Дональд Трамп и Восточная Азия: перенастройка отношений?

Хотя победа Дональда Трампа на президентских выборах в США взбудоражила весь мир, многие страны Восточной Азии она взволновала особенно — ввиду возможности пересмотра не только региональной политики уходящей администрации Барака Обамы, но и некоторых элементов послевоенного курса США в Азии в целом. Неслучайно первым иностранным лидером, встретившимся с Д. Трампом после избрания, стал премьер-министр Японии Синдзо Абэ, подчеркнув значение японско-американского союза для обеих сторон. Сохраняющаяся неясность в отношении кандидатуры нового государственного секретаря поддерживает интригу в отношении возможной азиатской политики Д. Трампа.

Очевидно, что «новая метла по-новому метет»: разница в ожиданиях объясняется тем, что вероятность победы Хиллари Клинтон — и преемственности в восточноазиатской политике — расценивалась выше, чем шансы Д. Трампа. Но дело еще и в том, что восточноазиатский курс Б. Обамы в свое время оказался «новой метлой» по сравнению с политикой Джорджа Буша-мл. На протяжении двух сроков 44-й президент США, имеющий личные связи с такими странами Азии, как Индонезия, проводил «поворот в Азию» и «перебалансировку» ключевых внешнеполитических акцентов с Ближнего Востока на Дальний. Таким образом, наличие у администрации Б. Обамы большой стратегии в отношении Восточной Азии по инерции стимулировало ожидания аналогичной большой азиатской стратегии от Д. Трампа. Можно допустить, что одним из итоговых вариантов последней может оказаться и вовсе ее отсутствие — в зависимости от итогового раскрытия содержания лозунгов «Америка в первую очередь» и «Сделать Америку снова великой».

Одним из основных жупелов в предвыборной риторике Д. Трампа стало соглашение о либерализации торговли в АТР, известное, как Транстихоокеанское партнерство. В речи Д. Трампа о мерах, которые будут приняты в первые сто дней президентства, критика ТТП осталась, в отличие от многих других его резонансных предложений. Многие страны–участницы ТТП (Австралия, Вьетнам, Япония и др.) еще до американской президентской гонки участвовали в проекте-конкуренте ТТП — Региональном всеобъемлющем партнерстве, чьи шансы на претворение в жизнь возросли после победы Д. Трампа. В итоге страны, участвующие и в ТТП, и в РВЭП, с одной стороны, заявили о намерениях продолжить развитие ТТП без США, а с другой стороны, перестраховочно активизировали присутствие в РВЭП.

В этом отношении, кстати, важное значение будет иметь позиция по ТТП и экономическим отношениям с КНР не только нового госсекретаря США, но и торгового представителя страны (USTR), являющегося основным переговорщиком по внешнеторговым вопросам. Политики, называвшиеся в СМИ как потенциальные кандидаты администрации Д. Трампа на эту роль, связаны, например, со сталелитейной индустрией, что может отозваться на политике в отношении китайской стали.

С фигурой госсекретаря пока ясности нет, известен только пул кандидатов: прежде всего Рудольф Джулиани, Митт Ромни, Дэвид Петреус, а также упоминавшиеся поначалу Джон Болтон и Ньют Гингрич. Наверняка прогнозировать вектор азиатской политики этих политиков тоже затруднительно ввиду ограниченности информации об их позициях по региону или значительного опыта работы с ним. Митт Ромни критиковал КНР за валютные интервенции. Д. Петреус приветствовал возвращение С. Абэ к власти в 2012 г. — в том числе за поддержку японским премьером ТТП. В случае назначения Джона Болтона — одного из основных неоконсерваторов в правление Джорджа Буша-младшего — можно будет ожидать возможного ужесточения политики в отношении КНДР и, как следствие, некоторого нивелирования призывов Трампа к большей ответственности Японии и Южной Кореи.

Кроме того, ротация кадров — и изменения внешнеполитического подхода Вашингтона — в отношении Японии возможны не только на уровне госсекретаря, но и должностных лиц оперативного уровня. Республиканские «кураторы» японо-американского союза со стороны США (Ричард Армитедж, Майкл Грин) в ходе предвыборной кампании поддержали Хиллари Клинтон, поэтому от личностей их сменщиков тоже будет немало зависеть.

 Reuters

Поездка С. Абэ в нью-йоркскую резиденцию Д. Трампа в этом плане планировалась как упреждающий шаг. Содержание ее известно мало, кроме итогового заявления С. Абэ о том, можно ли доверять Д. Трампу. Однако можно быть уверенным, что японская сторона не преминула напомнить новому американскому лидеру, что она несет до 70% расходов на содержание американских баз на своей территории, что расходится с предвыборными обвинениями Д. Трампа в недостаточном участии Японии в этих статьях бюджета.

Влияние Д. Трампа на российско-японские отношения прогнозировать тоже непросто. С одной стороны, логично ожидать как минимум меньшего воспрепятствования Вашингтона нормализации отношений между Москвой и Токио. С другой стороны, активность С. Абэ в разрешении территориального спора с Россией была частично стимулирована жесткой санкционной политикой США и ЕС, на фоне которой С. Абэ за счет «штрейкбрехерства» мог усилить переговорную позицию Японии, а она в случае новой «перезагрузки» российско-американских отношений ослабнет. И тем не менее стоит также помнить, что С. Абэ активизировал сближение с Россией еще до украинского кризиса и даже до обострения российско-американских противоречий по Сирии, поэтому неверно будет объяснять его действия оппортунизмом в сиюминутной конъюнктуре.

В качестве ремарки можно обратить внимание на схожесть лозунгов Д. Трампа («Сделаем Америку снова великой») и С. Абэ (Нихон-о торимодосу, «возвращение Японии»). Суть их разнится (в японской версии речь идет о так называемых «потерянных десятилетиях» 1990-2000-х гг., ознаменовавшихся стагнацией), однако налицо лейтмотив коррекции нынешнего «неправильного» состояния страны в сторону некоего якобы утраченного идеала из прошлого. Будущее в этом смысле, включая будущее внешнеполитических курсов, будет зависеть еще и от конструирования этих образов великого прошлого конкретными политиками и их командами.