Глобальная наука

Карта экспертов

19 апреля 2013
Распечатать

С точки зрения Павла Берлова, профессора факультета математики и Грэнтемского института климата Имперского колледжа Лондона, начиная выстраивать систему грантового финансирования в России, первым делом нужно определить и структурировать экспертное сообщество. Для этого придётся составить «карту» не только собственных экспертов, но и лучших учёных из-за рубежа, которые готовы помочь своими экспертными оценками.

 

Автор: Боровикова Екатерина

Источник: Наука и технологии России — STRF.ru

 


 

Своевременно ли обсуждать сейчас вопросы грантового финансирования науки в России?

 

– Вопросы организации грантового финансирования очень актуальны в России. Потому что в целом здесь, на мой взгляд, система финансирования архаична и не отвечает духу времени. В организации эффективной науки гранты – это как раз то самое слабое место, которое можно относительно быстро усилить, чтобы получить максимальную отдачу. Но организовать грантовое финансирование – дело непростое. России приходится практически начинать с нуля.

 

Какую грантовую систему вы считаете достойной подражания?

 

– Это хороший вопрос. Я думаю, из разных систем стоит брать лучшее. Но российская специфика должна учитываться при этом. Т.е. нельзя ничего просто копировать. Но брать лучшее можно и нужно.

 

Почему в Британии гранты не играют большой роли?

 

– Британия – это «страна нищих профессоров». Профессоров много, а денег на научные исследования относительно мало. Великобритания себя исторически позиционирует как образовательный центр. Люди со всего мира едут туда учиться, спрос большой, много университетов. Для них нужно много профессоров. Но по мировым канонам профессором может быть только активный учёный. Поэтому Британия находится в очень сложном положении: с одной стороны, нужно набирать много профессоров, чтобы зарабатывать деньги на конвейерном преподавании, a с другой стороны, нет денег, чтобы финансировать исследования этих профессоров. Получается уродливый перекос, делающий всю университетскую систему далеко не оптимальной с научно-исследовательской точки зрения.

 

В какой стране грантовая система ближе к оптимальной?

 

– В Америке грантовая система гораздо более мощная, эффективная и сбалансированная, на мой взгляд, чем в других странах. Там денег на исследования больше, поэтому у основной массы профессоров есть возможности создавать научные группы и вести масштабные исследования. Вопрос, какая система оптимальна для России, остаётся открытым. Это нужно по ходу дела устанавливать. В России в ближайшее время не будет такого большого количества денег, как в Америке, но и британская система нам тоже не подходит по очевидным причинам.

 

Но с чего-то же нужно начать.

 

– Я сотрудничаю с энтузиастами из МГУ и РАН, они занимаются проектом «Корпус экспертов», который делается практически на добровольных началах. Никто проекту особо не помогает, но и палки в колёса активно не вставляет. Задачей этого проекта как раз и является определение и структурирование экспертного сообщества для прямого использования на благо российской науки. Ведь грантовая система означает, что деньги идут напрямую именно туда, где делается наука, минуя всевозможных начальников, академиков и прочих посредников, от которых, как правило, больше вреда, чем пользы. Но чтобы грантовая система заработала эффективно и не деградировала в бессмысленную растрату денег, должна быть создана очень серьёзная экспертная культура. Должен сложиться «корпус экспертов», «экспертное сообщество» – называйте это как угодно. Думаю, в России на это уйдут годы – это очень трудоёмкая, но абсолютно необходимая деятельность.

 

Видите ли вы какое-то движение в этом направлении?

 

– Возможно, я чрезмерно пессимистичен, но у меня сложилось впечатление, что в большинстве своём люди, которые пытаются рулить российской наукой, не понимают, насколько важны эксперты и высококачественная экспертиза. Парадоксальнейшим образом считается, что экспертами должны быть начальники (директора, ректоры, академики). На самом деле в большинстве своём они совсем не эксперты, а организаторы научной деятельности в масштабе больших учреждений. Это совершенно другая деятельность, не имеющая никакого отношения к оценке грантовых проектов.

 

Возникает трудный вопрос: где взять экспертов? Как установить, кто эксперт, а кто не эксперт? Кто может рецензировать проект, а кто не может? В Америке корпус экспертов для NSF (National Science Foundation) нарабатывался десятилетиями. В NSF работают очень эффективные координаторы, которые знают индивидуальные особенности каждого эксперта (но сами при этом экспертами не являются). Здесь, в России, ещё только предстоит сделать первичную «карту экспертов» – по всем областям науки. Это огромная работа.

 

А что вы думаете о проекте «Карта науки», которым занято Минобрнауки и консалтинговое агентство PWC?

 

– В этом контексте «Карта науки», о которой последнее время активно говорят, всего лишь не особо актуальный наукометрический проект, да и делают его во многом совсем не эксперты. По «карте науки» не выдашь гранты, а именно это самое актуальное. Прежде нужно сделать «карту экспертов» и с помощью экспертизы «пропитать» российскую науку эффективно распределёнными грантами. Тогда сами собой определятся сильные научные группы и точки роста российской науки. Это и будет настоящая «карта науки».

 

Каковы должны быть принципы определения экспертов?

 

– В проекте «Корпус экспертов» правила определения экспертов прозрачны, разумны и понятны. Более того, понятно, как эти правила видоизменять и оптимально подстраивать под разные области науки. Человек должен становиться экспертом либо если у него достаточно высокий уровень цитируемости в данной области науки и в серьёзных научных журналах, либо если его порекомендовало достаточное количество активных учёных. При таком подходе многие начальники и академики отсеются, а многие активные учёные, наоборот, станут принимать участие в экспертизе грантовых заявок.

 

Очень важно понять, кто в какой области науки эксперт. Поэтому в структуре экспертного сообщества должно быть понятное, умное и современное деление науки на области, подобласти и т.д. Хорошо разработанный «Корпус экспертов» должен всё это учитывать. В идеале «Корпус экспертов» должен работать как эффективный и прозрачный механизм, в который можно отправлять проекты из всевозможных конкурсных грантовых программ (разработанных в министерствах и научных фондах) и на выходе получать высококачественные экспертные оценки от тех, кто пользуется уважением научного сообщества. Для меня загадка, почему то же Министерство образования и науки, которое активно раздаёт гранты, не уцепится за этот проект и не начнёт помогать людям делать экспертную машину? Наверное, Минобрнауки скажет, что у него есть «свои эксперты»? Откуда эти эксперты берутся? Кто знает, что они действительно эксперты? Где, например, опубликованы правила, по которым этих экспертов выбирают? Наверное, большинство – это очень достойные люди. Но возникает вопрос: как их выбрали? И были ли они самыми оптимальными экспертами и рецензентами для предложенных им проектов?

 

Как устроена экспертная система в других странах?

 

– В Великобритании корпус экспертов для Research Councils сделан крайне бестолково. В их корпус экспертов может записаться почти каждый, у кого есть хоть какая-то научная должность в самой Великобритании. В результате в нём доминируют люди, не имеющие нужных квалификаций. В американском NSF такого нет, там экспертов более тщательно отбирают.

 

И ещё один момент. Процесс проектной экспертизы зависит от размера научного сообщества внутри страны. Великобритания – страна относительно маленькая. По многим областям у них экспертов единицы, а в некоторых областях их вообще нет. Очень похоже на Россию, за исключением того, что у них переизбыток «нищих профессоров», строчащих многочисленные грантовые проекты, под которые нет денег. В этой ситуации Великобритания решилась на двухступенчатую систему рецензирования грантов, в которой первый набор рецензий пишется исключительно «внутренними» рецензентами. Поскольку во многих областях «внутренних» экспертов просто нет и, соответственно, нет внятного рецензирования, эти области не развиваются и исчезают. Зато часто оказываются перераздуты «модные» и пустые области, которые никого за пределами страны не интересуют. Тут как в термодинамике: чем меньше объём, тем сильнее флуктуации.

 

Американцы в этом смысле действуют гораздо умнее. У них корпус экспертов не делится на внутренних и внешних экспертов. Им не важно, в какой стране эксперт живёт. Если он к ним попал, это свой человек.

 

России тоже крайне опасно замыкаться на «внутренних» экспертах; нужно найти правильный баланс с экспертизами от русской диаспоры и нерусскоязычных иностранцев – американский опыт здесь гораздо полезнее британского.

 

Нужно ли нам привлекать зарубежных экспертов или оценка заявок должна проводиться силами местного сообщества?

