образцов вооружений. Кроме того, в условиях подавляющего превосходства со стороны превосходящих экспедиционных сил ВМС США и их союзников, а также вероятного массированного авиационно-ракетного удара, Иран вынужден делать ставку на развитие мобильных легких сил (ракетных катеров) и подводного состава как наименее уязвимой компоненты своих ВМС.
Приоритетным предметом закупок выступают подводные лодки — наиболее эффективный и защищенный элемент активной обороны на морском театре военных действий. Здесь у Ирана объективно отсутствует альтернатива России в привлечении к ремонту и модернизации ДЭПЛ проекта 877ЭКМ (несмотря на декларируемые успехи в самостоятельном обеспечении их восстановительного и капитального ремонта), а также потенциальным поставкам новых единиц.
Ранее — в 2005–2006 гг. — уже прорабатывалось заключение контракта на проведение ремонта и модернизации трех проекта 877ЭКМ, включая их оснащение новым ракетным комплексом Club-S с дальностью пуска 200 км. При этом стоимость работ по модернизации одной единицы оценивалась в пределах 80-90 млн долл. Также рассматривалась вероятность поставки Ирану более совершенных ДЭПЛ проекта 636 «Варшавянка» — прогнозируемая потребность ВМС Ирана оценивалась в пределах 3-6 единиц, на общую сумму в 1-2 млрд долл. Однако дальнейшая проработка потенциальных контрактов тогда была приостановлена из-за введения против Ирана международных санкций.
По заявлению заместителя министра обороны Ирана Абдулкарима Банитарафи во время авиасалона МАКС-2017, Иран сохраняет заинтересованность в модернизации эксплуатируемых российских ДЭПЛ и готов рассмотреть предложения по закупке новых единиц. Также в Тегеране заинтересованы в закупке малых ДЭПЛ П-650Э «Пиранья-Т». При этом российские эксперты отмечали приоритетность получения Ираном возможности ознакомления с применяемыми техническими и технологическими решениями для развития собственных компетенций в данном сегменте.
Учитывая стремления Ирана к диверсификации закупок, зарубежные специалисты указывают на вероятность переориентации на закупки китайских НАПЛ Type 039A и Type 039C с воздухонезависимой силовой установкой (экспортная версия НАПЛ типа Yuan), а также малых ДЭПЛ S20, с перспективой освоения интересующих критических технологий, что потребует от России более комплексного подхода при продвижении своих предложений. При этом, учитывая тот факт, что китайские платформы разработаны на базе локализованных и усовершенствованных российских технологий, также вероятен риск утери Россией конкурентных преимуществ даже в области участия в работах по ремонту и модернизации ранее поставленных ДЭПЛ.
В зарубежных закупках надводных кораблей у Ирана столь критическая необходимость отсутствует, поэтому вряд ли стоит ожидать каких-либо заказов в ближайшем будущем. Исключением станет возможное привлечение России к оказанию технической помощи в проектировании и постройке новых единиц. При этом сильным конкурентом в этом вопросе является Китай, ранее поставлявший ракетные катера China Cat и Thondar/Hudong (с организацией сборки на иранских верфях) и оказывающий техническое сопровождение в постройке новых единиц, в частности фрегатов УРО типа Moudge. В более отдаленной перспективе, как указывают зарубежные специалисты, вероятен интерес Ирана к закупкам китайских надводных платформ; как вариант — эсминцев УРО проекта Type 052, фрегатов УРО Type 054А и Type 057, корветов УРО C-28A, патрульных стелс-катамаранов Type 022 с ПКР.
С учетом ориентированности на дальнейшее наращивание иранскими ВМС возможностей «проецирования силы» (в начале второй декады 2000-х гг. планировалась постройка не менее трех средних танкодесантных кораблей для ВМС Ирана в дополнение к семи имеющимся), возможно реанимирование интереса Ирана и к закупке современных десантных и амфибийных кораблей.
В зарубежных источниках и специализированных российских интернет-ресурсах приводилась информация о возможном интересе Ирана к закупке российских десантных кораблей проекта 11711Э типа «Иван Грен» (шести единиц стоимостью порядка 300 млн долл. каждый), а также кораблей на воздушной подушке типа «Мурена» и «Зубр».
При этом вероятность поставки Ирану Россией крупных десантных платформ (корабли проекта 11711Э способны обеспечить переброску батальона морской пехоты, 13 танков или 36 БМП/БТР и не менее 300 человек) неочевидна, поскольку это радикально повысит возможности иранских ВМС по «проецированию силы» в акватории Персидского и Оманского залива, что вызовет крайне негативную реакцию сопредельных государств. Также неочевидна заинтересованность России в поставке Ирану крупных амфибийных кораблей, наличие которых будет способствовать перспективному росту компетенций иранского судостроения в данном сегменте. В недалеком будущем Иран будет вполне способен построить их аналоги, в т.ч. на каспийских верфях, что (с учетом сохраняющейся остроты нерешенных вопросов о статусе Каспия) внесет дополнительную напряженность в региональный военный баланс и отношения России с прикаспийскими государствами СНГ.
В числе прочей номенклатуры военно-морской техники Иран выражал заинтересованность в закупке у России специального морского спасательного оборудования для обеспечения потребностей своих ВМС.
Прочие сегменты
Дополнительным базисом для стимулирования перспективного военно-технического сотрудничества и продвижения на потенциально емкий иранский рынок российской военной продукции является наращиваемый Россией масштаб экономического и инвестиционного присутствия в экономике Ирана (в т.ч. в нефтегазовом секторе), а также поставок высокотехнологичной продукции и услуг. В этом вопросе российским компаниям еще предстоит доказать свою конкурентоспособность с учетом приоритетной ориентированности Ирана на развитые азиатские страны, а при нормализации отношений на западноевропейские страны. Наряду с установившимся партнерством в области региональной безопасности, диверсифицированные внешнеторговые связи будут одной из составляющих геополитической конкурентоспособности России в Иране, а также одним из стимулирующих и связующих факторов интегрированного выстраивания подлинно стратегического партнерства.
В ходе визита президента России Владимира Путина в ноябре 2016 г. в Иран стороны заявили о совместных планах по расширению сотрудничества в нефтегазовом и энергетическом секторе, реализации инфраструктурных проектов на иранской территории, а также планируемом переходе к расчетам в торговых сделках в национальных валютах вместо доллара США. При этом с марта 2018 г. Иран официально отменил использование доллара США при расчетах за импортируемые товары. Согласно оценке председателя комитета по финансовому рынку Государственной Думы РФ Анатолия Аксакова, доля рубля в торговом обороте между Ираном и Россией к началу 2017 г. составляла порядка 32%.
По итогам 2017 г. товарооборот России с Ираном составил около 1,71 млрд долл., причем из них экспорт России в Иран составил 1,31 млрд долл из них. Для сравнения, по итогам 2016 года сообщалось об объеме товарооборота в 2,18 млрд долл. Посол Ирана в РФ Мехди Санаи отмечал, что с учетом имеющегося потенциала в среднесрочной перспективе двусторонний товарооборот может достичь 10 млрд долл.
Российско-иранские соглашения 2016 г. в рамках пятилетнего плана стратегического сотрудничества включали 35 приоритетных направлений в сферах энергетики, развития портовой инфраструктуры и железнодорожной сети. Кроме того, состоялось подписание соглашения о создании зоны свободной торговли между Евразийским экономическим союзом и Ираном — проект соглашения подписан в июле 2016 г., в апреле 2018 г. одобрен Правительством России. По словам посла Ирана в России Мехди Санаи, подписанные и прорабатываемые двусторонние соглашения охватывают широкий спектр тем, включая промышленность, шахты, авиакосмическую отрасль, легкое и тяжелое автомобилестроение, нефтегазовую промышленность, нефтехимию, сельское хозяйство и т.д. Суммарный ообъем сделок составил 40 млрд долл.
Масштабные совместные проекты планируется реализовать в нефтегазовой сфере. Россия и Иран, занимающие, соответственно, первое и второе место в мире по запасам природного газа и контролирующие 50 процентов его мировых запасов и значительную долю мировых запасов нефти (Иран занимает 4 место с долей 9,3% и объемом 158,4 млрд барр/21,8 млрд т, Россия — 6 место с долей 6,4% и объемом 109,5 млрд барр/15,0 млрд т), объединившись, получили бы возможность проведения консолидированной политики и смогли бы существенно влиять на мировые рынки, что нивелировало бы объективно конкурирующее положения России и Ирана на нефтегазовом рынке, в т.ч. и в части влияния иранских экспортных объемов на биржевые котировки. При этом важно, что именно доходы от экспорта углеводородов станут финансовым ресурсом для оплаты Ираном ожидаемых закупок вооружений.
Иранские чиновники не раз озвучивали планы по привлечению российских нефтегазовых компаний к разработке иранских углеводородных месторождений и строительству нефтегазовой транспортной инфраструктуры. Что касается их практической реализации, «Роснефтью» в начале ноября 2017 г. были подписаны соглашения с иранской нефтяной компанией NIOC по ряду проектов в нефтегазовой сфере с общим объемом инвестиций в 30 млрд долл. с перспективой добычи до 55 млн тонн нефти. Также предполагается привлечение российского «Газпрома» к реализации проекта по строительству газопровода из Ирана в Индию (его протяженность составит 1200 км, проложен он будет по дну Персидского залива и через территорию Пакистана).
Россия как один из гарантов соглашения по иранской ядерной программе остается приоритетным партнером Ирана в развитии его атомной энергетики. «Росатом», по контракту 2014 г., продолжает строительство второго и третьего энергоблоков АЭС «Бушер», завершения работ ожидается в 2026 году. С учетом масштабного проекта строительства в составе шести энергоблоков можно говорить о почти монопольном положении России в перспективном развитии иранской атомной энергетики.
Также российские компании планируется привлекать к реализации ряда проектов по строительству новых ТЭС и модернизации имеющихся. Так, компанией «Технопромэкспорт» ведется строительство ТЭС «Сирик» мощностью 1400 МВт (с предоставлением экспортного кредита на пять лет в размере 1,2 млрд евро, покрывающего 85% стоимости проекта). Также сообщалось о наличии контрактов с «Объединенной двигателестроительной корпорацией» на поставку газотурбинных установок.
В части транспортных инфраструктурных проектов Россия и Иран совместно с Азербайджаном намерены развивать Международный транспортный коридор «Север-Юг» (International North-South Transport Corridor — INSTC), включающий автомобильный, железнодорожный и морской маршрут протяженностью 7 200 км. Он свяжет Индийский океан и Персидский залив с Каспийским морем через Иран, с последующим выходом к Северной Европе через Россию (проект также свяжет Оман, Иран, Турцию, Азербайджан, Армению, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Беларусь, Сирию, Болгарию). Объем инвестиционных вложений составляет порядка 1 млрд долл.
Весьма масштабные перспективы сотрудничества существуют и в сегменте транспортных платформ. В декабре 2017 г. было подписано соглашение организации в Иране совместного производства подвижного состава и вагонов различного назначения (350 локомотивов, 20 000 грузовых вагонов, 1000 пассажирских вагонов), а также вспомогательного оборудования общей стоимостью в 3 млрд евро. По информации Минпромторга России, Иран также обозначил заинтересованность в закупке у России гражданских судов различного назначения и организации производства российских автомобилей. Так, сообщалось об имеющихся предварительных договоренностях о поставках автомобилей «КАМАЗ» и «ВАЗ».
Российские СМИ также сообщали о заинтересованности Ирана в закупке российских спутников мониторинга земной поверхности. В частности, речь идет об оказании Россией поддержки по развертыванию в 2018 г. иранской системы спутникового мониторинга на базе группировки российских спутников Каннопус-В1 (Kanopus-V1), а также перспективном использовании российской навигационной системы ГЛОНАСС и размещении на иранской территории наземной обеспечивающей инфраструктуры.
С ужесточением конфронтационной позиции США и вынужденной солидарности западноевропейских стран, Иран, похоже, сделал определенный выбор в пользу России и в сегменте гражданской авиатехники. Произошло это после явного дрейфа в сторону преимущественного интереса к сотрудничеству с западными странами после отмены большей части международных санкций. На фоне вялотекущего обсуждения перспектив контрактации подписанного с Россией в 2016 г. меморандума о взаимопонимании относительно продвижения на иранский рынок регионального самолета SSJ-100 Иран в конце 2016 г. подписал масштабные контракты с американской корпорацией Boeing (на поставку 80 пассажирских лайнеров Boeing-737 и Boeing-777 на сумму 16 6 млрд долл.) и европейской Airbus (на закупку 100 авиалайнеров (в т.ч. 46 A320, 38 A330 и 16 A350 XWB) на сумму 20 млрд долл.), а также 20 турбовинтовых региональных самолетов ATR 72-600 с опционом на 20 единиц (общая стоимость сделки 1 млрд долл).
Только торможение и затем фактическое блокирование в 2017 г. из-за конфронтационной позиции США реализации данных сделок (сообщалось, что фактически было получено только три лайнера Airbus и восемь ATR), подвигло Иран к реанимированию обсуждения с Россией перспективной закупки региональных лайнеров Superjet-100, с условием «минимизированного состава компонентов западного производства». В апреле 2018 г. на проходившем в Турции авиасалоне Eurasia Airshow 2018 года состоялось подписание АО «Гражданские самолеты Сухого» соглашений с иранскими авиакомпаниями Iran Air Tour и Iran Aseman Airlines на поставку 40 региональных лайнеров Sukhoi Superjet в модификации SSJ 100R (с увеличенной до 50-60% долей российских комплектующих). Ожидаемое подписание твердых контрактов должно было состояться в течение года. С учетом ранее имевшихся договоренностей, в дальнейшей перспективе не исключена вероятность включения иранских компаний в производственную кооперацию, что входило в число требований Ирана (например, обсуждалась возможность поставок компонентов планера).
Также в сегменте гражданской авиатехники Иран получил от России предложение по организации лицензионного производства регионального лайнера Ил-114 (с вариантами установки российских двигателей TB7-117СМ/СТ или канадской фирмы Pratt&Whitney Canada), что на фоне приостановившегося проекта лицензионного производства украинских Ан-140 и общей деградации украинского авиапрома может дать Ирану шанс реанимировать в стране это направление.
Фактор потенциальной конкуренции на иранском рынке вооружений
В обозримой перспективе, несмотря на предсказуемую проблематичность прохождения через Совет Безопасности ООН решений по одобрению оборонных поставок Ирану, вероятно формирование круга потенциальных поставщиков ВВТ для Ирана. Причем их конкурентность в глазах Тегерана, помимо собственно предложений по тематике военно-технического сотрудничества, также будет определяться через призму проведения благоприятствующей внешнеполитической линии в части выстраивания с Ираном долгосрочных двусторонних отношений независимо от конъюнктурных изменений под влиянием третьих стран. Это ограничивает круг потенциальных поставщиков.
Учитывая только усугубляющиеся конфронтационные отношения Ирана с США и во многом зависимую от Вашингтона позицию западноевропейских государств, а также девиантность позиций прочих стран, Россия и Китай в обозримом будущем выступают пока единственными вероятными партнерами, способными обеспечить иранскую армию современным вооружением. При этом на сегодняшний день стремительно развивающийся военно-промышленный комплекс Китая по техническому уровню уже готов удовлетворить большинству перспективных потребностей иранских вооруженных сил в высокотехнологичных системах вооружений, по которым ранее практически безальтернативным потенциальным поставщиком для Ирана могла быть, пожалуй, только Россия. «Косвенной конкурентоспособности» китайских предложений в немалой степени будет способствовать и масштабное экономическое присутствие Китая в иранской экономике, в т.ч. возможность предложить более привлекательные финансовые условия и механизмы финансирования оборонных поставок.
Конкурентный характер китайского присутствия на иранском рынке вооружений можно отметить на примере рассматривавшейся Ираном закупки китайских ЗРС большой дальности HongQi-9/FD-2000 в качестве альтернативы российским системам С-300, предложений по истребителям J-10 и J-17/FC-1, периодически рассматриваемых иранскими военными в качестве реального альтернативного выбора Ираном российских платформ, оказания технического содействия иранским судостроительным программам, а также вероятной закупки кораблей среднего класса и подводных лодок. Также необходимо отметить значительное конкурентное преимущество китайского ВПК в сегменте беспилотных летательных аппаратов (особенно тяжелого класса), активно развиваемого Ираном, где российскому авиапрому в ближайшее время предложить что-либо конкурентоспособное будет сложно.
Неоднозначна вероятность возвращения на иранский рынок вооружений западноевропейских поставщиков, тем более принимая во внимание довольно последовательную позицию Великобритании, Франции и Германии в части отстаивания необходимости сохранения соглашений по иранской ядерной программе и сохраняющих ориентированность на дальнейшее развитие торгово-экономических отношений перед США. В том числе речь идет о закупках нефтепродуктов и предоставлении финансовых услуг, а также готовность перехода на евро в качестве расчетной единицы при закупках иранской нефти вместо доллара США. При этом можно предположить, что «ценой» вопроса развития отношений с западноевропейскими государствами для Тегерана может быть минимизация ориентированности на Москву.
При этом в обозримой перспективе пока сохранятся объективные ограничивающие факторы закупок Ираном военной техники и вооружений западноевропейского производства. Связано это с причинами технического и финансового характера, а также с высокой вероятностью подверженности контрактов с западноевропейскими поставщиками давлению со стороны США.
В данной связи показательно зондировавшееся Парижем в ходе визита в Иран в 2015 г. министра иностранных дел Франции Лорана Фабиуса продвижение предложений по модернизации и поставкам авиатехники. В числе потенциальных вариантов рассматривалась вероятность поставок компанией Dassault Aviation запасных частей и вспомогательного эксплуатационного оборудования для используемых в иранских ВВС истребителей Mirage F-1BQ и F-1EQ (24 ед. бывших иракских Mirage F-1BQ и F-1EQ, перелетевшие в 1991 г. из Ирака в Иран во время операции «Буря в пустыне», реквизированные Тегераном), а также закупки Ираном снимаемых с вооружения истребителей Mirage 2000.
В местных СМИ приводились заявления иранских официальных лиц, в которых отмечалось, что «Франция может удовлетворить нашу потребность в боевых самолетах» для перевооружения иранских ВВС новой техникой. Однако в комментариях иранских военных указывалось, что отсутствует как целесообразность и дальнейшей эксплуатации самолетов Mirage F.1, и перспективных закупок французских истребителей ввиду объективной трансформации технической базы иранских вооруженных сил с западных стандартов на российскую и китайскую технику. Например, отмечалось, что разрабатываемые Ираном авиационные ракеты ориентированы на использование технических решений на базе российских и китайских технологий, а также на необходимость дополнительных затрат на закупку и развертывание инфраструктуры для обслуживания авиатехники французского производства в отличие от уже наработанных компетенций по эксплуатации российской авиатехники.
В числе прочих потенциальных конкурентов на иранском рынке вооружений, с которыми Иран поддерживает устойчивые контакты в военной сфере, можно выделить Пакистан, Южную Африку и Индию. Существовавшая ранее вероятность реанимирования поставок из Украины, с начала 1990-х гг. выступавшей одним из ведущих поставщиков вооружений и военных технологий для Ирана (образцы тактического ракетного вооружения, программа лицензионного производства самолета Ан-140/IrAn-140 и пр), практически сошла на нет как по причине полной подконтрольности внешнеполитической линии Киева установкам из Вашингтона, так и продолжающейся стагнации и деградации украинского ВПК.
Существуют значительные предпосылки для перспективного расширения сотрудничества в военной сфере с Пакистаном, с которым налажено тесное взаимодействие по линии военных ведомств, имеющего целью и развитие собственно военно-технического сотрудничества. С учетом весьма натянутых отношений с США, из-за игнорирования Вашингтоном интересов Исламабада в вопросах региональной безопасности и большего акцентирования на отношениях с Индией, Пакистан может стать одним из ключевых партнеров Ирана в сфере военно-технического сотрудничества. Активно развивающий собственную оборонную промышленность на базе углубления кооперации с Китаем и уже достигший определенных компетенций в разработке и серийном производстве высокотехнологичных систем вооружений, в т.ч. авиационных платформ, ракетного вооружения, бронетанковой техники, Пакистан интересен Ирану как партнер в совместной разработке перспективных образцов ВВТ.
Отмечается также и поступательное развитие Ираном партнерства и военного сотрудничества с Индией, однако в практическом плане оно пока ограничивается контактами по линии военных ведомств в формате проведения совместных учений и тренировок в рамках партнерства по обеспечению региональной безопасности. Перспективы военно-технического сотрудничества, несмотря на взаимный интерес, здесь будут в значительной степени зависеть от готовности Индии «пренебречь» предсказуемо негативной реакцией США, а также Израиля и нефтяных монархий Персидского Залива. Можно отметить, что предполагавшаяся в 2007 г. сделка по закупке Ираном разработки индийской компании Bharat Electronics Ltd, для модернизации зенитных артиллерийских установок радарных систем обнаружения и управления огнем Fledermaus (стоимостью 70 млн долл.) была свернута Индией под давлением США.
Отдельно стоит упомянуть своеобразный формат попыток дистанцирования России от военно-технического сотрудничества с Ираном, апробировавшийся в недавнем прошлом одним из его наиболее радикальных региональных противников — Саудовской Аравией. Так, периодически «обострявшаяся» Саудовской Аравией заинтересованность в зондировании перспектив развития сотрудничества с Россией в оборонной сфере (в частности, согласовывавшийся в 2009-2011 гг. как развитие двухстороннего договора о военно-техническом сотрудничестве с «Рособоронэкспортом» от 2008 г. пакет предложений на общую сумму до 4 млрд долл., номенклатурный перечень по которым включал более 150 танков Т-90С, до 250 БМП-3М, порядка 150 вертолетов Ми-35 и Ми-17, несколько десятков ЗРК «Бук-М2Э», а также закупки ударных вертолетов Ми-28Н, ЗРК «Панцирь-С1» и ЗРС С-300ПМУ-2), согласно информации из публикаций на сайте WikiLeaks, одной из своих задач имела заключение «компенсационной» сделки по приобретению крупной партии российских вооружений в обмен на отказ России от сотрудничества с Ираном в военной и ядерной сферах. В данной связи небезынтересно, что для недопущения усиления Ирана таким довольно нестандартным ходом по «компенсационным закупкам» вооружений Саудовская Аравия уже пользовалась в 1980-х гг., перекупая у Китая партии вооружений, предназначавшихся Ирану.
***
В обозримой перспективе Иран, стремящийся приоритетно наращивать потенциал своих вооруженных сил и развивать производственно-технологические компетенции оборонной промышленности и нуждающийся в оказании технической помощи и поставках современных вооружений, может стать одним из ведущих импортеров вооружений и технологий оборонного назначения. Наличие крупных нефтегазовых ресурсов потенциально может обеспечить Тегерану довольно значительные финансовые ресурсы для реализации намеченных программ перевооружения армии и модернизации военной промышленности, даже несмотря на ряд нерешенных социально-экономических проблем.
Ключевым препятствием для этого являются крайне конфронтационные отношения Ирана с США, Израилем и большинством ближневосточных государств, а также во многом производная от них неоднозначная позиция западноевропейских государств. Очевидно, что этими государствами будет проводится, пусть и не консолидировано, политика по недопущению сколь-нибудь значимого усиления Ирана и, как следствие, оказание возможного давления (влияния) на потенциальных поставщиков по линии военно-технического сотрудничества, в т.ч. под тезисами региональной экспансии Ирана и теневого развития его ракетной и ядерной программ.
Россия, учитывая дружественные отношения с Ираном и его право на укрепление своей обороноспособности, а также опасения его оппонентов (как реальные, так и мнимые), развивала и планирует продолжать развитие отношений с Тегераном в сфере военно-технического сотрудничества основываясь на главенстве норм международного права и объективной оценке военного баланса в регионе.
При этом, несмотря на заинтересованность как России, так и Ирана в развитии отношений в сфере военно-технического сотрудничества, Иран является, пожалуй, одним из сложных и непредсказуемых партнеров. Об этом свидетельствует ретроспективная оценка двусторонних связей в данной сфере. С учетом ставки на обеспечение самодостаточности в ключевых сферах оборонной промышленности и научно-технологического развития, Иран ориентирован не просто на обеспечение текущих потребностей вооруженных сил, но и на получение недостающих технологий для модернизации научно-исследовательской и производственной базы оборонной промышленности, опираясь на определенный уровень собственных компетенций. Немаловажным является и наращиваемый Россией масштаб экономического и инвестиционного присутствия в экономике Ирана, что является одним из стимулирующих и связующих факторов для интегрированного развития двусторонних связей.
При этом в военно-политическом руководстве Ирана существуют весьма разнообразные и противоречивые подходы к организации военно-технического сотрудничества (закупок вооружений и организации лицензионного производства) с зарубежными поставщиками, что является следствием конфликта интересов внутри политических элит, командования вооруженных сил и КСИР в части раздела сфер влияния в различных сегментах иранской экономики, в т.ч. в обороной промышленности. К этому же необходимо отнести и весьма неоднозначное отношение иранских элит (части военных и религиозных лидеров) к углублению сотрудничества с Россией. Кроме того, несмотря на текущее ухудшение отношений с западными государствами, нельзя исключать вероятность того, что Иран в будущем не будет использовать перспективу развития или минимизации ВТС с Россией в качестве элемента торга с западными государствами.
Исходя из совокупности внешних и внутренних конъюнктурных факторов, необходимо отметить, что, несмотря на ограниченность вариантов получения Ираном масштабной военно-технической помощи извне, дальнейшее выстраивание сотрудничества в данной сфере ставит перед Россией весьма непростые задачи. Это касается и вопросов выстраивания оптимального баланса интересов, и «геополитической конкурентоспособности» с прочими потенциальными игроками и в первую очередь с Китаем.
(Голосов: 6, Рейтинг: 5) |
(6 голосов) |
Иранское стратегическое направление российского ОПК
Средства ПВО и бронетанковая промышленность Ирана: компетенции и потенциалВ последние годы Иран разработал и принял на вооружение ряд принципиально новых мобильных ЗРК средней и большой дальности
Артиллерийское и стрелковое вооружение, радиоэлектронная промышленность и судостроение Ирана: компетенции и потенциалВ разработке новых образцов военной техники Иран следует по «китайскому пути» копийного тиражирования имеющихся в наличии систем зарубежного производства
Перспективные сегменты закупок российской военной техники Ираном: авиация и ПВОКомпетенции и потенциал авиационной техники и средств ПВО