Возможен ли африканский гамбит во внешней политике России?

Сегодня в средствах массовой информации очень часто можно встретить материалы, авторы которых справедливо задаются вопросами «Зачем России нужна Африка» или «Почему Россия через 30 лет возвращается в Африку». Одновременно на Западе всё чаще звучит точка зрения о том, что «Россия включилась в борьбу за Африку». На самом же деле, африканское направление всегда присутствовало во внешнеполитических стратегиях России, впрочем, занимая в них незаслуженно периферийное положение.

Россия — ввиду ограничений собственной экономики — вряд ли сможет соперничать с Китаем или США в вопросе предоставления африканским странам массированной финансовой помощи или реализации масштабных инфраструктурных проектов на континенте. Однако Москва обладает значительным массивом как проверенных временем, так и передовых технологий и коммерческих решений, которые она могла бы успешно продвигать в Африке южнее Сахары, а не только в странах Северной Африки (Египет, Алжир и Марокко являются крупнейшими торговыми партнёрами в Африке, аккумулируя более 70% российского экспорта в страны региона).

Основной задачей российской внешней политики на экономическом треке должно стать устранение ныне существующего барьера в виде недостаточной осведомлённости российского и африканского бизнес-сообщества о торговых и инвестиционных возможностях, а также разрушение стены недоверия к партнёрам из Африки. Для этого необходимо выстроить эффективную архитектуру взаимодействия не только по линии правительств и государственных учреждений, но и деловых сообществ и гражданского общества.

Устранение пробела в договорной базе российско-африканских отношений стало бы значительным шагом на пути не только к усилению российского влияния в Африке. Помимо прочего, это способствовало бы формированию позитивного образа России, о которой, к сожалению, в африканских странах известно не так много.

Сегодня в средствах массовой информации очень часто можно встретить материалы, авторы которых справедливо задаются вопросами «Зачем России нужна Африка» или «Почему Россия через 30 лет возвращается в Африку». Одновременно на Западе всё чаще звучит точка зрения о том, что «Россия включилась в борьбу за Африку». На самом же деле, африканское направление всегда присутствовало во внешнеполитических стратегиях России, впрочем, занимая в них незаслуженно периферийное положение.

Африка как «полюс роста»?

Африка — Россия+: достижения, проблемы, перспективы. Доклад РСМД и Союза «Африканская деловая инициатива»

Сегодня нельзя не учитывать высокие темпы демографических перемен в подавляющем большинстве стран континента, ввиду чего всё меньше его жителей сохраняют живую память колониального времени. И это в преломлении к позициям России на континенте означает постепенную утрату образа государства, не запятнавшего свою репутацию в период «гонки за Африку» и оказывавшего существенную помощь молодым африканским государствам в первые годы после обретения ими независимости.

Однако куда важнее рассматривать эти динамичные изменения в демографии континента с точки зрения открывающихся возможностей: действительно, сегодня многие исследователи говорят об Африке как о полюсе роста XXI в. В одном из недавних докладов, подготовленных под эгидой ООН, речь идёт о том, что к 2050 г. население стран Африки южнее Сахары вырастет вдвое, в то время как численность населения государств Европы, Северной Америки и даже Восточной и Юго-Восточной Азии останется примерно на сегодняшнем уровне (рост составит примерно 2–3%). Помимо того, что это непосредственно отразится на «глобальной расстановке сил» (считается, что в первой десятке стран по численности населения к 2050 г. окажутся не менее трех африканских государств — Нигерия, Демократическая Республика Конго и Эфиопия), подобные изменения планетарной демографии значительно скажутся на экономическом потенциале этих стран. В то время как экономически активное население в большинстве стран мира будет сокращаться, государства Африки будут его только наращивать: при этом уже сейчас Африка может похвастаться самыми молодыми трудовыми ресурсами в мире. В перспективе это означает, что именно сюда будут перемещаться центры массового промышленного производства, и именно здесь наиболее динамично будет расти потребление товаров и услуг.

Сегодня же мы можем наблюдать, что высокие темпы прироста населения скорее усугубляют такие патологические проблемы стран Африканского континента, как высокий уровень безработицы и значительный перекос экономической активности в сторону неформального, не поддающегося статистическому учёту сектора экономики. К этому следует добавить хроническую нехватку средств на реализацию программ в области образования и здравоохранения. В рейтинге стран с самым высоким коэффициентом демографической нагрузки африканские государства занимают весь пьедестал: Нигер, Мали, Чад, Сомали, ДРК, Ангола, Уганда, Бурунди, Мозамбик, Буркина-Фасо и др. Такое положение дел связано с процессом, обратным тому, что происходит в развитых странах глобального Севера, где сокращение возможностей для обеспечения высоких темпов экономического роста связано с проблемой старения населения. В Африке проблемой остается и то, что у правительств, какими бы социально ориентированными они ни были в теории, попросту не хватает средств на формирование будущего поколения — тех самых трудовых ресурсов, на которые возлагаются столь большие надежды.

О гуманитарном присутствии России в Африке

Всё это, как ни парадоксально, открывает значительные возможности для России и ставит перед российской внешней политикой новые задачи.

Знакомство представителей африканских стран с возможностями и достижениями российской науки, образования и медицины — лишь первый шаг, который стоит сделать на этом направлении. Российские центры науки и культуры, курируемые по линии Россотрудничества, таким образом, являются «форпостами» России как в Африке, так и в других регионах мира. Однако на Африканском континенте этих «форпостов» меньше всего. Если исключить из списка государства Северной Африки, в нём останутся лишь Замбия, Республика Конго, Танзания и Эфиопия, то есть четыре из 48 государств региона. Напомним, что в ЮАР, отношения с которой в 2013 г. вышли на уровень «всеобъемлющего стратегического партнёрства», такого центра нет, равно как и в странах — крупнейших торговых партнёрах России в Африке южнее Сахары — Нигерии, Сенегале, Судане, Кении или Кот-д’Ивуаре, равно как и в Анголе, Камеруне или Намибии — странах, проявляющих особый интерес к российскому образованию.

Помимо расширения сети «русских домов», в рамках укрепления гуманитарной составляющей своей внешней политики России, возможно, следовало бы взять на вооружение опыт китайской дипломатии. Правительство КНР активно способствует тому, чтобы изучение китайского языка в африканских странах начиналось ещё на школьной скамье, а у населения африканских стран была возможность ознакомиться с «объективной информацией» о Китае благодаря включению китайских телеканалов в сетки вещания.

Помимо России, отношения всеобъемлющего стратегического партнёрства входящая в БРИКС Южная Африка имеет лишь с Китаем. Но при сравнении опыта Китая и России становится ясно, что уровень наполнения этих отношений заметно отличается. Уже говорилось о том, что открытие «русского дома» в ЮАР пока так и не состоялось. Китай же, долгое время не имевший никаких отношений с ЮАР, поскольку последняя признавала независимость Тайваня, уже успел открыть отделения Института Конфуция при шести южноафриканских университетах. Более того, в 2016 г. министр общего образования ЮАР А. Мотшекга заявила, что к 2021 г. в 500 южноафриканских школах по всей стране китайский язык будет включён в основные образовательные программы.

Однако было бы неверно полагать, что подобная практика характерна лишь для китайской дипломатии. Министерство общего образования ЮАР имеет подобные соглашения с Францией, Южной Кореей, Великобританией, Бельгией, Кубой, Японией, США и Германией, но не с Россией. В частности, Соглашение, заключённое Южной Африкой и Францией в феврале 2019 г. сроком на пять лет, помимо продвижения изучения французского языка в школах, предусматривает разноплановый обмен практиками школьного управления, разработки учебных программ, составления материалов, подготовки преподавательского состава — с упором на прикладные, физико-математические и технологические дисциплины, как раз в которых Россия, несомненно, обладает внушительными достижениями и вполне может использовать эту «карту» в своей дипломатической практике.

Будущее Африки на фоне пандемии: два сценария. Рабочая тетрадь РСМД и Союза «Африканская деловая инициатива»

И всё же на общем плане Россия сейчас явно проигрывает в своей культурной дипломатии: Франция имеет на континенте 180 культурных учреждений, Китай — 53, США — 40, Великобритания — 38, Португалия — 34, Германия — 21. Без расширения сети культурных учреждений и более тесного сотрудничества с образовательными учреждениями африканских стран успехи российской дипломатии так и будут оставаться ограниченными форматом листа А4.

Впрочем, практическая ценность подобных соглашений часто остаётся скромной, поэтому было бы неверно концентрировать усилия исключительно на подписании аналогичных договорённостей с государствами Африки. Упомянутый китайский опыт имеет целый ряд огрех: в частности, преподавание китайского в африканских школах наталкивается на серьёзные лингвистические барьеры. Выработка единой методики преподавания, как показывает опыт Китая, — не всегда оправданное решение, поскольку англоязычные учебники по китайскому языку в португалоязычном Мозамбике имеют ограниченную пользу, равно как и возможности преподавателей, не владеющих официальными языками отдельно взятой африканской страны в достаточной мере. Более того, изучение любого иностранного языка, в том числе русского, на фоне господства французского и английского должно считаться престижным.

Представляется, полезной практикой могло бы стать создание на базе уже существующих российских культурных центров своего рода элитных образовательных учреждений, отбирающих потенциальные таланты и предоставляющих целый комплекс услуг, завязанных на изучение русского языка. В таком случае языковые компетенции будут привязаны к конкретным знаниям, тем самым повышая престиж России и её модели образования в глазах местного населения. Если подобная практика докажет свою эффективность, её можно будет заложить в основу новых «русских домов» в Африке.

В любом случае устранение пробела в договорной базе российско-африканских отношений стало бы значительным шагом на пути не только к усилению российского влияния в Африке. Помимо прочего, это способствовало бы формированию позитивного образа России, о которой, к сожалению, в африканских странах известно не так много. Более того, антироссийская информационная кампания, учитывая господство западных СМИ в информационном поле континента, не обошла стороной и Африку. В качестве примера вновь обратимся к ЮАР. Если верить опросу, проведённому компанией «Pew Research Center», по состоянию на 2019 г. лишь 33% южноафриканцев позитивно оценивали роль России, в то время как 40% опрошенных были склонны дать негативную оценку её действиям. Справедливости ради отметим, что в 2013 г. те же показатели находились на уровне 26% и 53% соответственно, что, впрочем, не отменяет того факта, что России следует активнее заниматься своей имиджевой политикой на Африканском континенте. Возможно, активнее, чем где бы то ни было.

Для улучшения ситуации в этой области следует уделять особое внимание сфере телерадиовещания, а не только ведению соответствующих аккаунтов в различных социальных сетях и проведению отдельных мероприятий, поскольку они не охватывают массовую аудиторию и дают лишь ограниченный эффект. Достаточно сказать, что сегодня Интернет в Африке южнее Сахары доступен только примерно каждому пятому жителю. Хотя и можно говорить о том, что ситуация в этой области постепенно улучшается (в 2007 г. Интернетом пользовались около 3,5% населения региона), эта тенденция в значительной мере купируется высокой стоимостью Интернет-трафика.

При этом социальные сети используются далеко не всеми интернет-пользователями, и в этом отношении проявляются серьёзные субрегиональные отличия: если на юге Африки социальными сетями так или иначе пользуются 41% населения, то на западе, на востоке и в центре этот показатель существенно ниже — в пределах 8–15%. При этом распределение популярности социальных сетей отличается от России, что сказывается на успехе страниц МИД и загранучреждений России в Twitter и Facebook. Основной платформой в странах Африки южнее Сахары уже долгое время остаётся WhatsApp, и его позиции прочны во всех субрегионах. Возможно, следовало бы в большей степени адаптировать практики цифровой дипломатии на африканском направлении, в том числе с учётом контент-предпочтений пользователей континента.

Возвращаясь к вопросу телерадиовещания, нельзя не выделить опыт китайской дипломатии. В 2006 г. китайцам удалось запустить вещание первой многоязычной радиостанции в регионе (открытой в Кении), ещё через шесть лет был опубликован первый печатный номер англоязычной газеты «China Daily», а также открыт первый телевизионный вещательный и продюсерский центр Китая за рубежом (также в Кении). Российской стороне в целом удаётся успешно продвигать вещание телеканала «RT» и радио «Sputnik» за рубежом, однако большинство усилий направлены на развитие российского теле- и радиовещания в странах Европы и Америки, в то время как Африка оказывается на периферии интересов. На сегодняшний день Соглашение о сотрудничестве в области массовых коммуникаций заключено лишь с франкоязычной Республикой Конго; проект такого соглашения стоит на повестке отношений с Республикой Южная Африка. И всё же на данный момент практических результатов мало, и усилия в этом направлении стоило бы активизировать. Вероятно, российская сторона могла бы увязывать подписание подобных договорённостей с расширением обмена технологиями и передовыми практиками в соответствующих сферах, тем самым выполняя двуединую задачу выхода на африканские рынки телерадиовещания и участия в их непосредственном развитии.

Торгово-экономическое сотрудничество с Африкой: есть ли ниша для России?

Данил Бочков:
Made in China: зачем Китай экспортирует свою модель государственного управления?

Современные вызовы развития, с которыми сталкиваются все страны Африканского континента, невозможно решить, полагаясь исключительно на сырьевую мантру. Нужно последовательно повышать производительность отдельных отраслей экономики, в том числе сельского хозяйства, наращивать производственные мощности, диверсифицировать структуру экспорта, постепенно наращивая долю товаров с добавленной стоимостью. На сегодняшний день сырьё составляет около 60% совокупного экспорта африканских государств, при этом схожая картина наблюдалась и 10, и 20 лет назад. Доля Африки в мировом производстве составляет менее 2%.

Россия — ввиду ограничений собственной экономики — вряд ли сможет соперничать с Китаем или США в вопросе предоставления африканским странам массированной финансовой помощи или реализации масштабных инфраструктурных проектов на континенте. Однако Москва обладает значительным массивом как проверенных временем, так и передовых технологий и коммерческих решений, которые она могла бы успешно продвигать в Африке южнее Сахары, а не только в странах Северной Африки (Египет, Алжир и Марокко являются крупнейшими торговыми партнёрами в Африке, аккумулируя более 70% российского экспорта в страны региона).

Особенно это касается тех сфер, в которых у России есть значительные преимущества перед конкурентами: в вопросах создания и развития энергетической инфраструктуры, осуществления цифровой трансформации, внедрения высоких технологий в производство, совместного освоения технологий мирного атома, запусков спутников и пр. На этих традиционных для Африки треках экономического вовлечения России уже достигнуты определённые успехи. Так, сегодня проекты Росатома и его дочерних компаний в разной степени реализуются в ЮАР, Намибии, Судане, Нигерии, Танзании и Эфиопии. Можно также ожидать, что в скором времени присутствие Росатома в Зимбабве выйдет на новый уровень. Впрочем, традиционные сферы должны подкрепляться новыми направлениями сотрудничества.

Учитывая, что ведущие зарубежную деятельность российские компании всё чаще включаются в социальную проблематику регионов, в которых они работают, можно с уверенностью говорить о том, что у правительств африканских государств появляется дополнительная мотивация к всевозможному расширению сотрудничества. Успешный опыт компании «Лаборатория Касперского», открывшей свой первый офис в Африке в 2009 г., выглядит гармонично на фоне усилий официальной российской дипломатии, активно продвигающей собственную концепцию обеспечения международной информационной безопасности как в рамках двусторонних договорённостей, так и на многосторонних площадках.

Постепенно крупнейшие российские компании, деятельность которых не связана с освоением природных богатств, проявляют всё больший интерес к африканским рынкам. Российская дипломатия должна поддерживать этот интерес и способствовать его развитию: в частности, предоставляя компаниям актуальную и объективную информацию о ситуации в Африке южнее Сахары, о которой в действительности известно не так много. В частности, интересен проект «Yango», с большим успехом реализуемый компанией «Яндекс» в Гане и Кот-д’Ивуаре как аналог привычного россиянам Яндекс.Такси. Если компания укрепит свои позиции в Африке — в том числе при поддержке российских официальных лиц — и внедрит здесь прочие элементы своей экосистемы (как это сейчас делается в Израиле и Франции), будут заложены основы нового образа России: передового игрока, готового делиться своими инновационными решениями и практиками, — антипод представлений о России, продвигающихся в западных англо- и франкоязычных СМИ, популярных в Африке. Потенциал африканских рынков признают и в Сбере, чьи технические решения как в области предоставления всего спектра банковско-финансовых услуг, так и в развитии телемедицины, могут представлять значительный интерес для африканских государств.

Помимо крупнейших компаний, дипломатическая поддержка необходима и компаниям среднего звена, активно осваивающим внешние рынки. Прорывной опыт сети ресторанов быстрого питания «Додо Пицца», изначально представленной лишь в Сыктывкаре и в 2019 г. открывшей первое заведение в Лагосе, Нигерия, показывает, что реализация столь смелых проектов не только возможна, но и интересна с точки зрения развития собственных бизнес-практик.

В развитии экономических связей в современных условиях не стоит упускать из виду и роль городов. Показательно, что правительство Москвы проявило интерес к проведению собственного «форума “Россия — Африка”» (состоялся в Сочи в октябре 2019 г.), в условиях пандемии организовав телемост «Москва — Африка». Действительно, Москва превратилась в крупнейший технологический центр, где внедряются передовые производственные практики, создаётся высококлассная инфраструктура городского хозяйства. Последнее имеет особую практическую ценность для африканских государств, где, помимо серьёзных демографических изменений резко усиливается тренд на урбанизацию. Помимо этого, опыт правительства Москвы в развитии общественного транспорта может стать одним из драйверов развития сотрудничества с Африкой.

«Российская изюминка» в Африке

Африканский вектор экономической дипломатии Соединённых Штатов и Китая носит довольно агрессивный характер: всё больше африканцев считают, что американцы обременяют экономические сотрудничество целым рядом не связанных с экономикой условий, а китайцы без оглядки на нужды и чаяния африканцев преследуют собственные неоколониалистские цели. России важно избежать появления подобного образа вокруг своей активности в Африке.

Несмотря на внушительный опыт экономической дипломатии США, ЕС и Китая на просторах Африканского континента, России важно сформировать собственные практики, а не пытаться реализовать схожие проекты схожими методами. Представляется, что особого внимания в этом отношении заслуживает российская практика «долг в обмен на развитие» (на данный момент реализуется с Мадагаскаром, Мозамбиком, Танзанией, а также имеет потенциал применения в отношениях с Замбией, Эфиопией, Суданом). В рамках заключаемых соглашений «невозвратные долги» государств Африки, многие из которых своими корнями уходят ещё в советские времена, списываются в обмен на преференции для российских компаний, благоприятные инвестиционные соглашения и «подковёрные» политические дивиденды, а средства, которые должны были быть потрачены на погашение долга, реализуются в рамках программ по борьбе с бедностью, в сфере здравоохранения, в целях повышения уровня жизни населения.

Виктор Катона:
Африканское будущее российского нефтегаза

Столь же важно дифференцировать российские практики взаимодействия с государствами Африки и не допускать превращение региона в глазах российских деловых кругов и официальных лиц в некое монолитное пространство, своего рода единый рынок. Структура экономик африканских стран, их масштаб, условия развития, комплекс накопившихся и потенциальных проблем значительно отличаются — впрочем, как и сами государства, имеющие уникальную культурную, этническую, конфессиональную и социально-политическую специфику, а также деловую культуру. Формирование пула экспертизы по ведению бизнеса в отдельно взятых государствах стало бы важным практическим подспорьем для продвижения российских интересов на континенте.

Роль государства в продвижении ТЭС

В этом смысле российские торговые представительства могли бы стать важным связующим звеном. Сегодня из всех государств Африки южнее Сахары российское торговое представительство открыто лишь в Южной Африке — и этого явно недостаточно для того, чтобы довести экономическое сотрудничество между Россией и государствами Африки до того доверительного уровня политических отношений, который существует сегодня. Первоочерёдное внимание необходимо уделить не только странам, с которыми уже налажены тесные экономические связи (Нигерия, Сенегал, Судан, Кения, Кот-д’Ивуар), но и тем, у кого есть значительный экономический потенциал, развить который помогла бы российская экспертиза (Руанда, Эфиопия, Бенин, Уганда и пр.).

Основной задачей российской внешней политики на экономическом треке должно стать устранение ныне существующего барьера в виде недостаточной осведомлённости российского и африканского бизнес-сообщества о торговых и инвестиционных возможностях, а также разрушение стены недоверия к партнёрам из Африки. Для этого необходимо выстроить эффективную архитектуру взаимодействия не только по линии правительств и государственных учреждений, но и деловых сообществ и гражданского общества.

Не стоит оставлять в стороне и многосторонние аспекты экономической дипломатии. В частности, одним из логичных аспектов африканского вектора внешней политики России является налаживание взаимодействия по линии Евразийского экономического союза и Африканского союза. В частности, ведётся работа по сближению торговых режимов, а С. Глазьев, курирующий вопросы интеграции в Евразийской экономической комиссии, призвал страны Африки «совместно построить валютно-финансовую архитектуру». Реализация этой задумки поможет достичь разделяемой Россией и африканскими государствами цели создать более справедливый экономический порядок, добиться большей независимости в мировой экономике и финансовой системе (в том числе за счёт поступательного стремления к дедолларизации взаимных расчётов).

Переход к долгожданному осуществлению конкретных мер был бы особенно ценен в контексте недавнего выступления С. Лаврова, заявившего, что российско-африканская «дружба действительно носит “всепогодный” характер». Однако важно считаться и с тем, что африканский вектор — это, в первую очередь, поле для игры в долгую. С постепенным ростом экономик Африканского континента, повышением роли африканских государств в мировой политике и степени их вовлечённости в международную проблематику российские внешнеполитические инициативы, предпринятые сегодня, обязательно дадут свои всходы в будущем.