Русский путь в сердце Индокитая

До середины XIX в. Камбоджа и в целом Юго-Восточная Азия находились вне интересов Министерства иностранных дел и образованных кругов Российской империи. Но начиная с 1850-х гг., через полтора века после титанических усилий Петра Великого по созданию «окна в Европу», Российская империя взялась за решение не менее грандиозной задачи: распахнуть ворота на Восток, в Азию. Без торгово-транспортных связей с европейской частью России и зарубежной Азией богатейшие пространства Сибири и Дальнего Востока лежали втуне. В феврале 1891 г. кабинет министров признал возможным начать работы по сооружению железнодорожной линии одновременно с двух сторон, от Челябинска и Владивостока, и был издан указ о закладке Великого сибирского пути. Александр III придавал строительству дороги особое значение: впервые в истории огромная империя могла быть объединена легким и доступным транспортным путем и получала надежный широкий выход на тихоокеанский и азиатский рынки.

Казалось бы, какая связь между маленьким Королевством Камбоджа в Юго-Восточной Азии и грандиозным проектом Транссиба? Успешное строительство Транссиба — в особенности маршрута через Маньчжурию (будущая КВЖД) — вызвало озабоченность Японии и европейских держав, которые к тому времени негласно считали территорию Китая сферой своих интересов. В Петербурге понимали, что столкновение интересов на Дальнем Востоке и Китае чревато военным конфликтом на суше и на море; следовательно, России нужны были союзники на Тихом и Индийском океанах. А союзники — это в первую очередь страны, способные поддержать российский флот снабжением и базированием.

Решение такой неординарной дипломатической задачи требовало необычных средств. И вот, в 1890 г., впервые в российской истории, для традиционного путешествия наследника престола был выбран особый маршрут. Цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II, совершил уникальное морское путешествие по странам Южной и Юго-Восточной Азии, Дальнего Востока, вернувшись в Петербург через Сибирь и Урал. Прибыв из Японии во Владивосток, цесаревич Николай торжественно заложил первый камень Транссиба, и этим символическим жестом Российская империя четко обозначила свои интересы на Дальнем Востоке.

В качестве главного союзника России был избран независимый Сиам (ныне Таиланд), но и Камбоджа не осталась вне поля зрения российской внешней политики. Во избежание дипломатических осложнений с Францией (Камбоджа являлась ее протекторатом) было принято решение развивать отношения по неофициальной линии, и в январе 1892 г. в Пномпень прибыл с частным визитом российский дипломат Григорий де-Воллан. В том же 1892 г. Камбоджу посетил другой титулованный путешественник, князь Константин Вяземский. В 1895 г. собранные ими разнообразные сведения о Камбодже были систематизированы и сведены в статье ХIV тома Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Работа охватывала все стороны материальной и духовной жизни страны, а географические статьи для тома были написаны профессором А.И. Воейковым, доктором наук, известным российским географом, метеорологом и климатологом, что говорит само за себя. Но весь этот весомый массив накопленных знаний не пригодился.

В 1905 г. началась Русско-японская война, сопровождавшаяся волнениями и разрушительными событиями, а через девять лет разразились кровопролитные сражения Первой мировой, грянули Октябрьская революция и Гражданская война. Затем наконец жизнь вошла в мирное русло, новая власть начала выстраивать новую дипломатию и международные отношения. В 1920–1930-е гг. Юго-Восточная Азия и Камбоджа не входили в число внешнеполитических приоритетов Советской России; тем не менее именно в этот период ангкорская культура и Индокитай получили в лице доктора Виктора Викторовича Голубева одного из своих самых ярких исследователей.

До середины XIX в. Камбоджа и в целом Юго-Восточная Азия находились вне интересов Министерства иностранных дел и образованных кругов Российской империи — после наполеоновских войн взор Санкт-Петербурга был устремлен на Европу. Российские сведения об Аннаме, Кохинхине, Камбодже, Сиаме и Бирме ограничивались отчетом американской экспедиции капитана Уайта (опубликован в «Северном архиве» в 1826 г.).