 

– На мой взгляд, Россия неизбежно придёт к привлечению международных экспертов. Вес России в науке – 2%, в лучшем случае. Конечно, никто не говорит, что у нас должно быть 2% российских экспертов и 98% иностранных. Но хотя бы половину зарубежных экспертов можно ввести на начальном этапе. В зависимости от области где-то 80% придётся вводить, где-то меньше. Правильный баланс определится постепенно, пробным путём.

 

Индивидуальные особенности рецензентов – это тоже важный момент. В том же NSF уровень отслеживания и учитывания индивидуальных особенностей и тонких нюансов очень высок, потому что есть цель – получить на выходе максимально точную диагностику проекта, а не просто грубую картину.

 

А наши учёные участвуют в экспертизе зарубежных проектов? Насколько мы встроены в международную систему рецензирования?

 

– Вот этого я не знаю точно. Я сам не работаю на научные фонды и рецензии не запрашиваю, но подозреваю, что россияне вовлечены не очень активно. Да и куда нам лезть в экспертизу чужих грантов, когда сами у себя мы никак не можем отладить серьёзную и эффективную грантовую систему?

 

Рецензии по грантам будут запрашивать массово только в том случае, если россияне будут активно участвовать в коллаборативных международных проектах. В статьях похожая ситуация. Если вы печатаетесь в международных журналах, естественно, они будут запрашивать у вас рецензии. А просто так ведь вряд ли пришлют статью на рецензию.

 

Вообще перекрёстное рецензирование – штука очень эффективная. Потому что человек может видеть, каковы стандарты проектов, в каких стилях они пишутся, над чем люди работают. Если человек рецензирует много, он будет сам лучше писать и понимать, как всё работает. К сожалению, наша наука до сих пор остаётся во многом изолированной.

 

Есть ли у наших учёных возможность участвовать в коллаборативных проектах?

 

– Сейчас появляются межгосударственные программы научного финансирования между Россией и другими странами, но они либо маленькие, либо не очень успешные. Хотелось бы гораздо большего достичь.

 

Вообще коллаборативные проекты – вещь перспективная, на мой взгляд. Для чего всё это делается? Сейчас наука стала такой, что самые интересные результаты и открытия всё чаще возникают «на стыках». На стыках разных научных областей, на стыках разных научных школ, там, где есть значительный синергетический эффект. Поэтому в мире в эти «стыки» идёт непропорционально большое количество финансирования. Россия практически никак не использует международные коллаборативные возможности. А ведь если развивать международные коллаборации, то можно влить в нашу науку кучу новых идей и людей. Позвольте мне утрировать эту мысль: значительную часть российской науки можно было бы развивать не только за счёт американских мозгов и технологий, но и за счёт американских налогоплательщиков. При правильной организации науки плюсы от встроенности в международную научную жизнь неизмеримо перевешивают гипотетические плюсы от научной изоляции.

 

А зарубежные коллеги в этом заинтересованы?

 

– Особенно в этом диаспора была бы заинтересована. У нас есть куча народа, разбежавшегося по разным странам. Треть из них вообще ничего не хочет слышать про Россию. Треть – в промежуточном состоянии и смотрит, что будет дальше. А последняя треть очень активная, ищет пути, всячески хочет помочь и сотрудничать – со своими же интереснее работать!

 

Как вы относитесь к имеющимся в России грантовым программам?

 

– Запускать грантовые программы нужно с умом, семь раз отмерив и один раз отрезав. Приведу сразу негативный пример. В России уже в третий раз будет выдаваться волна мегагрантов для «варягов», которые едут либо из-за границы, либо из одного российского института в другой, чтобы организовывать новые лаборатории. С одной стороны, это хорошее дело. Но вопрос: почему начали с этого, а не с того, чтобы «пропитать» грантами уже существующие научные группы и тем самым, во-первых, предельно контрастно отделить лидеров от отстающих и, во-вторых, привить современные и эффективные формы грантовой и экспертной культуры? Почему, например, замечательная программа «Тысяча лабораторий», которая скоро стартует, запускается после трёх волн мегагрантов, а не наоборот?! Ведь всё с ног на голову перевёрнуто. Правильнее было бы провести «Тысячу лабораторий», потом ещё «Тысячу лабораторий», а уж потом задаться вопросом: какая картина сложилась? Где у нас есть наука, где нет науки? И уж тогда можно переходить к мегагрантам для «варягов». Сначала своим передовым учёным надо помочь, тем, кто уже есть, вкалывает и получает передовые результаты.

Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся