Портрет Путина или почему Западу не стоит надеяться на "хорошую" Россию

Мировая пресса любит писать про Путина. Так, за время его нахождения у власти предпринимались попытки восстановить психологический портрет Путина, выделить ключевые аспекты его идентичности, чтобы понять, чего ждать от современной России. Самый популярный и очевидный аспект – это его прошлое в качестве агента КГБ. Даже в обычных новостных сводках КГБшное прошлое добавляется как бы мимоходом в качестве дополнительной информации. Так, Шпигель пишет: «В понимании Владимира Путина, бывшего офицера КГБ, страна, бывшая ранее частью советского государства, но не желающая больше быть вассалом Москвы, может быть, таким образом, или вассалом Вашингтона, или вассалом Брюсселя – одно из двух». То есть, видимо, путинское прошлое должно в значительной степени объяснять конфликт вокруг Украины. Таких примеров множество.

Путин, если следовать подобной логике, живёт в каком-то собственном мире и щедро использует знания, полученные в советской секретной службе, для продвижения марионеточных режимов и запугивания соседних стран. Альтернативные версии рисуют Путина как весьма заурядного агента, геройских поступков не совершавшего, много пившего и жену свою бившего. В этом случае, путинская агрессия это не что иное, как моральная компенсация за репутацию неудачника. Другие подчёркивают идентичность российского президента как государственника, озабоченного восстановлением порядка и поднятием России с колен, что находит отражение во фразе о «крупнейшей геополитической катастрофе» двадцатого столетия.

Стоит признать, что российская действительность нет-нет да и даст повод западным журналистам посудачить о сверхзначимости Путина: Путин поскакал на лошади, Путин полетал, Путин пригрозил, без Путина России нет, Путин на футболках. Подобная вездесущность будто бы отдаёт неординарностью. Но чем больше фиксация на личности и её привязке к внешней политике России, тем больше всё это напоминает бегающую кругами собаку, пытающуюся поймать собственный хвост. Это, конечно, занимательно и интересно, но несёт в себе мало смысла.

О лидерах и обстоятельствах

Примечательно, что основоположник американской стратегии сдерживания Джордж Кеннан писал в своей знаменитой статье об истоках именно советского – не сталинского или ленинского – поведения, хотя мог бы пожурить Сталина за все его огрехи  и списать это на его безумие, комплексы и т.д. Напротив, советское поведение он объяснял верой советского руководства в имманентный антагонизм между коммунизмом и капитализмом, его чувством собственной непогрешимости и стремлением во что бы то ни стало сохранить абсолютную власть внутри страны. Выделение такой константы способствовало пониманию долгосрочных целей и задач, которым Соединённые Штаты должны были следовать. Составление же психологических портретов настоящих или будущих лидеров было бы сродни гаданию на кофейной гуще.

Бесполезно отрицать факт, что личности могут в той или иной степени влиять на происходящие события. Но речь в таких случаях скорее идёт о придании событиям того или иного оттенка, отпечатка, а не их определения «от и до». Личностями в мировой политике также очень часто становятся те, кто волею судеб и чрезвычайности ситуации «катапультируется» в высшие эшелоны власти, не имея шансов на подобный успех в нормальной ситуации. Уинстон Черчилль, по натуре «мэверик» – не свойственная порода для британского политистеблишмента – стал премьер министром Её Величества лишь под угрозой гитлеровской агрессии и не смог удержать власть, когда война близилась к благополучному завершению и страна больше не нуждалась в услугах человека, готового «заключить сделку с дьяволом, если Гитлер нападёт на ад», т.е. способного поступиться любыми принципами ради достижения искомой цели.

Аналогично, вряд ли человек с воображением Адольфа Гитлера смог бы прийти к власти в процветающей, не униженной Антантой и не «преданной» либералами и социалистами Германии. Более того, личность Гитлера больше способна объяснить его кровавые преступления против человечности, нежели сам агрессивный характер его внешней политики.

Не то что бы это совсем бесполезно заниматься психоанализом государственных деятелей – всё-таки именно они принимают важные решения – но важно другое. Концентрация внимания на Путине отводит на задний план вопрос «а было бы по-другому без Путина?». К тому же приписывание всех творимых Россией зол одному человеку таит в себе соблазн помечтать о России без Путина, о «хорошей» России. Этот образ мыслей уже продемонстрировал свою несостоятельность при «либерал-реформаторе» Медведеве, который, как оказалось, лишь караулил путинское место.

Анализ событий, способствовавших становлению мировоззрения Путина, уже содержит в себе крупицы информации, проливающей свет на истоки российского поведения: допущение оппозиционных взглядов в политический дискурс, гласность, дезинтеграция сверхдержавы, потеря величия, сферы влияния. Непонятно лишь, зачем проецировать этот исторический фон на какого-то конкретного человека. Если не Путин – был бы кто-то другой, поскольку обстоятельства не требовали иного лидера. Давайте просто вооружимся воображением и представим здорового Ельцина, пошедшего на третий и четвертый президентский срок, заставшего и цветные революции, и раунды расширения НАТО и ЕС, и американские планы по противоракетной обороне; и всё это на фоне растущих цен на нефть и благосостояния страны. Личная дружба с президентом Клинтоном и «банная дипломатия» с канцлером Колем вряд ли бы послужили сдерживающими факторами для реакции России.

Вся затея сближения с капиталистическим Западом (т.е. США) была продиктована скорее желанием вместе с Вашингтоном вершить судьбы мира, нежели искренним стремлением интегрироваться в западные структуры по примеру Германии и Японии. Представление о «нормальной» державе, выдвинутое министром иностранных дел Козыревым, было пересмотрено ещё за годы до Путина.

Что остается

Фиксация на личности российского президента может быть следствием нежелания Запада и, прежде всего, западных европейцев признать горькую правду: так называемый «мирный дивиденд», определявший политику континента после завершения холодной войны, уходит в прошлое и в обозримом будущем не вернётся, поскольку никак не связан с личностью Ельцина или Путина.

Ещё менее приятные новости для Европы – это что теперь уже ей придётся нести основное бремя по сдерживанию России. В прошлом остались времена, когда можно было всецело положиться на поддержку США в военном плане, а самим мирно приторговывать с восточным соседом и воспевать торговлю и взаимозависимость как модель, пришедшую на смену политике силы. В этой связи заявления президента Еврокомиссии Юнкера о необходимости создания Европейской армии не случайны, хотя на данный момент и неосуществимы.

Не оппортунизм Герхарда Шрёдера, а именно прозорливость Кеннана представляется адекватной основой для долгосрочной стратегии в отношениях с Россией. Россия не станет подлинной демократией после Путина, как и не откажется она от идеи создания многополярного мира за счёт снижения относительного веса западных либеральных демократий. Россия не будет принимать участие в процессах, обусловленных «объективными» процессами глобализации, если это снижает её влияние и силу по отношению к Западу. Кремль показал в Грузии и Украине, что где он не в состоянии противостоять на равных «жемчужине» западного влияния – его мягкой силе – будет применяться сила жёсткая – «жемчужина» российского влияния. Европе жизненно необходимо стать конкурентоспособной именно в «жёстком» компоненте силы, потому что без последнего будет трудно отстаивать правила поведения в «европейском доме», какими бы универсальными и неделимыми они не казались. Портрет плохиша-Путина и связанное с ним желание «пересидеть» эту трудную фазу отношений в надежде на более сговорчивую власть могут эту задачу затруднить.