Как и для многих постсоветских стран, для государств Южного Кавказа характерна дилемма: делать акцент на внутренней стабильности, предсказуемости социально-экономического и внешнеполитического курса либо пытаться форсировать внутриполитические изменения с целью более динамичной демократизации, успешного социально-экономического развития и большей открытости внешнему миру. Каждое общество по-своему находит баланс между этими двумя неотъемлемыми составляющими национального развития.

В 2018 г. в полной мере обозначилась актуальность этой дилеммы для стран Южного Кавказа. «Бархатная революция» в Армении и кризис фактически моноцентричной политической системы в Грузии выявили широкий запрос обществ этих стран на перемены. На этом фоне островком стабильности продолжает выглядеть Азербайджан. Но смогут ли политические элиты в Армении и Грузии реализовать изменения в конструктивном русле? И какие внутри- и внешнеполитические последствия, в том числе для России, эти изменения будут нести в обозримой перспективе?

Год под знаком перемен

Главным событием 2018 г. для региона Южного Кавказа, конечно, стала «бархатная революция» в Армении. Желание Сержа Саргсяна остаться у власти, пересев из кресла президента в кресло премьер-министра, выступило лишь поводом для широкого общественного протеста. Подлинные же его причины крылись в накопившемся недовольстве армянского общества концентрацией национальных богатств в руках узкой группы властной элиты, монополизацией экономики, ростом коррупции, в том числе в армии, что ослабляло позиции Армении в противостоянии с Азербайджаном.

Этого общественного недовольства оказалось достаточно, чтобы протест быстро объединился вокруг личности одного политика — Никола Пашиняна, которого воспринимали до этого во многом как маргинальную фигуру, несмотря на наличие небольшого количества депутатов его партии («Гражданский договор») в национальном парламенте и Совете старейшин Еревана. Сыграли свою роль и личные качества Пашиняна: при основании своей партии в 2015 г. он отказался от идеологических лозунгов в пользу одной цели — борьбы за власть, а в ходе митингов выбрал себе правильную персональную подачу и внешний облик.

Несмотря на успех общественных выступлений в апреле – мае, транзит власти в Армении растянулся на весь год. Национальное собрание не было сразу распущено, поэтому с мая Пашинян вынужден был сосуществовать с парламентом, в котором большинство имела Республиканская партия Армении, возглавляемая экс-президентом С. Саргсяном. Однако в итоге Пашиняну все-таки удалось привести страну к досрочным парламентским выборам, которые были назначены на 9 декабря. Помогли ему в этом два фактора. Первый — его сохраняющаяся популярность в армянском обществе, о которой свидетельствует убедительная победа партии «Гражданский договор» на сентябрьских выборах в Совет старейшин Еревана (возглавляемый ею блок «Мой шаг» получил более 80% голосов избирателей). Второй — довольно неуклюжие попытки парламентского большинства, утратившего общественную поддержку, остаться у власти за счет препятствования роспуску Национального собрания. В ход были пущены и более противоречивые методы — от мобилизации общественных активистов с целью оказания давления на депутатский корпус до задействования избирательной юстиции в отношении политиков и бизнесменов, аффилированных с бывшей правящей партией.

В результате 2019 год Армения встречает с радикально изменившимся партийно-политическим ландштафтом и ожиданиями позитивных перемен в жизни простых граждан.

Дестабилизация политической ситуации произошла и в Грузии, где последние пять лет все властные рычаги находились в руках одной партии — «Грузинской мечты». Причин для недовольства у грузинского общества тоже скопилось немало. Так, параллельно с ускорением экономического роста (выше 5%) в стране произошел и скачок инфляции (до 7%) [1], который только усугубляет острую для Грузии проблему социального неравенства. Несмотря на оптимистические заявления грузинского правительства и чиновников ЕС, в стране давно буксуют обещанные обществу в контексте евроинтеграции политические и социально-экономические реформы. Общественное возмущение вызвали также неспособность правительства обеспечить прозрачное расследование убийств нескольких подростков (в уличной драке и в ходе антитеррористических мероприятий) [2] и метание властей между жесткими антинаркотическими рейдами по ночным клубам и крайне либеральным отношением к употреблению и производству марихуаны [3].

На фоне кризиса доверия к правящей партии в ней усилилось брожение, из-за чего к официальному руководству «Грузинской мечтой» в апреле 2018 г. вынужден был вернуться крупнейший олигарх страны Бидзина Иванишвили. В конце мая под давлением общественных протестов ушел в отставку генпрокурор страны, а в июне в спешке произошла смена правительства.

Грузинская оппозиция, ранее пребывавшая в глубоком кризисе, получила возможность бросить вызов правящему большинству. Поводом для политической мобилизации стали президентские выборы, которые, несмотря на декоративную роль президента после проведенной в Грузии конституционной реформы, стали восприниматься как шанс для сил, лояльных экс-президенту Михаилу Саакашвили, вернуться в большую политику. Помимо использования уже имеющихся политических сюжетов, по поводу которых можно было критиковать власти, оппозиция создала новые информационные поводы, вбрасывая через лояльные СМИ компромат о методах управления страной, якобы практикуемых лидерами «Грузинской мечты» (в частности, о собирании взносов с табачных кампаний в «черную кассу» правящей партии [4]).

К тому же, стоит отметить, что в отличие от ситуации в Армении, перемены в Грузии происходят при довольно открытом содействии со стороны Запада. На символическом уровне поддержка в отношении Грузии выражается через критику грузинского правительства за чрезмерное применение административного ресурса в первом туре президентских выборов, а также через публичные встречи лидеров ЕС с представителями грузинской оппозиции. Более того, в протестном движении активно участвуют финансируемые из США и ЕС некоммерческие организации.

В итоге в Грузии разрастается внутриполитический кризис, в рамках которого ключевые игроки, не готовые принять друг друга как на политическом, так и на межличностном уровне, вовсе не ограничивают себя в методах борьбы.

На фоне Армении и Грузии Азербайджан продолжает демонстрировать высокий уровень внутриполитической стабильности. В апреле 2018 г. в стране прошли президентские выборы, на которых с результатом в 86% голосов уверенно одержал победу действующий президент И. Алиев. Выборы вызвали нарекания со стороны ОБСЕ, назвавшей их недостаточно прозрачными и конкурентными, однако это в конце концов никак не повлияло на международные позиции Азербайджана, в том числе на Западе.

Ресурс стабильности позволяет азербайджанскому руководству сохранять верность принципам многовекторности и экономического прагматизма во внешней политике. Баку продолжает успешно взаимодействовать со многими центрами силы в рамках реализации крупных проектов в сфере энергетики и транспорта, причем зачастую кредитуя под эти проекты своих партнеров, в частности Грузию и Иран. Так, в мае было официально объявлено о запуске первой очереди проекта «Южный газовый коридор», и при этом он никак не пострадал от санкций США против Ирана. Временные возражения правительства Италии относительно строительства на ее территории 8-километрового участка Трансадриатического газопровода, по которому азербайджанский газ с 2020 г. будет поставляться в страны ЕС, также не повлияли на реализацию проекта. Причем значимость Южного газового коридора может значительно вырасти, если после подписания конвенции о статусе Каспия планы по постройке Транскаспийского трубопровода все же обретут конкретные очертания. По крайней мере, Азербайджан готов предоставить свои транзитные мощности, а органы ЕС снова начали вести с туркменскими властями активные переговоры об организации поставок газа.

Прорывом для азербайджанской энергетики является и запуск в 2018 г. собственного НПЗ на территории Турции. Также интенсифицированы взаимоотношения на российском и иранском направлениях. В ходе нескольких двусторонних встреч В. Путина и И. Алиева в 2018 г. Россия и Азербайджан подтвердили обоюдную заинтересованность в реализации проекта «Север – Юг», который может дать России прямой выход по железной дороге на рынки Ирана и Индии. Кроме этого, достигнута договоренность о поставках российской нефти на азербайджанский НПЗ в Турции.

Тревожные перспективы

На данный момент можно исходить из того, что в ближайшие несколько лет и в армянской, и в грузинской внутренней политике будет сохраняться высокий уровень турбулентности, что не может не иметь и определенных внешнеполитических последствий.