Но начиная с 1850-х гг., через полтора века после титанических усилий Петра Великого по созданию и формированию «окна в Европу», Российская империя взялась за решение не менее грандиозной задачи: распахнуть ворота на Восток, в Азию. Без торгово-транспортных связей с европейской частью России и зарубежной Азией богатейшие пространства Сибири и Дальнего Востока лежали втуне. Генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев-Амурский еще в 1857 г. убедительно обосновал необходимость строительства Транссибирской магистрали, но к практическим шагам правительство приступило только через двадцать лет. От помощи западных промышленников отказались; прокладывать магистраль решили своими силами и средствами, благо опыта в строительстве железных дорог уже хватало.

Продвижение экономических интересов России в странах Восточной Азии. Рабочая тетрадь РСМД

В феврале 1891 г. кабинет министров признал возможным начать работы по сооружению железнодорожной линии одновременно с двух сторон, от Челябинска и Владивостока, и 25 февраля (9 марта по н. ст.) 1891 г. издан высочайший указ российского императора Александра III о закладке Великого сибирского пути. Император Александр III придавал строительству дороги особое значение: впервые в истории огромная империя могла быть объединена легким и доступным транспортным путем и получала надежный широкий выход на тихоокеанский и азиатский рынки.

Казалось бы, какая связь между маленьким Королевством Камбоджа в Юго-Восточной Азии и грандиозным проектом Транссиба? А связь возникла самая непосредственная. Успешное строительство Транссиба — в особенности маршрута через Маньчжурию (будущая КВЖД) — вызвало озабоченность Японии и европейских держав, которые к тому времени негласно считали территорию Китая сферой своих интересов. Министр финансов С.Ю. Витте, организационный «локомотив» Транссиба, точно охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «…Российский орел наконец-то расправил свое азиатское крыло, бывшее доселе неподвижным, и обратил вторую голову на Восток. Это не понравится многим великим державам».

В Петербурге понимали, что столкновение интересов на Дальнем Востоке и Китае чревато военным конфликтом на суше и на море; следовательно, России нужны союзники на Тихом и Индийском океанах. А союзники — это в первую очередь страны, способные поддержать российский флот снабжением и базированием. Зондирование в этом направлении шло с 1850-х гг. — достаточно вспомнить «Морские рассказы» Станюковича или «Фрегат “Паллада”» Гончарова. Эти произведения были написаны по материалам дальних походов российских кораблей в Индийском и Тихом океанах, но в целом этот регион для России оставался Terra incognita. Решение такой неординарной дипломатической задачи требовало необычных средств. И вот, в 1890 г., впервые в российской истории, для традиционного путешествия наследника престола был выбран особый маршрут.

В соответствии с установлением Екатерины II, наследники престола, начиная с Павла I, завершив курс наук, отправлялись в путешествие. Александр II, например, будучи наследником, посетил 30 губерний, доехал даже до Тобольска (Западная Сибирь). С целью ознакомиться с местным населением и государством в целом цесаревич проделал путь в 30 тыс. км. Сын Александра II, Николай Александрович, объехал Европу: Дания, Германия, Италия, Франция; будущий император Александр III — по Волге и на юг, через Ростов-на-Дону. А цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II, совершил уникальное морское путешествие по странам Южной и Юго-Восточной Азии, Дальнего Востока, вернувшись в Петербург через Сибирь и Урал. По словам князя Ухтомского, известного востоковеда и дипломата, сопровождавшего цесаревича: «… в те края, куда лежит историческая дорога, по которой продвигается русский народ». Прибыв 11 мая по ст. ст. (23 мая) 1891 г. из Японии во Владивосток, цесаревич Николай торжественно заложил первый камень Транссиба. Этим символическим жестом Российская империя четко обозначила свои интересы на Дальнем Востоке.

Князь Эспер Ухтомский хорошо разбирался в тонкостях отношений стран Индокитая: «Индо-китайские колонии, имеющие центром Сайгон, не для того создавались, чтобы враждовать с пиратами, с Небесной империей и Бангкоком, а главным образом дабы приобрести Франции престиж и могущество за морем, особенно в сферах Азии, где ее исконный враг во всех частях света — Англия — уязвима как нельзя более в своих индийских владениях, куда кроме наших среднеазиатских областей стратегически лучший путь ведет сквозь Сиам на Бирму».

Камбоджа в то время была французским протекторатом; королевство не вошло в «маршрутный лист» Восточного путешествия цесаревича Николая Александровича. В отсутствие достоверных данных можно предполагать, что сказалось отсутствие в Камбодже глубоководного порта и возможность дипломатических осложнений для России в треугольнике Франция — Камбоджа — Сиам. Уходящие в глубину веков территориальные споры Сиама и Камбоджи совсем недавно были решены могущественной Францией в пользу Камбоджи, своего протектората, и, конечно, в Бангкоке обостренно воспринимали эту ситуацию.

В качестве главного союзника России был избран независимый Сиам (ныне Таиланд), и в ходе визита цесаревич установил с королем Сиама в высшей степени дружественные отношения. Через шесть лет, в 1897 г., король Сиама Рама V Чулалолонгкорн посетил Санкт-Петербург, их встреча с императором Николаем Александровичем вышла за рамки официального протокола и была по-настоящему теплой. Желая подчеркнуть свое расположение, российский император предложил Раме V направить одного из сыновей на учебу в Петербург.

Круглый стол «Россия — Камбоджа: 65 лет дипломатических отношений». Тезисы и видео

Принц Сиама Чакрабон был зачислен в императорский Пажеский корпус, где учились сыновья российской дворянской элиты. Воспитанники не только получали солидную военную подготовку, но и выходили из корпуса высокообразованными и отлично воспитанными людьми. Выйдя из Академии Генерального штаба русским полковником, принц перед возвращением на родину нанес прощальный визит августейшей семье. Николай II вручил ему высший орден России — св. Андрея Первозванного. Сиамский гусар в полковничьей форме ничего не сказал государю о том, что, помимо русского воспитания и образования, он приобрел и российскую невесту (они обвенчались в Константинополе, где принц перешел из буддизма в православие). Драматическая история романтических отношений принца Чакрабона с Екатериной Десницкой многократно описана историками и литераторами; один из самых ярких рассказов принадлежит перу Константина Паустовского.

Но Камбоджа не осталась вне поля зрения российской внешней политики. Во избежание дипломатических осложнений с Францией было принято решение развивать отношения по неофициальной линии. Уже в январе 1892 г. в Пномпень прибыл с частным визитом российский дипломат Григорий Де-Воллан. Приехал он хорошо подготовленным, обладая всеми доступными на тот момент знаниями о Камбодже. Де-Воллан детально изучил диссертацию П.К. Рудановского (увы, этот труд пока не обнаружен современными востоковедами), труд А. Леруа-Болье «Колонизация у новейших народов», знаменитую книгу Делапорта, работы Ремюза и Мура, статью Н.В. Султанова «Хмерское искусство», изданную в «Вестнике изящных искусств» в 1886 г. и посвященную Парижской всемирной выставке.

Де-Воллан встречался с французским резидентом и другими высшими чиновниками, собрал богатый фактологический материал: он подробно описал социальную и бытовую культуру кхмеров — дома, одежду, положение женщины, брачные обряды, похороны, систему долгового рабства и многое другое. Григорий Де-Воллан первым из россиян увидел храмы Ангкора и не скрывал своего восхищения:

«Искусство кхмерских архитекторов можно сравнить только с египетским... Пройдем другой мост в тридцать сажен, и перед нами, на фоне яркой зелени бамбуков, кокосовых пальм, вдруг вырастает сероватая, исполинская, пирамидальная масса Ангкор-Ватского храма. Это не одно здание, а целое собрание колоннад, гопуррамов, построенных по одному гармоническому плану. Все это расположено террасами в три яруса...

Все сооружение из цельного массивного камня. Особенно искусно сделаны своды из подковообразных камней. Крыша тоже каменная, с красивыми резными выступами. Но верх искусства проявляется в орнаменте. Глядя на тонкий, изящный и сложный орнамент, совершенно забываешь, что все это сделано из камня. Чего тут только нет! Гирлянды цветов, жемчуг, арабески с маленькими фигурками и тысячи мелочей, превращающих камень в настоящее кружево, выработка деталей составляет нечто изумительное».

Подробное описание Де-Волланом Ангкора и Камбоджи было включено в иллюстрированный географический сборник «Азия», предназначенный для широкого русского читателя (1899).

В том же 1892 г. Камбоджу посетил другой титулованный путешественник, князь Константин Вяземский. К сожалению, его дневники полностью не опубликованы, хотя они представляют несомненный интерес. Князь Вяземский не встречался с французской администрацией, однако получил аудиенцию у короля Нородома I (1860–1904): «… имя его Нородом означает по-камбоджийски величественный, важный; совсем к нему неподходящее. Король принял меня по-дружески и очень тепло».

