Владимир Дворкин: Мир без ядерного оружия - под вопросом

8 ноября 2012 года в Москве в МГИМО (У) МИД России под эгидой РСМД и Global Zero состоялась международная конференция «Ядерное оружие и международная безопасность в XXI веке». Об отношении к проекту “Глобальный ноль”, наиболее актуальных проблемах в сфере безопасности и перспективах сотрудничества Москвы и Вашингтона в данной области мы побеседовали с одним из участников конференции, главным научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений РАН, генерал-майором Владимиром Зиновьевичем Дворкиным.

Владимир Зиновьевич, как Вы относитесь к проекту «Глобальный ноль»? Считаете ли Вы, что проведение подобных форумов способствует налаживанию диалога и сотрудничества между Россией и США по наиболее актуальным проблемам в сфере безопасности?

«Global Zero» – одна из влиятельных общественных организаций, которая стремится к сближению позиций России и США и преследует цели ядерного разоружения. К таким же общественным организациям относятся Международный Люксембургский форум по предотвращению ядерной катастрофы  и «Nuclear Threat Initiative» (NTI). «Global Zero» отличается от них только тем, что поставил конкретную задачу: к 2030 году прийти к миру без ядерного оружия.

На мой взгляд, поставленная задача утопична, поскольку мир без ядерного оружия – это не сегодняшний мир, в котором не решены проблемы, связанные не только с ядерным оружием, но и с региональными конфликтными потенциалами, с угрозами одних стран по отношению к другим  из-за  подавляющего превосходства обычных вооружённых сил. Вряд ли можно рассчитывать на ликвидацию ядерного оружия к 2030 году в то время, когда трудно прогнозировать перспективы вступления в силу Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, о запрещении производства расщепляющих материалов военного назначения, о разрешении ядерных кризисов Ирана и Северной Кореи.

Тем не менее, я считаю, что все встречи, конференции, которые проходят с участием «Global Zero», чрезвычайно полезны и важны. Они собирают достаточно много представительных участников, позволяющих выяснить не только позиции экспертного сообщества, но и официальные позиции государств.

Не секрет, что Вы долгое время занимались консультированием по военно-техническим вопросам в качестве эксперта. Не могли бы Вы рассказать, с какими проблемами Вам приходилось сталкиваться?

Я работал в Министерстве обороны во времена Советского Союза и много лет работал экспертом в «малой пятерке». Меня приглашали и на заседания «большой пятерки», в которой принимали участие члены Политбюро, где утверждали инструкции советской делегации на переговорах по РСМД и СНВ.

Проблем было много. Проекты договоров на начальных этапах были исчерканы сотнями звездочек и примечаний, отражавших расхождения позиций американской и советской сторон, и по всем вопросам нужно было находить компромиссы.

Из сложных вопросов могу привести такие примеры. При подготовке Договора СНВ-1 американцы выдвинули требования запретить мобильные ракетные комплексы и полностью отказаться от тяжелых ракет. Тогда нам удалось отстоять свои позиции и показать, что мобильные наземные комплексы – это практически то же самое, что американские подводные лодки, поскольку они обладают высокой живучестью и большим потенциалом сдерживания. Были проблемные вопросы, касающиеся обмена телеметрической информацией и много других спорных вопросов. Но если есть политические установки, то по всем вопросам всегда можно найти компромисс.

Возможно ли заключение нового договора о сокращении, ограничении наступательных вооружений между Москвой и Вашингтоном и на каких условиях?

Говорить об этом сейчас преждевременно. Американцы требуют ограничения российского тактического ядерного вооружения. США и Россия находятся в совершенно разных геополитических условиях, и мы не можем уравнять количество тактического ядерного вооружения.

Проблема с тактическим оружием заключается в том, что договор должен предусматривать меры контроля, которые по отношению к тактическому оружию до сих пор не применялись. Одну из главных причин вижу в том, что носители тактического ядерного оружия имеют двойное назначение. У них сотни мест дислокации, поэтому контролировать их так, как контролируются известные базы стратегического оружия, невозможно.

Кроме того, нестратегическое вооружение, по прецеденту нового Договора по СНВ находится в неразвернутом состоянии, когда боезаряды тактического оружия помещены на централизованные склады хранения. Чтобы обеспечить режимы верификации, нужно контролировать на складах ядерные боезаряды. Но они хранятся вместе со стратегическими неразвернутыми ядерными боезарядами, и ни одна из сторон никогда не пускала в эти хранилища инспекторов.

Но целесообразно было бы осуществить серию консультаций сторон  о более широком обмене информацией. Можно было бы сообщить о количестве тактических ядерных вооружений, ликвидированных по президентским инициативам девяностых годов, обменяться официальными данными о сегодняшнем количестве боеголовок тактических ядерных вооружений, подтвердить решения о размещении их в централизованных хранилищах, продемонстрировав пустые склады, где они были ранее. Препятствием для начала консультаций может быть невыполнение давних ещё советских условий, в соответствии с которым США, прежде всего, должны вывести своё тактическое ядерное оружие из Европы.

Нет согласия и в сфере противоракетной обороны. Без договоренностей по этим вопросам нового договора по стратегическим вооружениям не будет.

Каковы основные препятствия к полноценному сотрудничеству между Россией и ее американскими, европейскими партнерами в построении ЕвроПРО и глобальной ПРО? Считаете ли Вы возможным выход из сегодняшнего тупика в переговорах?

Проблемы противоречий по ПРО лежат не в сфере военной безопасности, а в политической области. Поскольку как подтверждает исторический опыт, никакая противоракетная оборона не сможет защитить территорию страны от ответного удара.

Что касается наших требований по юридически обязывающим соглашениям о ненаправленности ЕвроПРО по отношения к нашим СЯС, то здесь важны следующие факторы. Во-первых, для российской стороны, судя по выступлению начальника Генштаба ВС РФ на международной конференции в Москве, теперь уже не важны технические характеристики противоракет США, а только география размещения противоракет и радаров. Это условие  можно было бы согласовать на основе, разработанной совместно российскими, американскими и натовскими специалистами в рамках Евроатлантической инициативы по безопасности.

Во-вторых, возможно создание двух центров сотрудничества – центра обмена информацией, где могли бы находиться российские и натовские специалисты, и центра непосредственного планирования и управления, тоже с российскими и натовскими специалистами. Это был бы первый и очень серьезный шаг.

Вопрос о совместной российско-американской обороне мне кажется преждевременным, поскольку Россия не обладает системами ПРО, сопоставимыми с теми, которые есть у США, – с «Иджисами» или даже с THAAD.

Следует ли придавать переговорам по ядерному разоружению многостороннее измерение и подключать к ним остальные ядерные державы? Насколько высока вероятность того, что это когда-либо произойдет?

Другие ядерные державы стоят на твердой позиции: пока Россия и США не сократят свои ядерные вооружения до сопоставимых с ними уровней, никаких многосторонних переговоров не будет. Полагаю, что это произойдет нескоро. Кроме того, многосторонний переговорный процесс должен заканчиваться подписанием договора, который отражал бы меры транспарентности и контроля. Это чрезвычайно долгий и сложный процесс даже в рамках переговоров официальных членов ядерного клуба, «Большой пятерки». Пока перспектив для этого я  не вижу.

Беседовал Александр Шамшурин, программный ассистент РСМД.