Точка инфлексии: Мир после пандемии COVID-19

Этот текст — мини-форсайт о том, как может выглядеть мир после пандемии COVID-19. Его цель — сформировать образ мира «с позиции будущего».

Текст носит экспериментальный характер, это своего рода «лабораторный эксперимент». Тезисы предложены в формате дискуссии и открыты для любых контраргументов.

Следует сразу оговориться, что по завершении пандемии кардинальных изменений в мире не произойдет. Можно ожидать развития и углубления тех трендов, которые наблюдались ранее (как минимум в течение последнего десятилетия).

И все-таки в ряде аспектов нас ждут перемены. Во-первых, пандемия качественно усилит ряд существующих трендов, во-вторых, выступит катализатором структурных сдвигов, которые постепенно «вызревали» и теперь получили возможность реализации. Пандемия не приведет мир «в новое качество», но станет точкой инфлексии относительно уже идущих процессов, после которой система «примет решение», по какому пути идти дальше.

Пожалуй, один из центральных и наиболее дискутируемых в профессиональном сообществе вопросов касается будущего глобализации, как мы знали ее до сих пор.

Высказывается мнение, что исторически после крупных эпидемий мир часто совершал переход в более эффективное и (теоретически) более глобальное равновесие.

Основной момент здесь — углубление международной кооперации (того, что «работает») и пересмотр тех элементов мирового порядка, которые стали неэффективными. В меняющейся системе вероятно изменение паттернов мировой торговли и, возможно, паттернов глобализации (опять же, как мы знаем ее сегодня).

Попытаемся проверить этот тезис.

Этот текст — мини-форсайт о том, как может выглядеть мир после пандемии COVID-19. Его цель — сформировать образ мира «с позиции будущего».

Текст носит экспериментальный характер, это своего рода «лабораторный эксперимент». Тезисы предложены в формате дискуссии и открыты для любых контраргументов.

Следует сразу оговориться, что по завершении пандемии кардинальных изменений в мире не произойдет. Можно ожидать развития и углубления тех трендов, которые наблюдались ранее (как минимум в течение последнего десятилетия).

И все-таки в ряде аспектов нас ждут перемены. Во-первых, пандемия качественно усилит ряд существующих трендов, во-вторых, выступит катализатором структурных сдвигов, которые постепенно «вызревали» и теперь получили возможность реализации. Пандемия не приведет мир «в новое качество», но станет точкой инфлексии относительно уже идущих процессов, после которой система «примет решение», по какому пути идти дальше.

Пожалуй, один из центральных и наиболее дискутируемых в профессиональном сообществе вопросов касается будущего глобализации, как мы знали ее до сих пор.

Высказывается мнение, что исторически после крупных эпидемий мир часто совершал переход в более эффективное и (теоретически) более глобальное равновесие.

Основной момент здесь — углубление международной кооперации (того, что «работает») и пересмотр тех элементов мирового порядка, которые стали неэффективными. В меняющейся системе вероятно изменение паттернов мировой торговли и, возможно, паттернов глобализации (опять же, как мы знаем ее сегодня).

Попытаемся проверить этот тезис.

Политика

Андрей Кортунов:
Глобальная победа над COVID-19: мы за ценой не постоим?

«Геополитика»: закрепление диверсификации мировых центров влияния при их распылении — отход от ведущей роли Запада и бывших лидеров глобализации с вероятностью смещения «центра тяжести» на Восток (но не обязательно и не однозначно). Качественный рост роли развивающихся экономик (Южная и Восточная Азия), новых торговых путей (в т.ч. Юг — Юг). Не исключено даже смещение «содержательного» центра мировой политики на глобальный Юг (см. ниже).

Центральным вектором и содержанием мировой политики станет консолидация противостояния крупнейших технико-экономических блоков: США, Китай, с объединением союзников вокруг двух полюсов.

Сюда относится, например, сценарий создания Китаем в странах Азии (посредством Азиатского банка инфраструктурных инвестиций) собственной резервной валюты и системы банковских платежей в качестве альтернативы доллару и системе SWIFT, с возможностью поддержки другими крупными игроками и торговыми блоками (предположительно, Россия, ОПЕК). Отсюда следует возможность перевода региональной и части мировой торговли на новую валюту. С таким прогнозом выступил Saxo Bank незадолго до начала пандемии. Скорее, это менее вероятный сценарий, но само его появление именно сейчас симптоматично.

Также обсуждается возможность создания региональных цифровых валют (например, на базе цифрового юаня) как альтернативы международным платежным системам.

Вероятно, создание параллельных инновационных технологических систем и инфраструктур с участием страны-полюса (США, Китай), союзников и крупнейших компаний. Этот процесс уже идет и со временем будет все более интенсивным.

Дискуссионно так называемое «замедление глобализации» (тренд на деглобализацию, уход от «гипер-глобализации»). Отход от «либеральной» модели глобализации является реальностью. В плане глобального управления вероятен дальнейший отказ крупных игроков от экспорта собственных моделей развития. Кризис показал, что гетерогенность сильнее гомогенности.

«Конца глобализации» при этом не произойдет — глобальные проблемы будут по-прежнему требовать глобальных ответов, а их масштабы и частотность могут все возрастать. Однако субстрат такого сотрудничества будет все более «тонким». Эта динамика будет определяться на стыке двух взаиморасходящихся процессов — «ножниц», где центробежные силы находятся на более сильном плече ножниц.

Одним из вариантов «постглобализации» может стать оформление торговых и технико-экономических блоков вокруг двух или, возможно, более полюсов — изначально национальных государств, в перспективе на региональной основе. Внутри блоков будет высокий уровень мобильности и связанности (торгово-экономической, социальной, инфраструктурной). Выход за границы блоков может быть значительно, и со временем все более, затруднен.

Не исключена фундаментальная «смена парадигм» глобализации. При (при)остановке внешней экспансии вероятен перенос глобализации «вовнутрь», включая множественные внутренние (нижние, ранее не затронутые) уровни. Может ли это стать аналогом нового «более эффективного» равновесия и ответа на вызовы XXI в.? В любом случае, можно предположить, что будущее — за межгосударственными образованиями регионального уровня: региональные рынки, возможно, валюты и др.

Предстоит (окончательное) фактическое снижение роли международных организаций и сведение их к символической функции (ООН, ОБСЕ, ШОС, БРИКС, G20, МВФ?, ВТО?), а также сопутствующих международных НКО (в т.ч. с учетом того, что в предстоящей затяжной рецессии финансирование будет сокращаться). Бесспорное исключение из этого списка — НАТО.

Внутри институтов глобального и регионального управления и региональных блоков, сохраняющих актуальность, в частности ЕС, не исключен постепенный отход от консенсусного принятия решений. Это может касаться механизмов экономического управления и, шире, всех сфер, регулирующих «устойчивость» (resilience) структур и сообществ, включая здравоохранение. Вероятно усиление упора на национальные государства.

Экономика

Максим Чупилкин:
История эпидемий предсказывает глобализации оптимистичное будущее

В кратко- и среднесрочной перспективе ожидается затяжная рецессия, возможно, до 2023 года, (включая отложенные последствия). Восстановление потребительского спроса начнется не ранее середины 2021 года. По оценкам экспертов, более вероятен вариант U-образного выхода из кризиса (в противоположность V-образному), с возобновлением роста с более низкой базы. Хотя темпы роста ВВП Китая снизятся почти вдвое (по оценкам, до +3%), он останется в положительной зоне, и в период посткризисного восстановления локомотивом роста мировой экономики выступит именно КНР.

Вероятно сохранение низких процентных ставок, возможно, на длительный срок. Этот фактор может формировать период посткризисного восстановления.

Переход к цифровой экономике (дальнейшая «дематериализация» процесса создания добавленной стоимости) — давно идущий процесс, который теперь может получить сильнейший дополнительный импульс и выйти на новую траекторию.

То же относится к роботизации промышленного производства. Хотя возможны различные оценки, высказывается мнение, что до кризиса 2008–2009 гг. она дополняла процесс глобализации цепочек создания стоимости, но после него акцент сместился на получение тех же преимуществ главным образом за счет роботизации. После нынешнего кризиса процесс может только ускориться и перейти в новое качество.

В создавшихся условиях дополнительный импульс получит давно проводимая Западом стратегия геоэкономического лидерства через контроль над началом технологических цепочек как форму контроля над созданием глобальных стоимостных цепочек. Это — способ обеспечить себе доминирующее положение на мировых рынках продукции с высокой добавленной стоимостью, создать конкуренцию аутсорсингу производства в развивающиеся страны, прежде всего в Китай, и тем самым «выдернуть из-под них коврик», и окончательно исключить из формирующейся технологической экосистемы страны глобальной периферии (Юг). Предполагается вектор на всемерное развитие опережающих технологий с сильным «нематериальным» (цифровым) компонентом, кибер-физические системы, роботизацию и уменьшение материального следа промышленного и иного производства. «Цифровое адаптивное производство», «индустрия 4.0», «новая промышленная революция» призваны сделать именно это. Эти процессы будут долгосрочно формировать облик глобальной конкуренции в становящемся все более «многополярным» мире. Пандемия коронавируса и последующий экономический кризис могут быть восприняты как формальный «предлог» для обострения конкуренции и придадут этому процессу новое ускорение.

Другим долгосрочным и потенциально центральным вектором стратегии геоэкономического лидерства Запада является «зеленая экономика». Этот момент заслуживает внимания, потому что может указывать на с виду не самый ожидаемый и потенциально совершенно «революционный» тренд.

Курс на «заботу об окружающей среде» может стать формой контроля над уровнем и форматом материального производства/потребления (в странах Запада) и ухода в качественный отрыв от развивающихся стран (Китай!). Формирование новой «зеленой» нормы (на Западе) уже идет. Это имеет потенциал изменения всех сфер производства и потребления — от бытовых практик до паттернов глобализации как мы знаем ее сегодня (смещение глобализации «этажом ниже» — Юг — Юг).

Более глубинный тренд может состоять в ориентации на нематериальное производство и потребление. Паттерны и практики потребления будут меняться в сторону сокращения материального потребления товаров и услуг — от пластиковых предметов и произведенных в Китае неэкологичным способом дешевых товаров ежедневного потребления до неэкологичных «тяжелых» промышленных производств и видов транспорта (самолеты). (Сравн. акцент, который Индустрия 4.0 делает на минимизацию материального и инфраструктурного следа (footprint) производств за счет прорывных технологий.) Излишки могут инвестироваться в пока неразвитые и крайне дорогостоящие «зеленые» технологии и создание дополнительных рабочих мест внутри региональных блоков (ЕС).

Алексей Куприянов:
Свежий ветер в парусах глобализации

Отрасли и рынки, связанные с материальным производством (от добычи и переработки сырья до «тяжелых» индустриальных производств), должны планировать направления своей дальнейшей эволюции с учетом этого тренда.

Хотя «зеленая» тематика напрямую не связана с пандемией коронавируса, нынешний кризис (в сфере здравоохранения, но, шире, «гибкости», общей системной «неустойчивости» и своей биополитической сигнатуры) может быть если не прямо, то ассоциативно объединен с проблематикой «устойчивого развития». В мае 2020 г. (кое-где это был разгар пандемии) переход к зеленой экономике и отказ от ископаемых видов топлива (наряду с переходом к цифровой экономике) был объявлен Еврокомиссией стратегической целью экономической и энергетической политики на ближайшие десятилетия. В более долгосрочном плане эта тема останется константой и может стать новой рукотворной нормой. В дополнение к «технологической» составляющей стратегии геоэкономического лидерства это — очень продуманная и последовательная стратегия.

В этом свете можно рассматривать перспективы широко обсуждаемого «решоринга» и пересмотра бизнес-моделей, основанных на глобальных стоимостных цепочках (GVC).

Трендом на будущее может стать снижение зависимости ведущих производителей от глобальных цепочек создания стоимости (выигрыш в гибкости и качестве производства), в т.ч. за счет роботизации. Вероятна товарная «деглобализация» (см. выше). По ряду оценок, после нынешнего кризиса GVC уже не вернутся к докризисному уровню (в отличие от предыдущих рецессий). Вероятно дальнейшее распыление GVC крупных западных производителей на другие страны Азии помимо Китая (Индия, Вьетнам, Индонезия).

Против этого говорят аргументы в пользу «взаимозависимости» — цепочки поставщиков не могут вернуться в страны Запада в кратко- и, возможно, среднесрочном горизонте, практически их перестройка потребует многих лет, а другие страны Азии не готовы играть ту роль, которую сегодня играет Китай (во всяком случае в ближайшие годы). Взаимозависимость производств США и Китая уже слишком глубока для того, чтобы эти связи были просто разорваны, как «огранизационно» (в плане бизнес-моделей), так и технологически. В числе других весомых факторов — вхождение в цепочки создания стоимости стран с еще более низкой стоимостью (рабочей силы и др.) и растущий спрос на потребительскую продукцию «среднего уровня» в развивающихся странах («глобализация» Юг — Юг).

Будущее решоринга, и, шире, «глобализации» (с импликациями в т.ч. для мировых транспортных и логистических моделей) лежит во взаимном противодействии (ножницах) этих разнонаправленных векторов, где силы глобализации (как мы знаем ее сегодня) — на более слабом плече ножниц [1]. Вероятна некая «вторая волна» глобализации, смещающая наблюдаемые с 1990-х гг. процессы взаимосвязанности «этажом ниже» и переносящая центр тяжести мировой торговой связанности на маршруты Юг — Юг (Восток — Юг).

В любом случае можно предположить, что цепочки создания стоимости станут короче («мельче») и будут носить более «региональный» характер, где производство смещается ближе к рынкам конечного потребления (отдельно в США, ЕС, Японии, Китае, на рынках Азии).

Перераспределение ресурсов

Вероятным сценарием является сокращение разрыва в доходах по низшему уровню. Обсуждается введение (в том или ином виде) «безусловного базового дохода». При этом произойдет не подтягивание определенных категорий (например, врачей) к более высокому уровню, а снижение доходов у подавляющего большинства, условно, до уровня медсестры.

Андрей Кортунов:
Кризис миропорядка и глобальный Юг

Вопросы занятости могут все более становиться предметом долгосрочного стратегического планирования отдельных правительств и стран. Вероятна большая структурная перестройка рынка труда.

«Удаленка» особенно явно подчеркнула назревавший ранее тренд: в пост-коронавирусной экономике доля работающих удаленно (т.е. высококвалифицированных работников) может превысить 1/3 (на сегодня в США более 29%).

Это можно рассматривать как аргумент против принципа «высокая вода поднимает все лодки», — предстоят не только усиление поляризации доходов и социального неравенства, но и ситуация, при которой дешевая рабочая сила — больше не конкурентное преимущество (в т.ч. за счет роботизации промышленных производств, но не только).

Наблюдаем ли мы конец «экономики взаимопомощи» (sharing economy)? Ответ на этот вопрос не очевиден, но сама его постановка симптоматична.

Новые транспортные и инфраструктурные модели

По мере выхода из кризиса коммуникации будут развиваться в первую очередь внутри блоковых (национальных, региональных) объединений (внутренних рынков, иногда отдельных государств), во всяком случае краткосрочно. Транспортные связи между государствами/блоками будут ограничены примерно имеющимися магистральными («толстыми») маршрутами (в кратко- и, возможно, среднесрочной перспективе).

Внутри блоков (внутренних рынков) вероятна эволюция торгово-экономических связей по матричному принципу. На внутренних рынках будет развиваться максимально полная номенклатура транспортных маршрутов, от микро-хабовых (центр производства — точка потребления), до региональных, «тонких», внутренних магистральных («толстых») и др.

В случае глубокой перекройки существующих паттернов глобализации (например, если сработает «зеленая» карта) в долгосрочном плане не исключено сокращение воздушных грузовых и даже пассажирских («зеленый» аргумент!) перевозок. Перемещения между «блоками» могут затрудняться и регулятивно (для людей по «биомедицинским» параметрам, также для грузов). Мировые торговые маршруты могут перераспределяться в направлении Юг — Юг (Восток — Юг).

Вероятным конкурентом воздушного транспорта может стать железнодорожный.

Существует вероятность развития малых городов и населенных пунктов с соответствующим развитием транспортной инфраструктуры. Это тренд, уравновешивающий казавшийся ранее безальтернативным вектор на дальнейшую урбанизацию.

Социальное дистанцирование может стать долгосрочной нормой, влияющей на все сферы жизни (транспортную инфраструктуру, формат работы, потребления, досуга). Вероятны индивидуальные «изолирующие» средства транспорта — транспортный аналог «работы из дома» (от распространения в городах пешеходных и велосипедных зон до эволюции в сторону «без-автомобильных» городов). Теоретически, дополнительный импульс получает развитие беспилотных транспортных средств. Облик городов в современном виде может меняться, подчас кардинально. Будущее урбанизации (в развитых странах) в этом свете тем более неочевидно.

Курс на дальнейшую неограниченную «концентрацию населения в городах» (при усилении интенсивности и неупорядоченности этого процесса) может стать уделом глобальной периферии (Юга).

В плане развития технологий наблюдаемые сегодня тренды останутся в силе и получат дополнительное, в некоторых случаях самое интенсивное развитие. Вероятное ускорение цифровой и информационной глобализации поддерживает отмеченный выше тренд на смещение экономического развития от материального производства и потребления к нематериальному (когда самая весомая часть реальности локализована «в цифре», а физический мир выступает лишь «одной из частей» цифрового целого).

Помимо очевидных технологических трендов, развитие которых только усилится (все измерения цифровой экономики, онлайн-платформы, дистанционные сервисы от торговли до медицины, образования и «е-демократии», повышение гибкости, прочности и скорости цифровых инфраструктур), следует особо выделить технологии контроля и слежки. Их развитие (по всему миру) весьма вероятно; они отрабатываются сейчас и уже «никуда не уйдут». Это же относится к технологиям социально-политического манипулирования (в т.ч. с помощью новейших информационно-коммуникационных технологий). Как и первые, вероятно, будучи протестированы «в боевых условиях» на огромных масштабах сейчас, технологии социально-политического манипулирования также «никуда не уйдут».

Вера Агеева:
Последние часы перед рассветом

В плане «организационных» изменений вероятен широко отмечаемый в профессиональной литературе отход от вертикальных иерархических структур в корпоративном и ином управлении (организация транснациональных корпораций с 1950–1960-х гг. по образцу военных структур) в пользу плоских горизонтально взаимодействующих автономных (бизнес)-единиц — «сетей». Их modus operandi будет определяться адаптацией, гибкостью, способностью к изменениям и инновациям (в противоположность созданию оригинальных технологических объектов), визионерством. Идеи, высказывавшиеся с 1990-х гг. применительно ко всем сферам, от сетевой формы организации бизнеса до военных организаций (сравн. «государства ведут войны так же, как создают капитал» — дословно «То, как мы [государство] ведем войны, отражает то, как мы создаем капитал», Элвин и Хейди Тоффлер, «Война и анти-война»), сейчас могут получить дополнительный импульс и перейти от «одной из опций» к практически безальтернативной форме реальности.

В этих условиях наиболее крупные и жизнеспособные корпорации могут эволюционировать в сторону «матричного» устройства (в меньшей степени «звезды»).

Цепочки поставщиков и каналы сбыта будут все короче и свободнее от избыточных посредников — с «кастомизацией» поставок, прямым выходом на конечного потребителя. Производство и распределение товаров будет все более сдвигаться к месту их потребления и выстраиваться под нужды конкретного потребителя (с соответствующими импликациями для транспортных, инфраструктурных, логистических и иных моделей и форм мобильности). Форма ведения торговой деятельности, как мы знаем ее сегодня, может претерпевать все более радикальные изменения.

Как некоторый контр-тренд следует отметить повышение регулятивной и иной роли государства в виде усиления регуляторных и иных «барьерных» функций в свободном перемещении людей, товаров и услуг (очень вероятно, особенно в кратко- и среднесрочном горизонте). Можно предположить, что эти «барьерные» функции будут применяться (поначалу со ссылкой на эпидемиологические ограничения, со временем все более и более) к пересечению границ между отмеченными выше блоками.

Здесь нет противоречия, хотя на первый взгляд может показаться обратное. Формирующаяся на наших глазах система может обслуживать сдвигающиеся «этажи» глобализации, о чем говорилось выше.

1. В целом (теоретически) – это тенденция, усиливающая негативные эффекты в мировой экономике (в русле теории сетей), и в любом случае – знак нарастания центробежных процессов («распыляющая» динамика).