Азербайджанцы: в поисках национального самосознания

Как известно, Россия никогда в полной мере не считалась колониальной державой, в классическом западном понимании колониализма. Отличительной особенностью колониальной политики Российской империи, в сравнении с западными державами, было то, что местные элиты с присоединённых территорий постепенно интегрировались и впоследствии смешивались с центральными элитами. При всей безальтернативности тех ежовых рукавиц, в которых удерживались окраины (не будем забывать и про жестокие подавления восстаний, и про политику насильственной русификации в некоторых регионах), на присоединённых землях никогда не было тех «прелестей» колониализма, которые имели место, скажем, в Северной или Латинской Америке, где всего за несколько веков пребывания «гостей» из Европы были истреблены миллионы индейцев.

Кроме того, колониальные империи, подобные Франции, руками и ногами цеплялись за свои владения, втягиваясь в настоящие войны с доминионами, как это было в Алжире и Индокитае в 1950-е гг. Россия же вполне безболезненно осуществила «развод» со своими историческими окраинами в 1991 году, если не считать конфликты внутри самих окраин (гражданская война в Таджикистане) и между окраинами (грузино-абхазский конфликт, грузино-осетинский конфликт, армяно-азербайджанский конфликт и т.д.). 14 народов, некогда составлявших единый монолит вместе с Россией, получили право на собственную независимость, суверенитет, историю, на возможность возводить пантеоны из героев, которые ещё не так давно, возможно, считались врагами общей родины.

Как было отмечено выше, взаимоотношения России с присоединёнными территориями не совсем вписывались в типично западные рамки «метрополия–доминионы», поэтому сегодня в России, как и на всём постсоветском пространстве, отсутствует большой интерес к идеям Ф. Фанона, Э. Саида, Х. Бабы, Г.Ч. Спивак и других теоретиков постколониализма. Тем не менее большинство наций бывшей империи сегодня зачастую сталкиваются с проблемами, которые, как правило, свойственны именно тем нациям, которые недавно освободились от колониальной зависимости. Это выражается в глубоких социальных противоречиях, которые касаются споров вокруг исторического прошлого, религии, самоидентификации — словом, национального самосознания. Одна из таких наций, внутри которой до сих пор нет единого мнения по многим из вышеперечисленных вопросов, — азербайджанцы.

Flickr / Stefano Bolognini

Современный Баку

Трудности международного признания

Нынешняя Азербайджанская Республика — второй исторический опыт обретения азербайджанцами собственной государственности. Первый опыт — Азербайджанская Демократическая Республика (АДР) (1918–1920 гг.) — продлился всего лишь 23 месяца. В тот период, как и сейчас, первоочередной задачей для азербайджанского истеблишмента было добиться международного признания. По-настоящему этот процесс начался в январе 1920 года на Парижской мирной конференции: великие державы признали независимость Азербайджана. По этому случаю на территории страны были устроены всенародные торжества, в Баку состоялся военный парад, а 14 января был даже объявлен праздничным нерабочим днём. Приведём слова тогдашнего председателя Национального Совета Азербайджана Мамеда Эмина Расулзаде: «Один из народов Востока, стонущих под игом иноземцев, лишенный гражданских и политических прав, даже близко не подпускаемый к управлению государством, при первом же удобном случае, несмотря на все сложности, выказал такой образец создания культурного общества, что привлек к Азербайджанской Республике внимание союзников и всего мира…» (М.Э.Расулзаде. Азербайджанская Республика. Баку, 1990, с.57). Однако развить достигнутые успехи азербайджанцам тогда не удалось: 28 апреля 1920 года большевики вошли в Баку и провозгласили советскую власть — началась советизация Азербайджана.

Сегодняшнее азербайджанское руководство с не меньшим трепетом относится к вопросу международного признания и авторитета в мире в целом. В ход идут роскошные подарки для зарубежных партнёров, помпезные приёмы в дорогих ресторанах и фешенебельных отелях, построенных на нефтедоллары, заработанные республикой за годы независимости. На Западе непомерную щедрость азербайджанского руководства уже нарекли довольно ёмким словосочетанием —«икорная дипломатия» (caviar diplomacy). В 2012 году аналитический центр European Stability Initiative даже опубликовал доклад под названием «Икорная дипломатия: Как Азербайджан добился молчания Совета Европы».

В этой связи нельзя не упомянуть и о недавних мероприятиях международного уровня, состоявшихся в Азербайджане, как то: Евровидение (2012 г.), Первые Европейские игры (2015 г.), Гран-при Европы (2016 г.) — все эти события, бесспорно, направлены в том числе и на то, чтобы разрекламировать сравнительно новое образование на политической карте мира.

Сегодня одно только упоминание об Азербайджане за рубежом становится настоящим информационным поводом в республике. Любая маломальская газетная публикация где-нибудь в Пакистане или Эфиопии, не говоря уже о России, воспевающая успехи Азербайджана и его политического руководства, непременно находит своё отражение в выпусках новостей государственного телеканала «AzTv», проправительственной газеты «Azərbaycan qəzeti» и других местных СМИ.

Ласкают слух многим азербайджанцам и сообщения о том, что какой-нибудь популярный российский артист нежданно-негаданно заговорил или даже запел на азербайджанском языке. В центре внимания азербайджанских СМИ, например, уже побывали такие личности, как Стас Пьеха, Николай Басков,

и Максим Галкин. Зададимся таким вот (очевидно, странным) вопросом: удивляет ли кого-нибудь в России, что, например, азербайджанец Полад Бюльбюль-оглы исполняет песни на русском языке? Становится ли это информационным поводом для российского обывателя? Да, вопрос, конечно, риторический.

Здесь же вспомним и о том, как совсем недавно торжествовало самолюбие многих азербайджанцев при виде надписи «Azerbaijan — Land of Fire» («Азербайджан — страна огней»), красовавшейся на майках таких футбольных клубов, как испанский «Атлетико», французский «Ланс» и английский «Шеффилд Уэнсдэй», когда азербайджанские власти выступали в качестве титульных спонсоров вышеупомянутых клубов. Наиболее успешно сложились отношения с «Атлетико», который рекламировал Азербайджан с начала 2013 года и до 1 июня 2015 года. Не меньший восторг у многих азербайджанцев вызвало недавнее видеопоздравление с праздником Новруз Байрам на азербайджанском языке от футболистов «Манчестер Юнайтед». Конечно, ничего предосудительного в вышеупомянутых фактах нет: молодое государство желает заявить о себе и быть замеченным международной общественностью везде, где только возможно, начиная с экипировки зарубежных футбольных клубов. Но опять же зададимся вполне резонным вопросом, ответом на который вновь будет секрет Полишинеля: «Вызовет ли ажитацию у рядового британца, скажем, видеопоздравление футболистов азербайджанского "Нефтчи” на английском языке с каким-нибудь традиционным британским праздником?».

Вся соль вышеупомянутых примеров заключается не в том, что уровень футбола в Азербайджане ещё не на столь высоком уровне, как у тех же родоначальников футбола, но в том, что азербайджанскому обывателю лестно, что отдельные европейские нации как исторически более прогрессивная и успешная часть человечества обращают свой взор на тех, кто, мягко говоря, почти всегда оставались на задворках истории и пока ещё не реализовали в полной мере свой потенциал.

Всё это, несомненно, свидетельствует о пока ещё постколониальном характере национального самосознания азербайджанцев, жаждущих быть элементарно замеченными и признанными со стороны сильных мира сего.

Вопросы исторической памяти

Одними из самых болезненных вопросов для азербайджанского национального самосознания остаются вопросы исторической памяти. Прежде всего, это касается пантеона азербайджанских героев. Для современного поколения азербайджанцев, воспитанных на идеях незыблемости национального суверенитета и независимости, помимо героев относительно недавней карабахской войны, в качестве образцов для подражания могут выступать и такие исторические деятели, как, например, лидер «Азербайджанского легиона» Абдуррахман Фаталибейли-Дудангинский, воевавший в годы Второй мировой войны на стороне гитлеровской армии. И здесь на первый план выходит уже не то, что он сотрудничал с нацистами, а то, что он был образчиком воплощения идей о свободном и независимом Азербайджане. Чего стоит лозунг еженедельной газеты «Азербайджан», издававшейся легионом: «Мы сражаемся только и только за свою свободу. Ни одна живая сила не заставит нас отказаться от этой святой цели». В то же время подобная трактовка истории совершенно неприемлема для более старшего поколения, воспитанного на подвигах бравого разведчика Мехти Гусейн-заде, погибшего в селении Витовле в Италии (ныне Словения) и воплощённого на киноэкране Нодаром Шашик-оглы в легендарном фильме «На дальних берегах». Скорее всего, азербайджанцам уже никогда не удастся собрать из этих разрозненных лоскутков единый исторический пазл, где каждый исторический деятель будет на своём месте.

