Распечатать Read in English
Оценить статью
(Голосов: 23, Рейтинг: 4.83)
 (23 голоса)
Поделиться статьей
Андрей Кортунов

К.и.н., научный руководитель РСМД, член РСМД

Развитие международных отношений в Азии в ближайшие годы будет в наибольшей степени определяться двумя фундаментальными факторами — динамикой соотношения экономических, научно-технических, военно-стратегических и политических потенциалов Китая и США, а также соотношением элементов сотрудничества и конфликтности в развитии региона. Совместив горизонтальную ось (фиксирующую меняющийся баланс сил между КНР и США) с вертикальной (измеряющей соотношение элементов сотрудничества и конфликтности в международных отношениях в Азии), получим матрицу для четырех сценариев развития как китайско-американских отношений, так и международной системы в азиатском регионе. Она может послужить отправной точкой для более комплексных и более полных сценарных прогнозов будущего азиатского региона.

  • Вашингтонский консенсус 2.0. Этот сценарий основан на том, что администрации Трампа удается хотя бы на время добиться сохранения геополитического статус-кво в Азии, затормозив или даже приостановив негативное для США изменение баланса сил между Америкой и Китаем.
  • Китайско-индийская ось. В этом сценарии Соединенным Штатам не удается затормозить дальнейший рост китайской мощи во всех ее проявлениях — экономическом, научно-техническом, военно-стратегическом и политическом.
  • Многополярный баланс сил. Сценарий основан на сохранении американской гегемонии в регионе, но в условиях существенного обострения военно-политической обстановки в Азии.
  • Новая биполярность. Четвертый сценарий предполагает одновременное усиление Китая и общее снижение социально-экономической и военно-политической стабильности в Азии.

Как именно будет работать новая биполярность в условиях глобализации и взаимозависимого мира, сказать трудно. Удастся ли сторонам отделить экономическое взаимодействие от политического противоборства, дисциплинировать своих «младших партнеров» и негосударственных игроков мировой политики, договориться о совместных подходах к глобальным проблемам — вопрос открытый. Ясно одно — новая биполярность XXI в. в любом случае стала бы менее стабильной и опасной, чем старая биполярность прошедшего столетия.

К «черным лебедям» азиатского региона относятся вероятность возникновения масштабного военного конфликта в Азии, подъем исламского радикализма в этом регионе, неожиданный и острый финансово-экономический кризис, крупнейший технологический прорыв глобального значения и «экономическое чудо» в России или Японии.


Несколько месяцев назад на сайте РСМД была размещена статья о возможных вариантах развития отношений между Россией и ЕС в ближайшие несколько лет. Исходя из того, что главным стержнем европейской политики были и останутся отношения между Москвой и Брюсселем, в статье была предпринята попытка сконструировать несколько сценариев европейского будущего в зависимости от вероятных траекторий развития России и Европейского союза до 2024 г. Сценарная матрица для Большой Европы была построена по двум осям: раздробленный Евросоюз — сплоченный Евросоюз и инерционная Россия — реформированная Россия. В итоге получилось четыре обобщенных сценария — «Евразийский плавильный котел», «Двуединая Большая Европа», «Ничейная территория» и «Новая холодная война».

Сегодня актуален и вопрос о том, насколько предложенная схема построения сценариев применима к другим регионам мира, в частности, к Азии. Именно поэтому далее будут рассмотрены сценарии развития азиатского континента, вернее, основной его части. Как представляется, Западная Азия — от Ирана до Восточного Средиземноморья — является все же самостоятельной подсистемой международных отношений, развивающейся по своим собственными законам и требующей отдельной матрицы.

Выбор независимых переменных

Азия, даже если исключить из нее немаловажную ближневосточную составляющую, остается значительно более обширным, сложным и разрозненным регионом, чем Европа. Здесь нет ни общей тысячелетней истории, ни явно доминирующей религиозной конфессии, ни очевидного аналога «общеевропейским ценностям». Многосторонние институты в Азии развиты меньше, чем в Европе, а проблемы безопасности — от угрозы распространения ядерного оружия до пограничных конфликтов — более многочисленны. При этом экономические уклады и политические режимы в Азии менее гомогенны, чем на европейском пространстве. Соответственно, выделить главные независимые переменные для Азии сложнее, чем для Европы; любой выбор будет субъективным, оставляющим за скобками важные аспекты развития азиатского порядка или беспорядка.

Тем не менее можно предположить, что развитие международных отношений в Азии в ближайшие годы будет в наибольшей степени определяться двумя фундаментальными факторами. Во-первых, речь идет о динамике соотношения экономических, научно-технических, военно-стратегических и политических потенциалов Китая и Соединенных Штатов. Общая тенденция здесь очевидна — соотношение сил на протяжении как минимум последних трех десятилетий устойчиво меняется в пользу Китая. Нет никаких оснований полагать, что подобное положение дел изменится в ближайшем будущем. Но процесс идет, конечно же, не линейно — здесь возможны ускорения, торможения, остановки и даже движение в обратном направлении. Особенно это касается военно-стратегического и политического компонентов, обладающих меньшей инерционностью и большей подвижностью, чем экономический и научно-технический компоненты.

Выделить главные независимые переменные для Азии сложнее, чем для Европы; любой выбор будет субъективным, оставляющим за скобками важные аспекты развития азиатского порядка или беспорядка.

Во-вторых, будущее Азии в значительной мере зависит от соотношения элементов сотрудничества и конфликтности в развитии региона, а также от стабильности и нестабильности, взаимозависимости и протекционизма, универсализма и партикуляризма, умеренности и экстремизма. Традиционно большинству стран Азии удавалось находить баланс между требованиями регионального экономического развития и внутриполитической повестки дня, но сохранение этого баланса даже в ближайшем будущем отнюдь не гарантировано. Повсеместный рост национализма, подъем религиозного фундаментализма, увеличение военных расходов, возрождение старых враждебных исторических нарративов, риски распространения оружия массового уничтожения, подъем международного терроризма в Азии заставляют рассматривать «конфронтационный» вариант эволюции международной системы в регионе как возможный, хоть и не самый вероятный.

Совместив горизонтальную ось (фиксирующую меняющийся баланс сил между КНР и США) с вертикальной (измеряющей соотношение элементов сотрудничества и конфликтности в международных отношениях в Азии), получим матрицу для четырех сценариев развития как китайско-американских отношений, так и международной системы в азиатском регионе. Разумеется, представленная матрица более чем схематична и ни в коей мере не описывает все варианты развития подсистемы международных отношений в Азии. Тем не менее она может послужить отправной точкой для более комплексных и более полных сценарных прогнозов будущего азиатского региона.

Вашингтонский консенсус 2.0

Этот сценарий основан на том, что администрации Трампа удается хотя бы на время добиться сохранения геополитического статус-кво в Азии, затормозив или даже приостановив негативное для США изменение баланса сил между Америкой и Китаем. Ускорение экономического развития США происходит одновременно со значительным торможением китайской экономики и накоплением в последней структурных проблем. Последовательное экономическое давление Вашингтона на Пекин начинает приносить свои плоды — дефицит в торговле США с КНР существенно сокращается, Трампу удается добиться уступок и на других фронтах (валютные курсы, нетарифные ограничения, интеллектуальная собственность и пр.). При этом не происходит драматических сдвигов в пользу Китая в военно-стратегическом балансе между двумя странами — в ответ на последовательное увеличение военного бюджета КНР США прилагает масштабные усилия для модернизации своих вооруженных сил, включая и американские военно-морские силы.

Традиционно большинству стран Азии удавалось находить баланс между требованиями регионального экономического развития и внутриполитической повестки дня, но сохранение этого баланса даже в ближайшем будущем отнюдь не гарантировано.

Сегодня в регионе в целом снижается уровень военно-политической напряженности. Пхеньян замораживает свои ядерные и баллистические программы, и конфликт вокруг Северной Кореи постепенно теряет свою остроту. Территориальные споры в Южно-Китайском море остаются неразрешенными, но не провоцируют острых политических кризисов в Юго-Восточной Азии. Экономическая взаимозависимость государств региона продолжает углубляться, а растущий средний класс в большинстве стран региона становится фундаментом политической стабильности в Азии. Соединенные Штаты возвращаются к идее вхождения в Транстихоокеанское партнерство с учетом уже подписанных новых двусторонних торгово-экономических соглашений с партнерами по АТР. Продвигаемое Пекином Всестороннее региональное экономическое партнерство продолжает тормозить из-за многочисленных многосторонних и двусторонних споров по конкретным вопросам. Политический экстремизм и международный терроризм в Азии идут на спад, гонка вооружений между ведущими азиатскими странами замедляется, уступая место экономическому соревнованию и конкуренции моделей социального развития.

