О затянувшемся асимметричном геополитическом конфликте

Поскольку ни Россия, ни Китай не способны в одиночку уравновесить западный альянс, ведомый Соединенными Штатами, между ними должно быть большее сближение, чем между Россией или Китаем и любой другой большой державой или державами. Никакая другая большая держава, какой бы дружественной она ни была, не является объектом непрекращающихся враждебных действий со стороны Запада. Именно поэтому она не пойдет на те же риски за Россию или Китай, на которые они должны были бы логически пойти друг за друга, поскольку и те и другие становятся объектами угроз и враждебных действий. Система международных отношений великих держав (подобная Венской) не сможет заменить оборонительный Единый Фронт или коалицию государств (в которых российско-китайские отношения будут главным альянсом), состоящую из тех суверенных стран, которые подвергаются активным военно-экономическим угрозам со стороны Запада.

У каждого из нас есть собственное определение «геоистории». В моем понимании геоистория — это переплетение «геополитических» и «всемирно-исторических» явлений.

Даян Джаятиллека:
Развязка долгой холодной войны

Мы живем между двумя годовщинами: начала Второй мировой войны в 1939 г. и ее окончания в 1945 г. Фашизм с его стратегией жесточайшего детерминизма был режимом беспрецедентного террора, и потому представлял собой беспрецедентное политическое зло в мировой истории. Но если не брать во внимание тип режима, его стратегию и тактику, была ли его «большая стратегическая» цель так уж уникальна? Нет ли некоего сходства или гомологии между доктриной Одной Империи (Ein Reich), телосом (telos) мирового господства, Тысячелетнего рейха, и военными шагами Германии и ее партнеров по Оси в преддверии Второй мировой войны с одной стороны, и доктриной однополярного миропорядка, глобальным военным экспансионизмом с расчетом на бессрочное однополярное доминирование с другой? Нет ли преемственности или гомологии между планами США военного времени по созданию «великого пространства Соединенных Штатов» (US Grand Area) в послевоенном мире (соответствующие документы были открыты Ноамом Хомским) и нынешней индо-тихоокеанской стратегией, с печально известным поиском «жизненного пространства» (Lebensraum)? Не является ли индо-тихоокеанская стратегия настойчивым стремлением к «морскому Lebensraum»?

Если ответ на этот вопрос положительный, и две вышеупомянутые парадигмы идеально накладываются друг на друга, тогда история предлагает лишь один ответ: единый фронт и его логическое продолжение — глобальный стратегический альянс. Но с кем должен быть создан этот единый фронт и стратегический альянс, и с какой целью?

Политика — это борьба. Международная политика — это международная борьба. В результате «самоубийства» Советского Союза (такой посмертный вердикт вынес Фидель Кастро) руки империи были развязаны, и теперь она угрожает глобальному миру и самому будущему человечества. Все до одного соглашения по контролю за вооружениями (за единственным исключением) были в одностороннем порядке расторгнуты. До этого, с уничтожением бывшей Югославии и расширением НАТО, произошел отход от Ялтинских и Потсдамских соглашений. Сейчас империя стремится к доминированию во всех регионах земного шара во всех возможных областях. Это не должно шокировать или удивлять. Это почти физический закон (наверное, это явление можно было бы назвать «геофизикой»): если бездумно снять с империи все ограничения, она распрямится, распространится, расширится и будет стремиться к главенствующему положению — короче говоря, империя будет стремиться вести себя как империя.

Стоящий сегодня перед человечеством геоисторический вопрос заключается в том, как сдержать империю, не возвращаясь при этом к прежним заблуждениям о том, как это нужно делать. Империя должна быть сначала уравновешена, а затем сдержана — то есть связана — окончательно до тех пор, пока не произойдет, как это было в случае с Римской Империей, доброкачественное изменение установок (в данном случае политических) изнутри самого общества, среди ее граждан, а не так, как это бывало раньше, когда происходило лишь изменение внешнеполитической позиции, которое в долгой геоисторической перспективе оказывалось чисто эфемерным, конъюнктурным и даже тактическим.

Иван Тимофеев:
Сумерки Запада? Новый тоталитаризм, рефлексия и свободная мысль

Понять стратегию империи в отношении России довольно легко. Это повторение стратегии, позволившей ей победить в холодной войне. Стратегия эта заключается в том, чтобы спровоцировать Россию на гонку вооружений, выходящую за рамки благоразумных трат, что повлечет за собой экономические трудности и вызовет достаточно недовольства, чтобы среди ее граждан (особенно молодежи) началось брожение, что приведет к психологической усталости и станет катализатором мирной демократической «смены режима», в результате чего после окончания срока президентства В. Путина к власти рано или поздно придет капитуляционная/коллаборационистская администрация. Между тем то, что разыгрывается сейчас в Гонконге, предвещает ту геоисторическую развязку, которую готовит империя для Китая и Евразии в целом.

В своем глобальном наступлении, империализм находится на грани исчерпания себя морально, этически и политически. Со времен Вьетнама империализм не представлял собой такую потенциально легкую и уязвимую мишень. Введение адресных санкций против Ирана, несмотря на то что эта страна не нарушила условия СВПД (совместного всеобъемлющего плана действий), можно использовать для предъявления убедительнейшего обвинения, основанного как на здравом смысле и логике, так и на естественном праве. Точно так же адресные санкции против Венесуэлы можно обличать за абсурдность ситуации, когда человека, который даже не баллотировался на пост президента, необходимо признать законным президентом страны. Сюда же можно добавить и односторонний выход из соглашений по контролю над вооружениями, который можно обличить за опасность, представляемую им для человечества.

Один из самых важных принципов ассиметричного политического сопротивления заключается в определении наиболее важных стратегических объектов в качестве позиций морального превосходства. Позиция морального или морально-этического превосходства означает, что вы захватываете и занимаете такие территории аргументации в споре, которые признаются или могут быть признаны более рациональными, разумными и имеющими большую ценность для человечества, обеспечивающими «наибольшее счастье для наибольшего числа», согласно универсальным, а не только национальным или региональным ценностям и нормам.

Основополагающими осевыми направлениями и темами политической борьбы должны стать мир и суверенитет. Во-первых, это те темы, которые близки всем или почти всем. Во-вторых, они позволяют критику завоевать и занять положение морального превосходства, поскольку у Запада во всех этих случаях минимальные точки опоры для захвата таких позиций. В-третьих, они представляют собой и главные достижения человечества, которым угрожает наступление Запада. Наконец, это темы, которые способны вызвать отклик у народов по всему миру, хоть и с большей или меньшей степенью акцентированности в различных частях земного шара.

Василий Кашин:
Россия и Китай: союз или стратегическая неопределенность?

Эту великую борьбу невозможно вести, руководствуясь исключительно идеологией или принципами «государственных» или «национальных интересов». Ее можно вести лишь при условии восстановления «духа интернационализма», существовавшего на протяжении всего советского периода. Мало внимания уделяется тому факту, что И. Сталин, создатель «социализма в отдельно взятой стране» и политический лидер Великой Отечественной войны, вел интернациональную кампанию против фашизма. Даже в периоды изоляции и блокады его перспективный подход никогда не сводился к культурной или цивилизационной самоизоляции. Борьба за мир и суверенитет, борьба против интервенционизма и глобальной войны, требует создания общемирового мнения и всемирного движения.

Современный реалист немедленно ухватился бы за возможность, появившуюся после окончания холодной войны, получить хотя бы частичную компенсацию за потерю территорий и «буфера» России на Западе, за отход от Ялтинских и Потсдамских соглашений, означавший утрату послевоенных выгод для СССР, и за продвижение НАТО к границам России в виде геостратегических приобретений на восточном направлении путем возобновления партнерства с Китаем. Очевидно, что такая необходимость была осознана, а определенные шаги — сделаны, но эти усилия должны быть оптимизированы путем выстраивания разноплановых и при этом прочных стратегических отношений по примеру тех, что созданы США в рамках структур НАТО на Западе, а также с Японией и многими странами в других частях мира. Реалист порекомендовал бы поднять, пересмотреть и восстановить ст. 1 тридцатилетнего Советско-китайского «Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи», подписанного И. Сталиным и Мао Цзэдуном. Согласно этой статье, безопасность России и Китая неотделимы друг от друга, и любая агрессия против одной из сторон будет рассматриваться как агрессия против другой и получит соответствующий ответ.

Существует противоречие между западным проектом окружения России кольцом блокады и реакцией интеллектуалов на это окружение. Одна из причин, объясняющих это противоречие, заключается в том, что академические круги и экспертно-аналитические центры появились и сформировались во времена или под влиянием десятилетий «мирного сосуществования» и позднее разрядки с Западом, и они чуть ли не на структурном уровне оказались не готовы к изменению глобальной геополитической и геостратегической «экологической ситуации». Эти институты были образованы или преобразованы постановлениями партии с целью способствования выполнению задач в переговорах с Западом и в соперничестве (которое на какое-то время переросло во вражду) с Китаем. Они структурно ориентированы на Запад; их парадные фасады обращены в сторону Запада. Они проникнуты духом и идеалами партнерства с Западом, и подозрительностью по отношению к Китаю, берущей свое начало в 1960-х и 1970-х гг.

Институты должны соответствовать задачам новых времен: когда приходится иметь дело с Западом, выступающим в качестве противника в затянувшейся холодной войне, включающей в себя глобальную гибридную войну, и сталкиваться с блокадой и глобальным наступлением со стороны Запада. Возможно, должны появиться новые объединенные аналитические и академические институты в роли научно-интеллектуальных надстроек ШОС, БРИКС, государств-участников Астанинской мирной инициативы и, что наиболее важно, партнерства с Китаем. Представляется, что создание российско-китайского совместного экспертно-аналитического центра (или группы научно-аналитических центров специальных исследований), который стал бы интеллектуальным микрокосмом или передовым опытным образцом этого стратегического альянса (а не просто стратегического партнерства), — это насущная необходимость.

Игорь Иванов:
«Один пояс — один путь» ведет к новому мировому порядку

Существующая для России угроза носит самый глубокий экзистенциальный характер. Если в результате внешнего военного вмешательства произойдет распад Ирана, это немедленно повлечет за собой два последствия. Наподобие распада СССР и расцвета однополярного мира после окончания холодной войны, только в меньшем масштабе, произойдет радикальное смещение баланса сил внутри глобального исламского сообщества, или уммы (ummah), в пользу ваххабитов и салафитов, как при возвращении во времена до 1979 г.; западные силы вернутся в регион в опасной близости к «мягкому подбрюшью» России, о чем всегда говорили западные аналитики. Промежуточное «буферное государство», возможно, не всегда будет таковым. Любой серьезный урон, нанесенный Ирану, будет также иметь большие глобальные стратегические последствия в виде сжатия кольца окружения вокруг Евразии и ослабления Китая.

Способность Ирана обороняться, а в случае, если его оборона падет — способность оказывать продолжительное сопротивление (то же самое касается и Венесуэлы) будут иметь определяющее значение для уровня сопротивления вдали от границ России. Если Афганистан поспособствовал концу СССР, обескровив его, то самой эффективной политикой Запада на этом театре военных действий было решение снабдить моджахедов переносными зенитно-ракетными комплексами для нейтрализации советских ВВС. Если бы СССР не связал себя по рукам и ногам «разрядкой», из-за чего он воздержался от передачи вьетнамцам ЗРК «Куб»/«Квадрат» (SAM-6) и передал им лишь ограниченное количество ПЗРК «Стрела» (SAM-7), то урон, нанесенный США, мог бы быть таким, что они не перешли бы в наступление в Афганистане всего лишь через три года после ухода из Сайгона. В то время как Соединенные Штаты без всяких угрызений совести передали свои ПЗРК афганским моджахедам, с которыми у них идеологически не было ничего общего, прекрасно зная о том, что это приведет к потерям с советской стороны (особенно среди летчиков), в СССР, напротив, терзали себя сомнениями по поводу передачи батарей SAM-6 и большего числа SAM-7 вьетнамцам, которые были их идеологическими товарищами. Вьетнамцы мрачно замечали нам, состоявшим в Азиатском движении солидарности с Вьетнамом, что если бы СССР предоставил им такое же количество и качество ракет противовоздушной обороны, которые были предоставлены в тот же период, в начале 1970-х гг., арабским государствам, вьетнамцы, несомненно, использовали бы их с большей эффективностью и с меньшими потерями, чем арабские войска.

Пожалуй, это лучшее объяснение тому, почему США так быстро оправились после Вьетнамского поражения, в то время как СССР вышел из холодной войны и распался. Это был вопрос политической воли и постоянного понимания Соединенными Штатами того, что СССР был врагом, и их решимости победить его. Позднее в качестве врага воспринималось российское государство как преемник СССР с его ядром вооруженных сил — даже тогда, когда российская администрация и руководство рассматривались в качестве полезного квази-союзника, партнера и даже «друга». Поэтому по вопросу Ирана и Венесуэлы современный российский анализ с позиций «диалектики и исторического реализма» рассматривал бы в качестве ответа вариант «обратного Бжезинского».

Складывается впечатление, что Китай попал в ловушку противоречия, в котором есть своя ирония. Оно заключается в том, что, войдя в капиталистический миропорядок, в котором доминирует Запад, и став одним из главных его игроков, он теперь обнаружил, что стал уязвимым как для экономических, так и для военных угроз просто из-за того, что оказался достаточно сильным, чтобы конкурировать экономически, но недостаточно сильным, чтобы помешать, воспрепятствовать или противопоставить нечто более существенное военному наращиванию сил, запущенному в силу характера по своей природе иерархичной и гегемонистской системы, с которой он себя финансово связал. Ирония заключается в том, что Китай оказался в ловушке этого противоречия, поскольку забыл теорию Мао о противоречиях, проводящую четкую грань между антагонистичными и неантагонистичными противоречиями. Китай счел конкуренцию между собой и Западом чисто экономическим и потому неантагонистичным противоречием, но поскольку мировая система является не только экономической, но и системой власти, мирный подъем Китая был воспринят Западом не как «дружеское» или неантагонистичное, а именно как антагонистичное противоречие, на которое необходимо отвечать не только экономическими, но и военными средствами. В частности речь идет о создании крупнейшей армады в современной истории в ходе реализации индо-тихоокеанской стратегии.

Иван Тимофеев:
Новая анархия? Сценарии динамики мирового порядка

Ирония здесь двойная, потому что именно Китай предостерегал СССР от идеализма и утопичности проекта «мирного экономического соревнования» с Западом, но позже сам ввязался в него с еще большим рвением и успехом, чем это делал и был способен делать Советский Союз. В 1960-е и 1970-е гг. Китай разработал методологию определения противоречий в мире в любой конкретный период времени и затем классифицировал эти противоречия по степени важности. Со временем этот перечень, естественно, менялся, став в определенный момент абсурдно антисоветским, и этот абсурд продолжался довольно долгое время. Однако методология определения, идентификации и классификации противоречий была реалистичной, поскольку предупреждала Китай и любого, кто пользовался этой диалектической формулой, о реальности антагонизма, враждебности, на мировой арене.

Если первая военная держава мира, обладающая величайшей в истории силой уничтожения, считает одну страну или несколько стран своим противником, воспринимая их, по сути, как «других», и подкрепляет такой взгляд в своей политике фактически наступательной позицией и концентрацией людей и материально-технической базы в течение продолжительного времени, тогда основной инстинкт самосохранения должен продиктовать государствам, которые были обозначены в качестве противника и отношение к которым строится соответствующим образом, что необходимо предпринять усилия для объединения своей военной и иной мощи для компенсирования такой силы и сдерживания такой державы, относящейся к ним с враждебностью и угрозами. Таких стран несколько, но только две из них являются великими державами — это Россия и Китай, или Китай и Россия, в любом порядке. Те, кто полагает, что Россия может тихо избавиться от этой блокады, возлагая надежды на особые отношения с Китаем и такие же тесные, или еще более тесные, отношения с другими большими или великими державами, кажется, забывают о том, что западные действия, направленные против интересов России, предшествовали возобновившейся враждебности по отношению к Китаю.

Суть всего сказанного сводится к следующему: согласно любому объективному, диалектическому и историческому анализу ключевых интересов России с точки зрения реалиста никакие отношения с Европой не могут стать заменой партнерских отношений с Китаем и даже сравниться с ними по степени важности. Не все векторы равны, и некоторые, несомненно, «равнее других».

Поскольку ни Россия, ни Китай не способны в одиночку уравновесить западный альянс, ведомый Соединенными Штатами, между ними должно быть большее сближение, чем между Россией или Китаем и любой другой большой державой или державами. Никакая другая большая держава, какой бы дружественной она ни была, не является объектом непрекращающихся враждебных действий со стороны Запада. Именно поэтому она не пойдет на те же риски за Россию или Китай, на которые они должны были бы логически пойти друг за друга, поскольку и те и другие становятся объектами угроз и враждебных действий. Система международных отношений великих держав (подобная Венской) не сможет заменить оборонительный Единый Фронт или коалицию государств (в которых российско-китайские отношения будут главным альянсом), состоящую из тех суверенных стран, которые подвергаются активным военно-экономическим угрозам со стороны Запада.

***

[В данной статье изложены исключительно личные взгляды автора.]