Не менее острыми в азербайджанском историческом дискурсе остаются вопросы, связанные с отношением к бывшей «метрополии» — России. В современных азербайджанских учебниках истории присоединение к России в начале XIX века именуется не иначе как словом işğal (ишхал — «оккупация») и в целом характеризуется как «один из тяжелейших периодов в истории Азербайджана». Подобная трактовка сегодня, пожалуй, наиболее выгодна азербайджанскому руководству, которому просто необходимо подчёркивать свою инаковость и непохожесть по отношению к бывшей «метрополии». Как справедливо отмечал в начале 2000-х гг. британский журналист и кавказовед Томас де Ваал: «Те, кто ещё недавно были самыми лояльными партийными боссами в одной системе, стали националистическими лидерами в другой». В то же время говорить о какой-то виктимизации сознания среди азербайджанского обывателя слишком преувеличено. Как правило, виктимизация сознания свойственна в прошлом угнетаемым со стороны европейцев народам Азии и Африки. По меткому замечанию французского философа болгарского происхождения Цветана Тодорова, виктимизация сознания подразумевает беспредельное право угнетённого на возмещение морального ущерба со стороны угнетателя, что также свойственно народам, требующим справедливости за совершённый по отношению к ним геноцид: «Статус жертвы даёт право жаловаться, протестовать и требовать», резюмирует Тодоров. У азербайджанцев, повторимся, в большинстве своём подобные настроения по отношению к России сегодня отсутствуют.

Карабах

Вышеупомянутое слово «işğal» в современном Азербайджане чаще всего используется по отношению к землям Нагорного Карабаха, потерянным в результате военных действий с армянами в 1991–1994 гг. Стоит отметить, что реваншистские настроения вкупе с антиармянизмом — один из основополагающих столпов сегодняшней государственной идеологии Азербайджана. К примеру, в современном азербайджанском календаре выделяется не менее десяти трагических дат, главные из которых — дни оккупации карабахских земель.

Не будем вдаваться в политические хитросплетения этой «перезревшей», по замечанию главы азербайджанского МИД Эльмара Мамедъярова, проблемы. Не станем здесь выяснять, почему Азербайджан, тратящий баснословные деньги на свою армию (военный бюджет Азербайджана превосходит весь бюджет Армении), так и не решается и уже навряд ли когда-нибудь решится (по крайней мере, в обозримом будущем) на возвращение вожделенных территорий военными средствами. Не будем мы и уточнять, чья волосатая рука незримо присутствует в данном конфликте. Оставим читателю возможность поразмышлять.

А пока азербайджанцы, по выражению покойного журналиста Эльмара Гусейнова, «тешут национальное тщеславие» победами своих соотечественников над главным противником везде, где это представляется возможным: на футбольном поле, татами, борцовском ковре, в песенных, танцевальных и других конкурсах.

Именно карабахская проблема выявила наружу ещё один бич азербайджанского общества — клановость. Ещё с советских времён вопрос «haralısan?» (харалысан? — «откуда ты?») в Азербайджане неизменно остаётся актуальным. Этот вопрос является ключевым, к примеру, при продвижении по карьерной лестнице. В годы карабахской войны многие азербайджанцы-не уроженцы Карабаха были всерьёз убеждены, что воевать за Карабах — удел самих карабахцев. Во многом поэтому, помимо тех азербайджанцев, кто (независимо от места рождения) отправлялись на линию фронта, были и те, кто устремлялись в Россию и другие страны, что также объективно объяснялось тяжелейшим экономическим положением республики в тот период и естественной необходимостью людей прокормить свои семьи или попросту выжить.

