Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 16, Рейтинг: 3.75)
 (16 голосов)
Поделиться статьей
Илья Веденеев

К.и.н., научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН

Отношения между Россией и Ираном должны выстраиваться не только на соображениях наличия взаимной выгоды (будь то политической или экономической), но также знании и понимании интересов другу друга, более того — чувстве уважения друг к другу. Впрочем, необходимо понимать, что трения неизбежны.

Ключевой проблемой сотрудничества с Ираном является неспособность Ирана самостоятельно оплачивать инфраструктурные проекты. Связано это, прежде всего, с не очень высокими ценами на нефть и тем, что еще совсем недавно Иран находился под санкциями и его активы, находящиеся в западных банках, были заморожены. Таким образом, имеет место потребность либо в российских кредитах, либо кредитах третьих стран.

Торгово-экономическое сотрудничество между Россией и Ираном находится в настоящее время на подъеме после десятилетий стагнации. Можно сказать, что достигнутый по данному направлению уровень сотрудничества является беспрецедентным за все время существования российско-иранских отношений. Однако это только начало. Представляется, что сотрудничество между обеими странами заключает в себе кратно больший потенциал (причем не только в нефтегазовой отрасли,– хотя в ней в первую очередь). Как ни оценивать текущее состояние торгово-экономических связей между Россией и Ираном, все равно представляется необходимым «подтягивать» их до того уровня взаимодействия политического характера, что уже достигнут.

Санкции, налагаемые странами Запада и на Россию, и на Иран, могут способствовать упрочению связей между обеими странами, причем не только и не столько в политической плоскости, сколько в торгово-экономической.

В целом, отношения между Россией и Ираном должны строиться на основе (а) глубокого знания друг друга; (б) понимания интересов друг друга; (в) уважения позиции друг друга. Необходимо также понимать, что спецификой взаимодействия со многими странами Ближнего Востока является невозможность ведения эффективного торгово-экономического сотрудничества без «базиса» соответствующей общности политических интересов. Кроме того, рыночная логика — безотносительно того, какое место занимает она в нашем собственном мышлении — не всегда является доминирующей при принятии решений руководителями других стран.

Последние действия руководства США в отношении России недвусмысленно свидетельствуют о готовности американского истеблишмента продолжать взаимодействие с нашей страной в духе конфронтации, введения новых санкций. Речь идет, прежде всего, о внесении 7 апреля в санкционный список 38 представителей российской власти и бизнеса, а также ряда крупнейших компаний (в частности, «Рособоронэкспорта»). То же самое касается твиттерного заявления Д. Трампа от 11 апреля о готовности ВС США нанести удар по Сирии в ответ на якобы имевшую место 7 апреля химическую атаку против гражданского населения в Думе. В свою очередь, ответственность за это предполагаемое деяние была возложена им на Россию и Иран как союзников законного правительства Сирийской Арабской Республики Б. Асада.

Развивая тему новых санкций против России, необходимо отметить наличие на сайте Конгресса США нового санкционного законопроекта, целью которого является полный запрет на все операции с российскими суверенными долговыми обязательствами (действие которого распространялось бы на американские физические и юридические лица).Впрочем, одновременно с этим необходимо отметить заявление главы Министерства финансов США Стивена Мнучина, в соответствии с которым «его ведомство по-прежнему не поддерживает распространение санкций США на суверенный долг России». Тем самым можно сказать, что относительно данной санкционной меры единства в кругах американского истеблишмента нет. Связано это, по всей видимости, с нежеланием действующего руководства США таким образом исключать Россию из существующей глобальной финансовой системы. Тем не менее, по мнению доктора исторических наук, профессора МГИМО В. Соловья в перспективе ближайших 1–1,5 лет возможно введение эмбарго на продажу российской нефти. По мнению политолога, в существующих условиях задачей американского руководства является оказание «системного» (в отличие от «точечного», имевшего место до сих пор) воздействия на Российскую Федерацию с целью изменения ее внутри- и внешнеполитического курса.

Таким образом, на основании данных фактов и предположений можно сделать вывод о наличии устойчивой тенденции к ужесточению существующего в отношении России со стороны стран Запада санкционного давления. Тем самым, фактически, можно сказать, что своими действиями — безотносительно того, чем они на самом деле диктуются — страны Запада (прежде всего, США) объективно толкают Россию к сближению с другими, незападными странами. И хотя для России торгово-экономическая стратегия «Разворота на Восток» стоит на повестке дня уже несколько лет (собственно, с момента введения первых западных санкций), нынешние (равно как и будущие) санкции могут сыграть роль катализатора данного вектора российской внешней политики, направления международного сотрудничества.

В связи с этим среди незападных стран, могущих быть заинтересованными во всестороннем и долгосрочном сотрудничестве с Россией, представляется необходимым выделить, в первую очередь, Иран. Связано это с рядом обстоятельств.

Во-первых, по целому ряду объективных причин Иран представляет собой одну из ключевых стран евразийского пространства. Крупнейшее государство Ближнего Востока, одновременно граничащее с Центральной Азией (в первую очередь, с Афганистаном) и Пакистаном, лидер шиитского исламского мира с большим населением (порядка 80 млн чел.) и древней культурой (в том числе — тысячелетней традицией сильной, централизованной государственной власти). Еще одним фактором, подпитывающим влияние Ирана как на региональном уровне, так и международной арене является наличие в этой стране обширных запасов нефти и газа (2-е место в мире по доказанным запасам природного газа — 34000 млрд кубометров, по этому показателю уступает только России). Располагает большой (по ближневосточным меркам) армией (порядка 350 тыс. чел.). Культурно-исторические связи между странами Ближнего Востока таковы, что в реалиях текущих политических раскладов Иран способен оказывать значительное воздействие на такие страны региона с многочисленными шиитскими общинами, как Ирак, Сирия, Леван, Йемен, Афганистан и Бахрейн. В связи с этим влияние, которым располагает Иран на Ближнем Востоке, зачастую сравнивается с тем, какое имеет Ватикан в христианском — точнее, католическом — мире. Однако одновременно с этим необходимо отметить, что наиболее значимые шиитские святыни (в том числе священные города Эн-Наджаф и Кербела) располагаются на территории Ирака.

Во-вторых, начиная с 1979 года, исламской революции аятолл (представителей шиитского духовенства), Иран периодически находился под санкциями стран Запада (прежде всего, США). Большая часть этих санкций увязывалась с ядерной программой Исламской Республики. И хотя в 2015 году в ходе второго срока Б. Обамы была достигнута шестисторонняя договоренность относительно свертывания ядерной программы Ирана в обмен на снятие международных санкций, нынешний президент США Д. Трамп неоднократно заявлял о необходимости пересмотра «Ядерной сделки». К этому же он призвал и своих европейских союзников (Германию, Францию и Великобританию), заявивших, однако, о соответствии уже достигнутой договоренности их национальным интересам. Россия (будучи одним из участников Сделки) также решительно выступает против ее пересмотра. США, конечно, не могут денонсировать шестисторонний договор в одностороннем порядке, однако могут возобновить действие тех (прежде всего, своих собственных) санкций, что действовали до 2015 года. Более того, в прошлом году Трампом уже были введены отдельные санкции против Корпуса стражей исламской революции (КСИР), а в этом — против ряда влиятельных иранских персон, в частности, Садика Лариджани (брата спикера иранского Меджлиса Али Лариджани). Однако односторонние санкции со стороны США представляются американским стратегам недостаточными. Именно с этим связано желание нынешнего президента США достичь определенного консенсуса со своими ближайшими европейскими союзниками по поводу пересмотра Сделки. В свою очередь, руководители ключевых региональных союзников США на Ближнем Востоке — Израиля и Саудовской Аравии — приветствуют инициативу Д. Трампа. Испытание Ираном баллистических ракет (не говоря уже о ядерной программе Исламской Республики) представляет для них экзистенциальную угрозу. В связи с этим они также выступают против того, чтобы США покидали регион, сокращали свое военное присутствие в нем.

Тем самым можно утверждать, что, вопреки (если не сказать, что вследствие) своего значительного потенциала, Иран вновь оказывается перед угрозой введения против него санкций. Согласно формальной процедуре, Президент США обязан каждые три месяца предъявлять Конгрессу документ, подтверждающий, что Иран выполняет свои обязательства по Сделке. С момента своей инаугурации и вплоть до начала 2018 года Трамп дважды подписывал этот документ и 12 января 2018 года заявил о том, что дал союзникам США по ЕС «последний шанс» (еще четыре месяца), чтобы пересмотреть условия Ядерной сделки. Таким образом, введение новых санкций (по меньшей мере — возобновление прежних) против Ирана представляется весьма вероятным. Даже если Трампу не удастся достичь договоренности по ее поводу со своими европейскими партнерами, санкции против Ирана все равно будут введены, хоть бы и в одностороннем порядке. Еще большую вероятность такому сценарию развитию событий придает тот факт, что на пост Советника по национальной безопасности Трампом назначен «ястреб» Джон Болтон, известный своей воинственно-апологетической позицией по вопросу вторжения США в Ирак, равно как жесткой риторикой в адрес Ирана. Другим «ястребом» также может быть назван экс-глава ЦРУ Майк Помпео, утвержденный Трампом в должности нового Госсекретаря 9 апреля 2018 г.

Таким образом, можно сказать, что международная, внешнеполитическая конъюнктура, имеющая место в настоящее время, представляется оптимальной для сближения России и Ирана. Едва ли это сближение являлось исходной целью стратегии Госдепартамента США, запланированной в отношении обеих стран, однако по праву может считаться ее, своего рода, побочным следствием. В том случае, если обеим сторонам удастся, воспользовавшись открывшимся окном возможностей, добиться значительного прогресса в выстраивании двусторонних отношений — будь то в плоскости торгово-экономического или политического сотрудничества.

В связи с этим представляется необходимым отметить, что применительно к Ближнему Востоку у России уже есть прецедент подобного рода конструктивного сотрудничества. Речь идет об отношениях с Турцией на данном этапе — прежде всего, в контексте Сирийского урегулирования (в котором также принимает участие и Иран).

Как прямое следствие этого закономерно возникает вопрос, каким образом взаимодействие между Россией и Турцией может рассматриваться в качестве, своего рода, примера для выстраивания российско-иранского сотрудничества?

Существует точка зрения, высказанная, в частности, кандидатом политических наук, доцентом Дипломатической академии МИД РФ В. Аватковым, в соответствии с которой главной ошибкой, допущенной руководством России и Турции при выстраивании двусторонних отношений, стал крен в сторону вопросов экономического сотрудничества. Такой подход закономерно (но не неизбежно) привел к пренебрежению вопросами безопасности, игнорированию противоречий интересов обеих стран в рамках Сирийского урегулирования. Прямым следствием этого стал открытый конфликт между странами, проявившийся в уничтожении российского самолета в небе над Сирией. Это также привело к заморозке всех совместных экономических проектов (в частности, реализации проекта строительства АЭС «Аккую»). И хотя после принесения Реджепом Т. Эрдоганом извинений за сбитый самолет отношения были в значительной степени восстановлены, «осадок», тем не менее, остался. В свою очередь, что касается отношений между Россией и Турцией на данном этапе, то они развиваются с учетом ошибок, допущенных на предыдущем «витке» двустороннего сотрудничества — включая отныне, помимо торгово-экономического взаимодействия, также консультации по вопросам региональной безопасности между представителями соответствующих ведомств. Следствием этого, в первую очередь, стало достижение солидарной позиции по урегулированию Сирийского конфликта, высказанной руководителями России, Турции и Ирана в ходе трехсторонней встречи в Анкаре 4 апреля 2018 г.

Соответственно, и при выстраивании отношений с Ираном необходимо учитывать специфику сугубо политического взаимодействия. Притом, как и в случае с Турцией, основным полем столкновения политических интересов представляется Сирийский конфликт, в частности — перспективы и сценарии послевоенного его урегулирования.

Если в российско-турецких отношениях «критический момент» был во многом обусловлен категорическим несовпадением (на тот момент) позиций руководителей стран, то в плане отношений с Ираном ситуация представляется, с одной стороны, более сложной, а, с другой — простой. Связано это с тем, что в целом позиции России и Ирана по сирийскому урегулированию совпадают (более того — совпадали на протяжении всего сирийского конфликта). Иное дело, что видение обеими сторонами послевоенного устройства Сирии различно, притом значительно. Приоритетом российской внешнеполитической повестки по Сирии является реформирование сирийского общества с целью устранения самих предпосылок социальных взрывов в стране — сродни того, что имел место в ходе Арабской весны (и проложил тем самым начало нынешнему конфликту, длящемуся вот уже семь лет). При этом необходимо отметить, что реализация данного сценария вовсе не означает, что сам действующий президент Б. Асад будет оставаться у власти. В противовес этому Иран выступает за сохранении в Сирии неизменным того порядка, что существовал в этой стране до начала Арабской весны и гражданской войны. Это означает также сохранение власти в руках самого Асада, которым — как одной из ключевых фигур на сирийской политической доске — иранцы ( в отличие от русских) не могут позволить себе пожертвовать. Сама фигура сирийского президента противоречит позиции представителей истеблишмента стран Запада, клявшихся в свержении «тирании Асада». В свете того факта, что компромисс относительно того, что «конфликт в Сирии не имеет военного решения» между Россией и США уже достигнут, достижение новых компромиссных решений также представляется возможным.

Именно эта возможность нахождения компромисса между Россией и США вызывает неприятие в Тегеране. Россия ничуть не заинтересована в ползучей шиитизации Сирии, которую пытается реализовывать Иран посредством своей «мягкой силы» (идя, тем самым, де-факто, на обострение этноконфессиональных конфликтов в стране). Причем неприятие этого связано не только (и даже не сколько) с тем, что мусульманское население самой России является, в большинстве своем, суннитским, сколько с тем, что «попустительство» этому — безусловное отождествление себя с «шиитской (региональной) сверхдержавой» — означает конфликт и с Израилем, и с Саудовской Аравией. На данном этапе сотрудничество с Ираном представляется соответствующим национальным интересам РФ. Но только не за счет ухудшения отношений с КСА и Израилем, отношения с которыми представляют национальный интерес России в ничуть не меньшей степени. В частности — в свете нового, готовящегося в настоящее время соглашения между Россией и Саудовской Аравией по добыче нефти с целью стабилизации мировых цен.

За время войны в Сирии иранцами была создана целая сеть вооруженных шиитских группировок, изначальной целью которых было сохранение власти Асада и его семьи, теперь — сохранение влияния Ирана в стране и в том случае, если Б. Асад окажется, в конечном итоге, вынужден уйти. В противовес иранской поддержке, сосредоточенной в основном «на земле», российская поддержка территориальной целостности Сирии реализуется посредством дипломатического обеспечения — прежде всего, переговорного процесса со странами Запада (в том числе Турцией). Это закономерно вызывает опасения Ирана, не располагающего подобного рода возможностями и уже столкнувшегося с тем, что т.н. «Амманские встречи» по урегулированию Сирийского конфликта проводились Россией в формате, предусматривающем участие и США, и Израиля и Иордании — но только не Ирана.

Однако необходимо отметить, что и Россия, и Иран нуждаются на данный момент в поддержке друг друга в Сирии. Значительным преимуществом иранских советников является их глубокая погруженность в специфику региона, являющегося для них родным. И хотя российские специалисты также прилагают все усилия к тому, чтобы «нащупать» возможные связи с представителями самых разных этноконфессиональных групп Сирии (в частности, представителями армянской диаспоры Алеппо), преимущество в этом отношении остается за Ираном. Однако, с другой стороны, представители мирового сообщества, по всей видимости, с большей охотой признали бы светский характер послевоенной Сирии, нежели вариант исламской (тем более — шиитской) демократии, образчиком которой выступает Иран.

В связи с наличием указанных противоречий между Россией и Ираном, представляется немаловажным уточнить отношение руководства Ирана к России. Необходимо отметить, что отношение иранцев к РФ является сдержанным. Связано это даже не столько с оккупацией Северного Ирана войсками СССР в 40-х годах прошлого века, сколько с опасениями, что мы можем отступить от общности наших интересов (применительно к той же Сирии) в угоду бóльшей выгоде, которую Россия может получить от сближения с США (что также представляется возможным — вопреки налагаемым на нас санкциям — в контексте послевоенного сирийского урегулирования). Более того, нельзя сказать, чтобы опасения подобного рода не имели под собой никакой почвы — в частности, в виде выплаты неустойки за так и не предоставленный (вследствие присоединения России к западным санкциям) ЗРК С-300, что имело место еще до начала войны в Сирии. На приобретение С-400 в 2016 году, в свою очередь, было отвечено отказом (хотя, по мнению наших экспертов, это было связано с отсутствием у иранцев средств для приобретения соответствующего ЗРК). Наконец, известно, что в том же 2016 году Иран предоставил ВКС РФ возможность использовать базу Хамадан — однако менее чем через неделю «отозвал» это свое решение. Тому существуют разные объяснения — от того, что консенсус по вопросу предоставления базы не был до конца согласован с представителями разных частей иранской элиты (т.н. «реформаторов» и «консерваторов») до крайнего раздражения военных кругов Ирана, вызванного широким медийным освящением деятельности российских ВКС на иранской земле.

Тем самым представляется необходимым резюмировать, что иранцы — как и всякий восточный народ — очень чувствительны и трепетно относятся ко всему, что, так или иначе, адресует к чувству их национальной гордости. Будучи единственной крупной шиитской страной, на протяжении значительной части своей истории Иран противостоял натиску единоверцев, исповедовавших ислам суннитского толка — прежде всего, Османской империи. Это сформировало у современных иранцев представление о себе как об обитателях «осажденной крепости». И чувство это лишь еще более усугублено сознанием древности своей страны, ее былого величия как империи, а также унизительного, полуколониального существования на протяжении большей части XX века, равно как нахождения под санкциями Запада уже в новом столетии. При этом можно отметить, что на этом пути, проделанном Ираном со времен Заратустры, можно увидеть некоторые «реминисценции» исторического пути России (и наоборот).

Таким образом, можно сказать, что отношения между Россией и Ираном должны выстраиваться не только на соображениях наличия взаимной выгоды (будь то политической или экономической), но также знании и понимании интересов другу друга, более того — чувстве уважения друг к другу. Впрочем, необходимо понимать, что, как и в случае с Хамаданом, трения неизбежны. Хотя, с другой стороны, действующее иранское правительство аятолл представляется менее эмоциональным и более последовательным, нежели турецкое. Однако и при такой постановке проблемы следует отметить, что и с руководством Турции удается довольно успешно сотрудничать вопреки всем реально имеющим место противоречиям (в том числе носящим исторический характер).

Что касается экономического сотрудничества, то оно, как было упомянуто в начале статьи, представляется особенно перспективным в свете наложения новых санкций как на Россию, так и на Иран. По меньшей мере теоретически этот своего рода «дополнительный стимул», это «окно возможностей» существует.

Последней встречей высокого уровня между официальными представителями России и Ирана стал визит спикера нижней палаты российского парламента В. Володина в Тегеран, в ходе которого был заключен регламент российско-иранской межпарламентской комиссии. Была достигнута договоренность относительно того, что профильные парламентские комитеты должны находиться в постоянном контакте. В свою очередь, среди приоритетных направлений сотрудничества были зафиксированы атомная энергетика, электрификация железных дорог, сельское хозяйство, а также строительство инфраструктуры на Каспии (т.н. коридор «Север — Юг»). Не исключено, что следующее заседание межпарламентской комиссии пройдет в одном из южных российских регионов (например, Волгограде).

По мнению российских парламентариев, одной из основных целей межпарламентского взаимодействия является выработка правовой базы сотрудничества между обеими странами. В свою очередь, основой договорно-правовой базы двусторонних отношений является Договор о взаимоотношениях и принципах сотрудничества между Российской Федерацией и Исламской Республикой Иран (заключенный 12 марта 2001 года).

О важности российско-иранских отношений — более того, их активизации в последнее время — свидетельствует тот факт, что недавняя встреча между президентами обеих стран (имевшая место 3 апреля 2018 года в Анкаре) стала двенадцатой по счету за последние четыре года. На встрече Президента РФ В. Путина с Верховным правителем Ирана в ноябре прошлого года Али Хаменеи было заявлено о том, что «с Россией можно сотрудничать в том, что касается больших действий, требующих решимости и настойчивости как сверхдержавы». Им же был сделан акцент на необходимости отказа от доллара с целью ослабления глобального доминирования США, перехода к взаиморасчетам в национальных валютах. Известно, что в ходе вышеупомянутого визита российских парламентариев в Тегеран шли переговоры о «взаимном приеме национальных платежных карт» (речь идет об отечественной платежной системе «Мир»). Необходимость в этом диктуется, прежде всего, сложностью транзакций между странами: при том, что еще совсем недавно иранские банки были отключены от системы «SWIFT» — в то время когда Россия находится под угрозой отключения от этой системы. При этом председатель думского комитета по финансовому рынку А. Аксаков отмечает, что доля рубля в торговом обороте между Ираном и Россией составляет уже 32%.

Ключевой проблемой сотрудничества с Ираном является — как это было заявлено Чрезвычайным и Полномочным Послом Исламской Республики М. Санаи — неспособность Ирана самостоятельно оплачивать инфраструктурные проекты. Связано это, прежде всего, с не очень высокими ценами на нефть и тем, что еще совсем недавно Иран находился под санкциями и его активы, находящиеся в западных банках, были заморожены. Таким образом, имеет место потребность либо в российских кредитах, либо кредитах третьих стран. Что же касается их возврата, то он представляется возможным через закупку иранской нефти. Подобного рода программа — в рамках которой лишь половина приобретаемой Россией иранской нефти оплачивается деньгами, в то время как вторая — товарами — уже вступила в действие (речь идет о закупках порядка 5 млн тонн нефти в год в обмен на товары на сумму 45 млрд в год). Эта сделка уже получила название «Нефть в обмен на товары».

На 2016 год объем совместных проектов составлял порядка 40 млрд долларов. До этого объем двустороннего взаимодействия был намного меньшим, и связано это было, прежде всего, со страхом российских компаний перед санкциями. Теперь же, после наложения на них «отечественных санкций», эти страхи должны исчезнуть, а сам Иран — наконец стать той площадкой, тем эффективным емким рынком сбыта, который позволит российским компаниям решить проблемы со сбытом своей продукции на Западе (как то уже имеет место с алюминием).

По данным российской таможенной службы, внешнеторговый оборот между Россией и Ираном составил за 2017 год 1,7 млрд долларов (1,3 млрд — экспорт, 392,2 млн — импорт).

Значимым представляется сотрудничество между обеими странами в энергетике, причем не только нефтегазовой отрасли, но также в сфере мирного атома. Так еще в 2014 году был подписан двусторонний контракт на постройку второго и третьего энергоблоков АЭС «Бушер». Суммарная мощность новых двух блоков — 2,1 тыс. МВт. Строительство второго блока планируется завершить в 2024 году, третьего — в 2026 г. Также имеется информация о создании по меньшей мере одной ТЭС на территории Ирана («Сирик»).

Отдельно хотелось бы отметить наличие взаимодействия в сфере сельского хозяйства. Речь идет об экспорте зерна (пшеницы). Дело в том, что Иран способен покрыть собственную потребность в пшенице на 100% (даже вопреки засухе), однако все равно заинтересован в приобретении зерна на внешнем рынке с целью переработки в муку с последующим экспортом в соседние страны, прежде всего — Ирак. Меморандум по этому вопросу предварительно уже согласован в этом (2018-ом) году. И хотя просьба Ирана не составит труда для отечественного аграрного сектора (вследствие эксперты склоняются к тому, что это может привести к трениям с Турцией вследствие того, что она также приобретает зерно у России, притом с той же целью последующей переработки и перепродажи (причем тоже в Ирак).

Что касается вопросов сотрудничества в нефтегазовой сфере, то здесь следует отметить намерение «Лукойла» заключить контракты на разработку нефтегазовых месторождений на территории Ирана в перспективе ближайших четырех месяцев. По сообщению Mehr News, речь идет о месторождениях Мансури и Шангуле, «на разработку которых Национальная иранская нефтяная компания (NIOC) объявила тендер летом 2017 года». Однако, по мнению независимого эксперта в сфере энергетической безопасности Ирана Омида Шукри Калесара, все нефтяные контракты страны находятся под угрозой срыва из-за возможного выхода США из Ядерной сделки. Впрочем, с учетом того, что эта нефтяная компания уже находится под санкциями, не исключено, что даже возобновление американских санкций против Ирана не воспрепятствует сотрудничеству между странами. Согласно сведениям, предоставленным порталом Iran.ru, представители «Лукойла» заявили о том, что в свете изобильности иранских нефтяных месторождений, для компании целесообразно сосредоточиться на двух из них — «Мансури» и «Абе Теймур» (оба расположены на юго-западе страны, в провинции Хузестан). Минимальное количество нефти месторождения «Абе Теймур», согласно предварительным расчетам, составляет порядка 15 млрд баррелей. Иранские партнеры рассчитывают также на привлечение других нефтяных и газовых российских НК. В частности, ведутся переговоры о заключении контрактов в этом году с «Роснефтью» и «Газпромом» (по СПГ). Как отмечает господин Посол, «[в прошлом году] было достигнуто взаимопонимание между российскими нефтегазовыми компаниями и министерством нефти». В свою очередь, старший помощник президента РФ Юрий Ушаков заявил, что российские нефтегазовые компании могут осуществить инвестиции в иранские нефтяные месторождения более чем на 50 млрд долларов. Так, в частности, имеется информация о том, что представителям «Роснефти» удалось еще в 2017 году достичь договоренности с Национальной иранской нефтяной компанией о «совместной работе над рядом стратегических проектов в Иране на сумму до 30 млрд долларов». Так, в частности, особый интерес – прежде всего, с точки геологоразведки – представляет западный регион Ирана — Загрос. Впрочем, Иран и сам осуществляет масштабные инвестиции в сферу нефтедобычи. На следующие четыре года запланировано направить 21 млрд. долларов в качестве капиталовложений в нефтяную отрасль. Тем не менее, привлечение иностранных инвестиций в эту сферу представляется иранцам одним из ключевых драйверов развития национальной экономики страны.

Также имеет место взаимодействие в сфере культурного сотрудничества (в частности, функционирует Культурное представительство при посольстве Исламской Республики Иран в Москве). Активно ведется совместная борьба России и Ирана против незаконного оборота наркотиков.

Таким образом, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, торгово-экономическое сотрудничество между Россией и Ираном находится в настоящее время на подъеме после десятилетий стагнации. Можно сказать, что достигнутый по данному направлению уровень сотрудничества является беспрецедентным за все время существования российско-иранских отношений. Однако это только начало. Представляется, что сотрудничество между обеими странами заключает в себе кратно больший потенциал (причем не только в нефтегазовой отрасли,– хотя в ней в первую очередь). Как ни оценивать текущее состояние торгово-экономических связей между Россией и Ираном (равно как их перспектив), все равно представляется необходимым «подтягивать» их до того уровня взаимодействия политического характера, что уже достигнут;

Во-вторых, несмотря на всю значимость торгово-экономического сотрудничества, необходимо иметь в виду, что полноценная (сопряженная с наименьшими рисками) его реализация будет возможна лишь постольку, поскольку удастся «сгладить» те разногласия, расхождения в интересах, что неизбежно будут возникать в отношении урегулирования международных проблем. Речь идет, прежде всего, о вопросах безопасности на евразийском пространстве, наиболее актуальным из числа которых является, на данный момент, Сирийский конфликт (включающий в себя вопросы послевоенного его урегулирования). Необходимо приложить все усилия, чтобы не допустить сценариев, аналогичных «турецкому», суть которого сводилась к тому, что самые лучшие отношения в сфере экономики и торговли могут быть нарушены, если не будут подкреплены соответствующим взаимодействием по вопросам актуальной политической повестки дня. Противоречия в политической плоскости (прежде всего, применительно к конфликту в Сирии) между Россией и Ираном существуют, они объективны и поэтому неизбежны. Однако вопрос не в том, чтобы закрывать на них глаза, но в том, чтобы отдавать себе отчет в их существовании с целью оптимального их урегулирования;

В-третьих, санкции, налагаемые странами Запада (прежде всего США) и на Россию, и на Иран, могут способствовать упрочению связей между обеими странами, причем не только и не столько в политической плоскости, сколько в торгово-экономической. Едва ли это входило в исходное целеполагание Государственного департамента США, тем не менее необходимо пользоваться таким окном возможностей для взаимовыгодного взаимодействия, даже если оно исходит из логики «не благодаря, а вопреки»;

В-четвертых, отношения между Россией и Ираном должны строиться на основе (а) глубокого знания друг друга; (б) понимания интересов друг друга; (в) уважения позиции друг друга. Необходимо также понимать, что спецификой взаимодействия со многими странами Ближнего Востока является невозможность ведения эффективного (прочного, долгосрочного) торгово-экономического сотрудничества без «базиса» соответствующей общности политических интересов (как то — вплоть до определенного момента — имело место в отношениях России с Турцией). Необходимо иметь в виду, что рыночная логика — безотносительно того, какое место занимает она в нашем собственном мышлении — не всегда является доминирующей при принятии решений руководителями других стран — даже по вопросам весьма далеким, казалось бы, от «политики как таковой» (но имеющим самое прямое отношение к экономике).

Оценить статью
(Голосов: 16, Рейтинг: 3.75)
 (16 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся