Уход в Лес. Личный опыт внутренней эмиграции. Письмо из Выборга

Уход в Лес у каждого свой. Осознанный шаг или словно наваждение; план, который вынашивался годами, или поспешное бегство; долгий поход или краткосрочное приключение.

Предисловие. Релокация vs внутренняя эмиграция

Ре-ло-ка-ци-я — этот термин в последние месяцы расширил свой смысл и вытеснил более привычное слуху «эмиграция». Как правило, подобное решение не является собственноличным. Релоканты идут или даже бегут под влиянием внешних (и довольно драматических) факторов, почти всегда за кем-то и от чего-то, но редко к кому-то и для чего-то.

Альтернатива релокации — внутренняя эмиграция, уход от общественно-политической жизни, пассивный протест, добровольное сложение своих полномочий как гражданина, попытка виртуального выхода из системы. Идеальной средой обитания здесь становится любая противоположность мегаполиса — малые города, поселки городского типа, сёла-деревни, уединенный хутор.

Миграция в том или ином виде — многогранный процесс, связанный с географией, экологией, биологией, теорией эволюции, и особенно любопытный с точки зрения геополитических, социокультурных, экономических аспектов. Внутренняя эмиграция — это возможность нивелировать различия и противоречия между жителями как отдельно взятой страны, так и разных государств. Индивидуальный жест человека, вызвавший цепную реакцию и многократно повторенный другими, способен в перспективе менять облик не только больших городов, но и целых стран и континентов.

Ниже — не только череда умозаключений на основе информации из открытых источников, наблюдений и конкретных примеров, но и личный опыт. После десятилетия достаточно благополучной жизни в Москве наша ячейка общества перебралась в город Выборг (фин. Viipuri), абсолютно европейский город со средневековым прошлым, сложной историей, расположенный в Ленинградской области у самой российско-финской границы. О тех обстоятельствах, которые привели к такому решению, о бэкграунде дня сегодняшнего и немного о перспективе рассказывает это эссе.

В её глазах (2021, сериал)

Начало. Пандемия

Пандемия Сovid-19 беспрецедентна не столько по реальной угрозе для человечества (на этот счет все еще идут споры), сколько по длительности и масштабу ограничений, которые коснулись практически каждого. Особенно обесценилась жизнь в больших городах. Все те блага, которыми, не задумываясь об их эфемерности, пользовались их жители — развитая система общественного транспорта, разнообразные культурно-массовые мероприятия, огромное количество социальных связей, офисные опенспейсы, городские пространства и шоппинг-моллы, прочие променады и атриумы — оказались недосягаемы. Сначала элементарно закрыты для посещения, потом доступны с рядом условий: наличие СИЗ, отсутствие симптомов, соблюдение социальной дистанции и, в завершающей стадии — заветный qr-код. Право свободно перемещаться, дышать полной грудью, не думая о риске заражения, стало роскошью и залогом сохранения физического и ментального здоровья, спровоцировав отток определенной части городского населения. Тому благоприятствовал удаленный режим работы, веяние нового времени. Границы между рабочим и личным временем, между местом работы и средой обитания потеряли свои очертания.

Эрнст Юнгер, которого нельзя не упомянуть, приходит к следующим выводам в своем эссе «Уход в Лес» (М.: Ад Маргинем Пресс, 2021): «Когда Корабль погибает, его аптечка тонет вместе с ним. И тогда все зависит от других вещей, например, от того, может ли человек выдержать несколько часов в ледяной воде. Многократно привитая, чистоплотная, приученная к лекарствам команда с высоким средним возрастом имеет меньшие шансы чем та, которая всего этого лишена. Минимальная смертность в мирные времена не является критерием подлинного здоровья; она может внезапно, в одну ночь, обернуться своей полной противоположностью. Вполне возможно, она сама еще породит неизвестные доселе эпидемии. Тело народов стало уязвимым для болезней».

Было бы опрометчиво сравнивать высказывание Юнгера с доводами движения антиваксеров. Метафора гораздо шире и выходит за рамки частного мнения о фармакологических заговорах и о том, что лучше — естественный или искусственный иммунитет. Современное государство, заботливое и надзирающее, создало для своих граждан идеально комфортные безопасные условия, которые сделали их уязвимыми в условиях реальной угрозы, за пределами привычной уютной системы. Следовательно и само государство стало уязвимым.

Кризис перепотребления

Хэл Фостер в книге «Дизайн и преступление (и другие диатрибы)» (М.: V-А-С Press, 2014) в свою очередь цитирует «Гид по Гарвардской школе дизайна» Рема Колхаса:

«Гид описывает шопинг как паразитический организм, настолько успешный, что в итоге он сам превратился в хозяина. Книга начинается словами: ''Пожалуй, шопинг последняя из оставшихся форм социальной активности. При помощи целой артиллерии становящихся все более хищническими форм шопинг колонизировал — и даже заменил — практически каждый аспект городской жизни. Исторические городские центры, пригороды, улицы, а теперь еще и ж/д станции, музеи, больницы, школы, интернет и даже армия сегодня все они формируются механизмами и пространствами шоппинга. Церкви подражают торговым центрам, чтобы привлечь верующих. Аэропорты приносят огромные прибыли обращая путешественников в потребителей. Чтобы выжить музеи также обращаются к шопингу. Традиционный европейский город, когда-то пытавшийся сопротивляться шопингу, сегодня превратился в орудие американского консьюмеризма. Супермаркеты все больше начинают управлять движением внутри города''».

Формула «мир как супермаркет» достигает апогея своего абсурда в начале XXI века, в период пандемии коронавируса вовсе теряет смысл, и с улучшением эпидемиологической обстановки не обретает его заново. Практически те же ограничения — закрытие магазинов и отмены авиарейсов по принципу домино — мы увидели весной 2022 года в России. И пандемия, и специальная военная операция (если быть аккуратным, ответная реакция мира) привели к существенному сокращению трансграничной торговли и переосмыслению философии глобального консьюмеризма. Разумное потребление, рост ресейл-платформ, фудшеринг, прочий апсайклинг были лишь первыми робкими ласточками. Шоппинг как способ убийства времени и ресурса был переоценен, хотя заполнить образовавшийся вакуум оказалось под силу далеко не всем, особенно обитателям мегаполисов.

Переходя на частности, в Выборге магазины работают с перерывом на обед, нередко открыты до 17-18 часов вечера, воскресенье и вовсе может быть выходным по графику. Круглосуточная торговля отсутствует в принципе, и здесь предложение следует за спросом. Уход крупных брендов не изменил цикл потребления выборжан. Однодневные распродажи «в связи с ликвидацией» или выставки шуб в городском ДК проходят с прежней регулярностью. Закрытие границ и осложнение отношений на треке Россия — ЕС, конечно, существенно уменьшили торговый оборот с соседней Финляндией, но не прекратили его полностью. «Санкционка» и легендарный финский Fairy все еще в наличии, хотя и немного дороже.

Бартелеми Ловернь. Виипури. 1842–1852

Город и село

Резкая смена города на сельскую глушь, больше того — частный дом без удобств видится довольно отчаянным шагом. Неизбежными результатами станут поочередно разрушение привычного образа жизни, переоценка ценностей, новое мировоззрение. Мегалополисы стали благодатной почвой для почкования надстроечных квазибизнесов и услуг, сомнительных продуктов, выходящих далеко за границы базовой пирамиды потребностей. В более суровых условиях круг интересов сужается до масштабов этой самой пирамиды, а обеспечение потребностей поглощает избыток свободного времени, подаренный техническим прогрессом и ростом сферы нематериального производства.

Так, переехав в период турбулентности в старинную финскую усадьбу в выборгском районе молодая женщина, свободная от брачных связей, чайлд-фри, веган, с симпатиями к феминизму и далее по списку, скоро поймет для чего традиционно нужна была большая семья. Речь о постоянной сменяемости поколений, непрерывности технологического цикла внутри домовладения, когда каждый вносит посильный вклад для выживания себя и близких. Появятся невообразимые ранее трудности — недоступность привычной продуктовой корзины, отсутствие готовой «здоровой» еды «на вынос», не говоря о круглосуточной доставке, техническая невозможность сортировать мусор — один общий контейнер на 1 кв. км, необходимость самостоятельно обеспечивать отопление (колоть дрова) и горячую воду (топить баню). При этом подобная жизнь может в большей степени отвечать принципам заботы об окружающей среде и нахождения в гармонии с природой, нежели предыдущий conscious living.

Если для кого-то Уход в Лес переживается как попытка возвращения к крестьянским корням или возрождения дворянско-усадебной культуры, то мой выбор Выборга как потомка монгольских кочевников — опыт освоения новых земель. И, что для меня очень важно — подразумевает отказ от порой утомительного, но все еще привлекательного мегаполиса, но не от городского образа жизни. Выборгский замок, который в ясную погоду и светлое время суток я могу наблюдать из окна своей квартиры, — явственное напоминание о том, что городской традиции на этой земле сотни и сотни лет и далеко не каждый населенный пункт, обозначенный на карте литерой «г.», может похвастаться тем же.

Дарья Андреева, из личного архива

Знаки прошлого

Основанный в 1293 году шведскими рыцарями Выборг за свою многовековую историю был частью Швеции, Российской Империи, Финляндии, Советского Союза и Российской Федерации, пережил советско-финские войны и Великую Отечественную в ХХ веке. Территория исторического спора — как правило, мина замедленного действия, а периферийные регионы зачастую имеют более интенсивные связи с соседними государствами, нежели с федеральным центром. Однако сепаратистские тенденции в Выборге не сильны, как и в целом протестные настроения. Нацарапанная на стене надпись «Выборг не Россия» — скорее философское наблюдение в духе «Россия для грустных», нежели политический лозунг. Возрождение и популяризация финской культуры проходит довольно вяло в стиле «хюгге» и прочего «калсарикяннит» (фин. «напиваться в исподнем»). Более активных действий со стороны Финляндии инструментами мягкой силы пока не наблюдается.

Добавлю, что на Карельском перешейке до сих пор сильна память о войнах, почва буквально нашпигована металлическим останками: каски, гильзы, неразорвавшиеся снаряды, поисковые отряды постоянно проводят рейды и перезахоронения. Даже простая прогулка бодрым шагом по лесополосе или беглый скроллинг местных новостей дадут представление о том, насколько богат здешний культурный слой и насколько масштабны были зона боевых действий и потери живой силы и техники. Но разве кто-то когда учился на ошибках прошлого?

Аспекты безопасности

В лихолетье выбор места для жизни имеет ключевое значение. Уход в Лес ради того или иного представления о safe place таит в себе свои опасности.

Совсем не обязательно посреди сибирской тайги, иногда всего в несколько сотнях метров от окраинного жилого комплекса реально наступить на змею, возможно, ядовитую, а также встретить других не менее опасных диких зверей. При этом, абориген не разделит восторга горожанина при виде лося или лисы и желания немедленно потянуться за мобильным и выложить фото в публичный аккаунт.

Юваль Ной Харари, рассуждая о социальных сетях, подчеркивает какой непозволительной роскошью стала для нас невнимательность: «В прошлом люди не могли позволить себе такую невнимательность. Древним собирателям всегда приходилось быть начеку. Бродя по лесу в поисках грибов, они высматривали на земле характерные бугорки, они прислушивались к малейшему движения в траве, чтобы понять, не прячется ли там змея. Найдя гриб, они должны были очень внимательно разглядеть: съедобный или ядовитый. Члены современных благополучных сообществ не нуждаются в подобной внимательности, мы бродим среди полок супермаркета, одновременно отправляя сообщения со смартфона и покупаем тысячи видов продуктов, одобренных системой здравоохранения» (Цит. по «21 урок для XXI века», М:. Синдбад, 2019).

В то же время в городской среде внимательным приходится быть к вещам иного порядка. Речь об угрозах не только техногенного, но и идеолого-политического характера. Так, дикое животное, не знающее правил дорожного движения, рискует быть сбитым автомобилем, а «один пропущенный террорист может стоить вам жизни». Международный терроризм в самых его радикальных формах четко дал понять, что поле боя может развернуться внутри страны, жертвами могут стать гражданские, а вычислить противника и место будущего удара чрезвычайно сложно. Выход лишь в тотальной всеобщей бдительности. К сожалению, проблема терроризма сохраняется в новом обличии, а гремучая смесь пропаганды и конспирологии, фейков и сухих сводок спецслужб искажает призму восприятия обычного человека. В результате, бытовые инциденты воспринимаются как теракты, а реальные диверсии как преступная халатность.

В общественном транспорте, курсирующем между Выборгом и Санкт-Петербургом звучит новая мантра — уже не про Сovid-19: «С сохраняющейся опасностью диверсионно-террористических мероприятий обращайте внимание на забытые вещи» и это добавляет остросюжетности в ежедневную рутину. Городская агломерация — идеальная мишень с точки зрения наибольшего количества жертв и медийного резонанса, и одновременно именно здесь на каждом шагу службы и системы безопасности, камеры наблюдения, металлоискатели и сканеры. Технические средства для тотальной слежки — привилегия властей современных мегаполисов. Большой город = «большой брат», большая безопасность обеспечивается большим контролем.

Уход в Лес — это еще и один из способов уйти от обязательства отдавать свой долг государству, обеспечивающего своих граждан бесплатным образованием и медициной, социальными льготами и прочими гарантиями, в том числе, упомянутыми выше. Рейды в общественном транспорте и отслеживание уклонистов при помощи систем распознавания лиц происходили в городах-миллионниках, в них же закономерно был наиболее высокий уровень панических настроений, хотя масштабы частичной мобилизации в регионах, надо полагать, вполне сопоставимы. Многим знакома медийная история про айтишника, который поселился в лесном массиве на дереве, оборудовал себе офис в палатке, чтобы «переждать неблагоприятные времена».

Другой яркий сюжет в духе meanwhile in Russia из карельской деревни Шелтозеро, мобилизационные действия в которой провалились по причине отсутствия местных жителей, те ушли в лес по ягоды — и более архетипического занятия, чем сбор дикоросов, кажется, не придумать.

Рассматривая вероятности ядерного удара, военной интервенции или диверсий в пятикилометровой полосе, сложно судить, станет ли преимуществом или, наоборот, близость Выборга к европейской границе. Случиться может все, что угодно и где угодно, и благодаря новым медиа и пабликам в соцсетях, узнать об этом будет слишком легко — достаточно одного уведомления/свайпа/клика.

Разнообразны сценарии ядерной войны, о которой снова говорят почти всерьез — от взвешенных прогнозов think tanks до страшилок на Пикабу, и если наложить их один на другой, живого места на теле страны-континента не останется.

Бесспорно, большие города располагают всеми ресурсами для оказания помощи массово пострадавшим гражданам, а в деревнях и в мирное время фельдшера не дождешься, в случае «апокалипсиса» они могут стать зонами отчуждения, почти как в фильмах ужасов-антиутопиях. Города по умолчанию оснащены системой защитных сооружений — подземка, подвальные помещения. И можно легко вообразить себе урбан-проект по созданию комфортной городской среды на площади бомбоубежищ, в новой реальности оснащенных зонами для отдыха, кофе-станциями, wi-fi и usb-разъемами, или даже тематические бомбоубежища по примеру московских тематических поездов метро.

***

У кого же больше шансов на выживание в случае развития самых негативных сценариев — у крупных комьюнити или отколовшихся одиночек? Этот вопрос остается открытым в условиях тотальной непрогнозируемости происходящего и отсутствия прозрачных правил «игры». В условном Лесу можно обнаружить себя выжившим, когда «завтра кто-то, вернувшись домой, застанет в руинах свои города», но выживать — «следить за собой» придется исключительно самостоятельно, один на один с изменившим свой облик миром.

Благо, даже в сложившихся обстоятельствах право выбора образа жизни все еще сохраняется за индивидуумом. Идеальное комбо — опыт существования в мегаполисе (не только в благополучные периоды, но и чрезвычайные) + навыки практического выживания вдали от общества, в диких условиях.

Универсальный и бесценный набор знаний — определять стороны света по мху и считывать карту метрополитена с десятками линий и пересадочных узлов, ориентироваться по звездам и выбирать оптимальные маршруты при помощи алгоритмов Google, разводить костер без помощи спичек и оплачивать счет за газ по qr-коду, сохранять разнообразие социальных связей и с легкостью обходиться без них, комфортно чувствовать себя в информационном вакууме без подключения к Интернету и быстро находить нужную информацию, выделив ее из массы фейк-ньюс и прочей постправды, умение наблюдать и хранить молчание, способность формулировать мысли и при помощи эффективных каналов делиться ими и собственным опытом, в конце концов.