Разделительные линии между карабахцами и некарабахцами сохраняются до сих пор, что легко можно пронаблюдать на примере того, как, скажем, некоторые коренные жители Баку не всегда доброжелательно относятся к карабахским беженцам, называя их с презрительным оттенком словом «гачкыны» («беженцы»). К слову, у бакинцев, да и не только у них, подобное отсутствие благодушия имеет место и по отношению к азербайджанцам-выходцам из Армении и Грузии, что видно уже из закреплённых за ними просторечных названий, — «ерАзы» и «грАзы», соответственно.

Религиозная составляющая

Ещё одним довольно неоднозначным вопросом для сегодняшнего самосознания азербайджанцев является религия. В годы Российской империи принадлежность к мусульманству и строгое соблюдение религиозных канонов среди азербайджанцев были неоспоримы. Приведём слова одного путешественника, побывавшего в Азербайджане в начале XX века: «Трудно представить себе, что едешь по русскому царству. Нигде ни одного русского слова, ничего русского. Хотя бы случайно где-нибудь мелькнул крестик православного храма, а вот ведь уже скоро целое столетие, как этот край считается русским» (Татунц С.А. Этносоциология. Учебное пособие для студентов. — М. : МАЛП, 1999. - С. 81.). После 70 лет нахождения в составе государства, где господствовал атеизм, среди азербайджанцев сегодня обнаруживается большое количество разночтений относительно религии как таковой. На официальном уровне Азербайджан устами первых лиц декларируется как светское государство. Этим, в частности, объясняется и тот факт, что в 1990-е годы азербайджанское руководство сделало акцент на этнической идентичности, а не на конфессиональной, и пошло на сближение со светской суннитской Турецкой Республикой, а не с шиитской Исламской Республикой Иран (ИРИ), хотя в Азербайджане исторически всегда преобладал ислам шиитского толка.

Ислам в Азербайджане сегодня исповедуют порядка 99% населения, однако количество практикующих верующих не превышает 4–6%.

Интересно, что многие мусульманские обряды, как то: обрезание у мальчиков (суннат), жертвоприношение (курбан), раздача милостыни (садака) — воспринимаются азербайджанцами уже как нечто национальное, но никак не религиозное. То же самое можно сказать и про различные выражения в азербайджанском языке, в которых изначально была заложена религиозная коннотация, но которые уже используются зачастую просто для связки слов, когда, например, на свадьбе или на любом другом празднестве можно увидеть, как какой-нибудь гость с рюмкой водки в руках во всеуслышание говорит: «Машаллах!» («То, что дозволил Бог!»).

Flickr / Tekniska Museet

Баку, 1875-1920

Вместо послесловия

Подводя итог, отметим, что азербайджанское национальное самосознание находится в процессе формирования. Азербайджанцам ещё предстоит расставить все точки над «i» во многих актуальных для себя вопросах настолько, насколько это возможно, а главное — необходимо. Ещё в 2006 году в интервью азербайджанскому филиалу «Радио Свобода» видный дипломат и политолог Вафа Гулузаде, прозванный в своё время «азербайджанским Киссинджером», дал довольно критическую оценку самосознанию своего народа: «Каждая нация зиждется на трёх факторах. Первый фактор — религиозный. Свою религию мы забыли. Нет у нас религии. Во-вторых, наша национальная принадлежность. Дорогие мои, мы — азербайджанские тюрки. А мы говорим: «Мы — азербайджанцы». Хорошо, мы — азербайджанские тюрки, другие тогда — анатолийские тюрки. То есть, мы и национальности своей толком не знаем. Третий фактор — языковой фактор. Вот сама азербайджанская элита как следует не знает родного языка…».

Автор данной статьи, также не безразличный к судьбе своего народа, искренне верит, что уже в ближайшем будущем его земляки (и он вместе с ними) разобьют все гордиевы узлы, опутывающие национальное самосознание; что шаг за шагом, говоря языком Чехова, выдавят из себя по капле все рудименты, свойственные постколониальному мышлению и сконцентрируются на собственных интеллектуальных, технологических, экономических, геополитических и других свершениях, не тревожась, например, о том, сколько ещё зарубежных СМИ пропоют осанну успехам республики, или сколько российских поп-звёзд заговорят на азербайджанском языке; что, наконец, предметом национальной гордости азербайджанцев будут являться не только земляки, пробившиеся куда-нибудь в «Минуту славы» или на шоу «Голос», но, как минимум, нобелевские лауреаты.

Как всего этого достичь, при том в максимально короткие сроки — предмет отдельного разговора.