Если говорить об Армении, то формирование нового парламентского большинства и полная концентрация власти в руках Н. Пашиняна вовсе не решат ключевых политических и социально-экономических проблем, стоящих перед страной. Политическая система Армении, которая на данный момент зиждется на популярности одного политика, может оказаться крайне неустойчивой. «Бархатная революция» сменила лица в руководстве страны, но пока не сформировала новой политической культуры и властных институтов. Общество продолжает оказывать доверие конкретным людям, а не партиям, в результате чего партия власти в новом парламенте будет скорее сообществом крайне разнородной массы людей — от активистов «бархатной революции» до сторонников прежней власти и представителей чиновничьей бюрократии, а оппозиция — максимально дробиться на отдельные партийные группы. В этих условиях возможный кризис доверия к Н. Пашиняну породит новую волну политической нестабильности в стране. Кроме этого, существенным вызовом для новых властей будет формулирование ясной программы государственного развития, реализация которой в относительно короткие сроки позволила бы улучшить жизнь широких масс населения и предотвратить его разочарование в идеалах «бархатной революции».

Как показали последние месяцы, Никол Пашинян, преследуя внутриполитические цели (преимущественно электоральные), может идти и на шаги, которые вызывают сильную озабоченность у правительств других стран. Так, он продолжает настаивать на том, что Нагорный Карабах должен тем или иным образом участвовать в переговорах по урегулированию армяно-азербайджанского конфликта, что не может не вызывать гнев Азербайджана и отсутствие полноценных политических переговоров между сторонами. В Азербайджане также происходит рост антиармянских настроений, звучат призывы к изменению статус-кво. На линии соприкосновения снова возобновились перестрелки с уже реальными жертвами с обеих сторон [5]. Пока угроза возобновления военных действий была временно купирована на встрече Алиева и Пашиняна на саммите СНГ в Душанбе 28 сентября, но в среднесрочной перспективе эта угроза будет сохраняться.

Параллельно с озвученным желанием армянского правительства снизить внутренние цены на газ, претензии по налоговым недоимкам внезапно появились в отношении компании «Газпром-Армения» [6]. Эти претензии негативно выглядят на фоне целой цепочки событий, в частности казуса Хачатурова [7] и отмены решения правительства Армении о передаче ЗАО «Высоковольтные электросети» в доверительное управление российской компании «Ташир капитал» [8]. Кроме этого, показателен и эксцесс в армяно-белорусских отношениях, связанный с обменом резкими заявлениями обеих сторон по поводу сближения позиций Баку и Минска, в том числе по нагорно-карабахскому вопросу [9]. Однако если с белорусской стороны резкие заявления делает пресс-секретарь МИД, то с армянской — сам Никол Пашинян.

Таким образом, в среднесрочной перспективе в Армении, скорее всего, внутренняя политика будет доминировать над внешней. Это означает, что отношения с внешним миром могут периодически становиться заложником внутриполитических процессов в стране, которые в ближайшие годы вряд ли будут протекать спокойно.

Что касается Грузии, то внутриполитический кризис здесь будет только усугубляться. Политическая легитимность правящей партии, которую сейчас пытаются искусственно поддержать за счет щедрых предвыборных подарков (в частности, оплаты личным фондом Б. Иванишвили долгов перед кредитными организациями наиболее социально неблагополучных грузинских граждан), будет падать и дальше. В то же время возможности грузинской оппозиции в лице «Единого национального движения» будут сильно ограничены сохраняющейся непопулярностью М. Саакашвили, который, находясь на посту президента, отличился авторитарным и волюнтаристским стилем управления, а также излишней жесткостью в отношении политических оппонентов.

В этой связи в грузинском обществе существует запрос на третью силу, которая предоставила бы гражданам реальную политическую альтернативу. Однако пока заявляющие о себе в такой роли политформирования («Альянс патриотов», «Демократическое движение» Н. Бурджанадзе) не могут выйти из своих узких электоральных ниш. И вряд ли эта ситуация изменится в ближайшие годы. В результате абсентеизм среди грузинских граждан может только вырасти.

Внутриполитический кризис вряд ли существенно скажется на стратегических приоритетах грузинской внешней политики. Грузинские власти будут продолжать сохранять лояльность идее европейской и евроатлантической интеграции. При этом, несомненно, нестабильность не будет способствовать выполнению Тбилиси его обязательств перед ЕС и США. Однако еще более плачевная ситуация в Украине и Молдове будет поддерживать имидж Грузии- чемпиона программы «Восточное партнерство», а также ключевого стратегического партнера НАТО на Южном Кавказе.

В Азербайджане в ближайшие пять лет вряд ли возникнут серьезные угрозы внутренней стабильности. Тем не менее сохраняется вероятность локальных вспышек протестов из-за роста цен, отсутствия рабочих мест, коррупции, неэффективного госуправления. В особенности эта проблема может обостриться в случае значительного падения цен на энергоносители на внешних рынках и резкого обесценивания национальной валюты, как это было в 2014 – 2015 гг. При этом социально-экономические проблемы в Азербайджане чреваты также и ужесточением позиции Баку в нагорно-карабахском вопросе.

Если говорить о крупных энергетических и инфраструктурных проектах, которые находятся в интересах Азербайджана, то уже сейчас можно исходить из того, что проект Южного газового коридора, который поддерживается и Западом, и Турцией, будет успешно реализован. Возможность же транспортировки туркменского газа на пятилетнем горизонте выглядит пока туманной по многим техническим, финансовым и политическим причинам. Что касается перспектив таких проектов как железнодорожные маршруты Баку–Тбилиси–Карс или коридор Север–Юг, то значительным вызовом для них будет являться экономический кризис в Иране и Турции.

Последствия для России

Ближайшие пять лет вряд ли окажутся простыми для внешней политики России на Южном Кавказе. Внутриполитические процессы в двух странах региона — Армении и Грузии — напрямую будут затрагивать российские интересы.

В случае с Арменией наметился целый ряд рисков. Во-первых, «бархатная революция» маргинализировала политические силы Армении, для которых приоритетом было скорее поддержание союзнических отношений с Россией. Н. Пашинян в большей степени прагматик и ориентируется во многом на ситуативные интересы. Это не может в итоге не осложнять работу таких организаций как ОДКБ и ЕАЭС, а также не затруднять посредничество Москвы в рамках нагорно-карабахского урегулирования.

Еще один важный момент состоит в том, что оппозицию, как парламентскую, так и внепарламентскую, вряд ли можно будет назвать пророссийски настроенной. Партия «Процветающая Армения» Г. Царукяна будет играть роль скорее системной оппозиции, не придерживаясь каких-либо твердых идеологических или внешнеполитических взглядов. Партии «Республика» и «Светлая Армения», которые ранее входили в общий с партией Н. Пашиняна блок «Елк», выступают с исключительно прозападных позиций. Пытается легализоваться в политическом поле и вооруженная группировка «Сасна Црер», которая ратует за максимальное снижение российского присутствия в Армении. Что касается сил, близких к экс-президентам С. Саргсяну или Р. Кочаряну, то, возможно, пройдет не один год, пока они найдут способ вернуться в политику как более или менее значимые оппозиционные партии.

Не стоит забывать и о вопросе инвестиционного климата в Армении. В этом контексте симптоматичны не только проблемы, возникшие у российских стратегических инвесторов в Армении, но и полемичный разговор [10], который состоялся в сентябре 2018 г. между Н. Пашиняном и российским бизнесменом и меценатом армянского происхождения Р. Варданяном в ходе визита премьер-министра Армении в Москву.

Что касается Грузии, то с обострением внутриполитического кризиса российская карта будет все активнее использоваться в информационной борьбе ключевых политических сил. В этой связи будет трудно обсуждать какие-либо пути нормализации двусторонних отношений, так как любой разговор будет прерываться заявлениями о том, что нельзя вести дела с «оккупантом». В последние годы наметились позитивные тенденции в вопросах возобновления автомобильного и железнодорожного транзита через Абхазию и Южную Осетию, упрощения визового режима с российской стороны. Возникла даже идея организации встречи президентов двух стран. В ближайшее время все эти инициативы вряд ли окажутся реализованными.

На этом фоне отношения с Азербайджаном будут развиваться, скорее, в позитивном ключе. Этому будет способствовать целый ряд факторов: расширение присутствия Запада в Грузии и Армении, общие экономические интересы в ключевых отраслях, желание предотвратить дестабилизацию в Иране.