Вяземский описывает дворец, где его поразило отсутствие всякой растительности и поведение придворных. «По обычаю Камбоджи никто не смеет перед королем стоять, а должен или присесть на корточки, если его позвали; или опуститься на колени, если имеет что объяснить королю; или наконец согнуться в три погибели, коли ему приходится проходить зачем-нибудь вблизи короля».

Андрей Кортунов:
Три возраста Джаявармана VII

Князь Вяземский отмечает особо хорошую осведомленность короля Нородома о европейских делах и взаимоотношениях России с европейскими державами. Король высоко оценил деятельность князя Вяземского: «Его Величество сказал по-французски, что считает мой труд приехать в его страну верхом из далекой России настолько необычайным, что присуждает мне в благодарность высший орден своего королевства... Орден на ярко-красной ленте с зеленой каймой, звезда же серебряная с камбоджийским гербом [павлином] посреди, окруженным сорока мелкими рубинами». В знак особого уважения король Нородом приказал трубачам играть «Боже, царя храни!», и пока Константин Вяземский шел через двор и садился в коляску, звучал гимн России.

Вяземский посетил Ангкор, но ограничился лишь кратким изложением, сославшись на полное и подробное описание Григория Де-Воллана. Князь Вяземский неоднократно называет Де-Воллана своим другом, что вкупе с другими обстоятельствами свидетельствует о том, что в дипломатических верхах Санкт-Петербурга их визиты были согласованы, и сферы интересов разграничены. Князь сосредоточился на сборе информации о повседневной жизни Камбоджи, о влиянии французского административного механизма на «кхмерскую улицу», о хозяйственной деятельности провинций.

Поражает необычайная выносливость и энергия князя: невзирая на тяготы тропического климата, за три месяца Константин Вяземский объехал более десятка провинций, побывал на рисовых полях, в плавучих деревнях, в рыбацких поселках. Его дневники полны описаниями камбоджийской флоры и фауны (часто с латинскими названиями), характеристиками народных обычаев, нарядов и праздников. Князь обращал внимание буквально на все стороны местной жизни, вникая в детали и подробности. Вот как он описывает поразивший его способ ловли крабов: «... ловят тут также крабов и приманкой служит не что иное, как тело самих ловильщиц. Девки просто становятся минут на двадцать по пояс в такое тинное место, где их много, и вылезают потом все облепленные крабами; ноги у них иногда бывают общипаны до крови, ибо крабы очень крепко впиваются своими клешнями. Выйдя на берег, девка выберет всех облепивших ее крабов и потом опять идет в трясину повторять ту же операцию».

В Пномпене же, недавно ставшем столицей Камбоджи, его взгляд обращался на другие стороны жизни: «На улицах пестро! Больше все встречаешь китайцев, но и европейцев немало… Лучшее здание в городе — это французская резиденция. Довольно оригинальную здесь построил резидент тюрьму: она великолепна, напоминает что-то средневековое и выкрашена под старый мрамор. Вообще французы в своих колониях относятся весьма гуманно к населению и строят для него великолепные и вполне удобные тюрьмы и больницы; как те, так и другие страшно переполнены местным людом».

В 1895 г. разнообразные сведения о Камбодже были систематизированы и сведены в статье ХIV тома Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона; работа охватывала все стороны материальной и духовной жизни страны. Географические статьи в этом томе написаны профессором А.И. Воейковым, доктором наук, известным российским географом, метеорологом и климатологом, что говорит само за себя. Но весь этот весомый массив накопленных знаний не пригодился.

В 1905 г. началась Русско-японская война, сопровождавшаяся волнениями и разрушительными событиями 1905–1907 гг.; через девять лет разразились кровопролитные сражения Первой мировой, грянули Октябрьская революция и Гражданская война. Затем наконец жизнь вошла в мирное русло, новая власть начала выстраивать новую дипломатию и международные отношения. В 1920–1930-е гг. Юго-Восточная Азия и Камбоджа не входили в число внешнеполитических приоритетов Советской России; тем не менее именно в этот период ангкорская культура и Индокитай получили в лице доктора Виктора Викторовича Голубева одного из своих самых ярких исследователей.