Этот вариант означает сохранение, а по ряду позиций — и укрепление американского влияния в Азии. В акваториях Тихого и Индийского океана сохраняется свобода мореплавания — свобода передвижения военно-морских и военно-воздушных сил США и их союзников. Традиционные американские союзники сохраняют лояльность Вашингтону, хоть и активно развивают при этом экономическое взаимодействие с КНР. Конечно, американо-китайское сотрудничество также продолжается и даже расширяется, но не в формате «G-2», а, скорее, в «G-1,5», где США играют роль старшего партнера и определяют основные правила игры. Вероятно даже подписание американо-китайских соглашений об ограничении ядерных вооружений, хотя в этой области американское преимущество остается решающим; особенно речь идет о первенстве США в том, что касается ядерных стратегических сил морского базирования и стратегической авиации.

С другой стороны, США продолжают оказывать давление на КНР по таким вопросам, как права человека, развитие гражданского общества и свобода Интернета. Это давление находит определенный отклик внутри Китая, особенно среди образованной молодежи и растущего среднего класса. Сохранение и укрепление американских позиций в акваториях Тихого и Индийского океанов заставляют Пекин усилить внимание к ресурсным и транзитным возможностям материковой Евразии, что предопределяет повышение значения России и Центральной Азии для китайской стратегии.

Китайско-индийская ось

Игорь Истомин, Константин Водопьянов, Никита Старостин, Алевтина Ларионова:
Политика США в Восточной Азии в период правления администрации Д. Трампа

В этом сценарии Соединенным Штатам не удается затормозить дальнейший рост китайской мощи во всех ее проявлениях — экономическом, научно-техническом, военно-стратегическом и политическом. Более того, очередной циклический кризис американской экономики (2019–2020 гг.) ускоряет изменение соотношения сил между США и КНР в пользу последней. Позиции Вашингтона в Азии подрываются и продолжающимся глубоким внутриполитическим кризисом в Америке, не позволяющим Вашингтону проводить последовательную внешнюю политику. Американский политический истеблишмент остается глубоко расколотым в том, что касается оптимальной стратегии США в отношении КНР — сторонникам последовательного «сдерживания» Пекина противостоят приверженцы «вовлечения». В то же время односторонняя и жесткая торговая политика США в отношении своих партнеров и союзников в Азии тоже ускоряет относительный упадок американского экономического присутствия в регионе. Отказ Вашингтона от участия в Транстихоокеанском партнерстве повлечет долгосрочные негативные последствия с точки зрения способности США оказывать решающее влияние на формирование новых правил в АТР. С другой стороны, Китай добивается значительных успехов в структурной перестройке своей экономики, не жертвуя при этом ни социально-политической стабильностью, ни высокими темпами экономического роста. Китайская экономика становится все более открытой, особенно по отношению к соседним государствам Азии. Фактически Китай заменяет собой США в качестве главного сторонника свободной торговли в Азии и в мире. Реализация плана создания Всестороннего регионального экономического партнерства уверенно продвигается вперед, зона свободной торговли в Азии не только раздвигает свои изначальные географические границы, но и постепенно перерастает в континентальный интеграционный проект.

Американо-китайское сотрудничество также продолжается и даже расширяется, но не в формате «G-2», а, скорее, в «G-1,5», где США играют роль старшего партнера и определяют основные правила игры.

Динамика военно-политической ситуации в Азии развивается по первому сценарию — элементы международного сотрудничества все больше доминируют над элементами конфронтации. Острого военно-политического кризиса в отношениях между Пекином и Вашингтоном удается избежать, территориальные и пограничные конфликты в регионе постепенно теряют свою остроту, логика экономической взаимозависимости перевешивает логику геополитического баланса сил. Особое значение приобретает «перезагрузка» китайско-индийских отношений, сравнимая по своим масштабам и последствиям с «перезагрузкой» отношений Китая и России конца XX – начала XXI вв. Поднимающийся и уверенный в своих силах Китай идет на существенные уступки Индии в пограничных вопросах, признании индийского стратегического лидерства в Южной Азии, торгово-экономических отношениях. Индия подключается к китайскому проекту «Один пояс – один путь», и степень ее вовлеченности в азиатскую торговлю быстро возрастает.

В итоге определяющую роль в судьбах Азии начинает играть формирующаяся китайско-индийская ось — подобно тому, как во второй половине XX в. центральное место в западноевропейской интеграции занимала ось «Берлин — Париж». Китайско-индийское сотрудничество развивается преимущественно в экономической сфере, но постепенно распространяется и на политические вопросы. Соединённые Штаты пытаются уравновесить ось «Пекин — Дели» форсированным развитием военно-политического сотрудничества с Индией, но по мере улучшения отношений с Пекином Дели все менее нуждается в американском «зонтике безопасности». К более активному сотрудничеству с Индией китайское руководство подталкивает и Россия, для которой необходимость делать выбор между Пекином и Дели — сложная внешнеполитическая проблема. В то же время возникают дополнительные риски для Москвы, связанные с возможным пересмотром экономических и стратегических приоритетов Пекина в пользу Южной Азии за счет России и Центральной Азии. Стратегической задачей Москвы остается превращение китайско-индийской оси в полноценный китайско-индийско-российский треугольник; в первую очередь это касается экономической сферы.

С потерей позиций в континентальной Азии Вашингтону приходится опираться главным образом на своих традиционных союзников на периферии азиатского континента — от Японии до Австралии. Этим традиционным союзникам с каждым годом становится все труднее совместить свою проамериканскую военно-политическую ориентацию с экономической переориентацией на Китай и консолидирующуюся Азию в целом.

Многополярный баланс сил

Сценарий основан на сохранении американской гегемонии в регионе, но в условиях существенного обострения военно-политической обстановки в Азии. Нарастание социально-экономических проблем в большинстве азиатских стран, включая Китай и Индию, ведет к подъему национализма и политического радикализма. Пограничные и иные территориальные проблемы оказываются в центре национальных приоритетов, и популисты укрепляют свои позиции как в демократических, так и в авторитарных государствах региона. Гонка вооружений в Азии ведется со все большим размахом, многочисленные попытки договориться о многосторонних мерах доверия в военной сфере оказываются неудачными. Время от времени регион сотрясают острые политические кризисы и пограничные столкновения. Столь же неудачными оказываются планы экономического объединения Азии, они рушатся под натиском протекционизма и ожесточенной борьбы за ресурсы.

Хроническая политическая нестабильность, сепаратистские движения, религиозные конфликты и многочисленные террористические акты препятствует реализации крупных инфраструктурных проектов в регионе. В результате китайский проект «Один пояс – один путь» реализуется в усеченном виде и имеет лишь ограниченные последствия для азиатских стран; в своих торгово-экономических стратегиях большинство из них ориентируются на внешние рынки (Северная Америка и Европа), а не на развитие единого азиатского экономического пространства. За место на рынках США и Европейского союза идет ожесточенная конкуренция между азиатскими странами, позволяющая Западу закрепить за собой наиболее выгодные условия торговли с Востоком.

Зона свободной торговли в Азии не только раздвигает свои изначальные географические границы, но и постепенно перерастает в континентальный интеграционный проект.

В этих условиях Соединенные Штаты могут позволить себе играть роль «удаленного балансира», поддерживая многосторонний баланс сил в азиатском регионе и проводя политику «опосредованного» сдерживания Китая за счет дозированной поддержки его реальных или потенциальных оппонентов в регионе, включая Японию, Южную Корею, страны АСЕАН, Австралию, Новую Зеландию, Индию. Главным, хотя и не единственным противовесом Китаю в азиатском регионе выступает Индия, которая вступает в де-факто союзнические отношения с Соединенными Штатами; или даже становится американским союзником де-юре. Поставки американских вооружений странам Азии растут, обновляются двусторонние и многосторонние соглашения со старыми союзниками США.

При этом сдерживание Китая, разумеется, не исключает селективного сотрудничества Вашингтона с Пекином, равно как и использования «китайской угрозы» для дальнейшей консолидации позиций США в акваториях Тихого и Индийского океанов. Относительная слабость Китая и наличие множества противоречий и трений между азиатскими странами позволяет Вашингтону минимизировать свою непосредственную вовлеченность в конфликтные ситуации в азиатском регионе, поддерживая сложный многосторонний баланс сил в Азии. Иными словами, Вашингтон реализует стратегию, которую с переменным успехом пыталась проводить Британская империя в континентальной Европе в XIX в. (ближайшим аналогом Китая в британском случае выступала Российская империя).

Новая биполярность

Четвертый сценарий предполагает одновременное усиление Китая и общее снижение социально-экономической и военно-политической стабильности в Азии. В обстановке растущих вызовов национальной безопасности странам региона становится все сложнее сохранять свободу политического маневра, и игроки сталкиваются с жестким выбором между ориентацией на Пекин и ориентацией на Вашингтон. В итоге Азия, а в перспективе и международная система в целом, оказывается поделенной на «китайский» и «американский» блоки, находящиеся в состоянии политического, военно-стратегического, а возможно, и экономического противостояния. Подобно советско-американскому биполярному миру ХХ в., новая биполярность постепенно утверждает новые приемлемые для обеих сторон правила игры, оформляется в виде соответствующих договорно-правовых документов, порождает новые механизмы контроля над вооружениями. Можно даже предположить возникновение какого-то нового «движения неприсоединения» и появление государств-перебежчиков из одного лагеря в другой.

Важнейший вопрос в этом сценарии — где именно пройдет линия «великого азиатского разлома». Если Соединенным Штатам удается закрепить нынешнюю тенденцию индийско-американского стратегического сближения, то линия разлома пройдет между «морскими демократиями» и «континентальными автократиями». Если же США не удастся сделать это, то граница будет проложена между азиатским континентом и островными государствами Тихого океана. Впрочем, Индия может занять позицию, схожую с позицией Франции эпохи генерала Де Голля, — оставаясь в общих рамках партнерства «морских демократий», она не будет при этом непосредственно участвовать в антикитайских военных союзах.

Новая биполярность повысит стратегическую значимость Тайваня для США, и американская стратегия будет противодействовать попыткам экономической интеграции, а тем более — политического воссоединения двух частей Китая. Противостояние Японии и Китая не только сохранится, но и получит мощный дополнительный импульс. Что касается России, логично предположить, что в случае складывания новой биполярности ее зависимость от Китая будет возрастать, поскольку в этих условиях попытки сохранения «диверсифицированного портфеля» политических инвестиций в Азии за счет расширения сотрудничества с Японией, Южной Кореей, Вьетнамом, Индонезией и Индией неизбежно столкнутся с жесткой логикой биполярной конфронтации.

Как именно будет работать новая биполярность в условиях глобализации и взаимозависимого мира, сказать трудно. Удастся ли сторонам отделить экономическое взаимодействие от политического противоборства, дисциплинировать своих «младших партнеров» и негосударственных игроков мировой политики, договориться о совместных подходах к глобальным проблемам? Вряд ли кто-то сегодня готов дать ответы на эти вопросы. Ясно одно — новая биполярность XXI в. в любом случае стала бы менее стабильной и опасной, чем старая биполярность прошедшего столетия. По всей видимости, она рано или поздно эволюционировала бы в направлении одного из трех предыдущих сценариев.

«Черные лебеди»

Любой прогноз должен содержать ссылки на «черных лебедей», то есть на критические события, вероятность которых невозможно предсказать; но которые тем не менее способны существенно или полностью изменить развитие объекта прогнозирования. Применительно к азиатскому региону предположительно можно выделить несколько таких событий, которые могут произойти в диапазоне нескольких лет.

Масштабный военный конфликт в Азии. Хотя подобный конфликт представляется маловероятным, полностью исключить его возможность нельзя. Оставляя за скобками вероятность эскалации насилия в отдельных азиатских странах (Афганистане, Мьянме и пр.) и дестабилизации обстановки в одном из государств Центральной Азии, имеет смысл учитывать как минимум три варианта масштабной войны в регионе. Речь идет о войне на Корейском полуострове с вовлечением США и КНР; военно-морских столкновениях между Китаем и США или сухопутных между Китаем и Индией; очередном пограничном индо-пакистанском конфликте, перерастающий в полноценную региональную войну. Эти конфликты будут по-разному воздействовать на китайско-американские отношения и на ситуацию в Азии, но все они, так или иначе, будут подталкивать регион в сторону конфликтности, биполярности и ограничивать возможности его экономического объединения.

Подъем исламского радикализма. Мусульманское население Азии, даже если исключить из нее регион Ближнего Востока, будет расти опережающими темпами в сравнении с темпами роста населения региона в целом. Особенно быстро растет влияние ислама в Юго-Восточной Азии, где в некоторых странах (Индонезии, Малайзии, Филиппинах) уже сформировалась сеть ячеек международных террористических организаций. Серия крупных террористических актов или попыток захвата власти исламскими радикалами оказали бы очень серьезное воздействие как на политическую повестку в отдельных странах Азии, так и на приоритеты их сотрудничества друг с другом. Для Китая не менее значимым вызовом стало бы соединение исламского радикализма с сепаратистскими движениями в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, а также растущая дискриминация этнических китайцев в странах Юго-Восточной Азии. Общая угроза могла бы стать дополнительным стимулом для многостороннего сотрудничества в сфере безопасности, но факторы этно-национализма и религиозной нетерпимости будут накладывать жесткие ограничения на такое сотрудничество.

Если Соединенным Штатам удается закрепить нынешнюю тенденцию индийско-американского стратегического сближения, то линия разлома пройдет между «морскими демократиями» и «континентальными автократиями».

Неожиданный и острый финансово-экономический кризис, намного превосходящий по масштабам и глубине азиатский кризис 1997–1998 гг. и глобальный финансовый кризис 2007–2008 гг. повлек бы за собой очень серьезные перемены в континентальном балансе сил, изменения в макроэкономической стратегии ведущих азиатских государств; он также имел бы негативные последствия для социально-политической стабильности некоторых стран. Можно предположить, что итогами кризиса стало бы относительное ослабление «азиатской периферии» и усиление «азиатского ядра» (в первую очередь Китая). Другим возможным итогом финансового потрясения могла бы стать очередная «перенастройка» мировой валютно-финансовой системы. Однако кажется маловероятным, что в условиях сохранения валютно-финансового господства Запада Азия может существенно выиграть от такой «перенастройки». Скорее всего, именно азиатские страны ощутят основные издержки, связанные с выходом из кризиса.

Крупный технологический прорыв глобального значения. Технологическая революция на одном из важнейших направлений современной экономики (энергетика, транспорт, искусственный интеллект, роботизация, биотехнологии, электронная коммерция, 3D-печать) способна внести существенные изменения в устоявшиеся правила игры в мировых экономических отношениях. Например, такой прорыв способен создать возможности для возвращения многих промышленных производств из Азии в Европу и в США, резко сократить потребность в азиатских трудовых ресурсах в отдельных производственных и непроизводственных секторах, радикально изменить географию мировых инвестиций. Экономические и социальные последствия крупного технологического прорыва будут значительными для всего мира, но, по всей видимости, в выигрыше окажутся наиболее крупные игроки, ведущие наступление по всему фронту перспективных новых технологий. В Азии таким игроком остается Китай, а также Индия и Япония, но с некоторыми оговорками. Скорее всего, произойдет дальнейшее смещение внешнеполитического влияния от традиционных инструментов (военная сила, сырьевые и энергетические ресурсы) в сторону нетрадиционных (человеческий капитал, образование инновации). В то же время именно Азия может оказаться главной жертвой международных киберпреступлений нового поколения, более комплексных и масштабных, чем все те, что наблюдались ранее.

При сохранении нынешних тенденций Япония будет и дальше двигаться в общем фарватере политики США в АТР, а Россия — в фарватере азиатской политики Китая.

«Экономическое чудо» в России или Японии. Россия и Япония — две крупные азиатские державы, которые в течение длительного времени развиваются значительно медленнее своих соседей по континенту. «Удельный вес» России и Японии в азиатской экономике устойчиво снижается, и, соответственно, снижаются их долгосрочные возможности воздействовать и на будущее азиатского политического пространства. Россию и Японию также объединяют острые демографические проблемы, не характерные для большинства других стран региона. Вероятное дальнейшее уменьшение там роли двух стран, безусловно, учитывается ведущими игроками как в Азии, так и за ее пределами. Предполагается, что при сохранении нынешних тенденций Япония будет и дальше двигаться в общем фарватере политики США в АТР, а Россия — в фарватере азиатской политики Китая. Однако в случае успеха «абэномики» в Японии или в случае реализации стратегии «экономического рывка» в России во время четвертого президентского срока В. Путина ситуация может существенно измениться. Конфигурация континентальных балансов окажется значительно более сложной, а сама конструкция нового регионального порядка, вероятно, более устойчивой.

Оценить статью
(Голосов: 23, Рейтинг: 4.83)
 (23 голоса)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся