Черная легенда. Размышления о Крымской войне с высоты 2016-го года

В нынешнем году исполнилось сто шестьдесят лет с момента окончания Крымской войны 1853–1856 года. К сожалению, дискуссии среди российских историков и политологов (в отличие от их британских коллег) практически нет. Мы словно нарочно продолжаем повторять созданную в конце 1850-х годов «черную легенду» об унизительном поражении нашей страны. Между тем, непредвзятое изучение истории Крымской войны было бы полезно в наше время, когда Россия пытается сформировать новую политику на Черном море.

За что воевали?

На первый взгляд, Парижский мирный договор 1856 г. завершился унизительным для России условием: нейтрализацией Черного моря. Россия и Османская империя теряли право строить военный флот и крепости на берегах Черного моря. (Хотя сохраняли за собой право иметь оговоренное количество легких судов для береговой охраны). Однако такой результат войны кажется "унизительным поражением" только, если не знать ее предысторию.

Григорий Шукаев "Бой на Малаховом Кургане"

Крымская война стала результатом борьбы за Черноморские проливы (Босфор и Дарданеллы). 8 июля 1833 г. в местечке Ункяр-Искелеси, вблизи Константинополя, был подписан русско-турецкий договор сроком на восемь лет. Стороны обязывались оказывать взаимную помощь друг другу в случае нападения на одну из них. Секретное соглашение о режиме проливов открывало их для русских военных судов и закрывало их для судов других держав. Россия, как союзница Порты, получала право свободного прохода через Проливы.

Однако продлить Ункияр-Искелесийский договор не удалось. Египетский кризис 1839–41 гг. позволил британскому кабинету изменить режим Черноморских проливов. Еще в мае 1839 г. Королева Виктория предложила цесаревичу Александру Николаевичу (будущему императору Александру II) во время его визита в Лондон новый вариант обеспечения безопасности Босфора и Дарданелл. Речь шла о замене Ункияр-Искелесийского договора совместной гарантией безопасности проливов со стороны «двух дружественных держав» – Великобритании и России. Проект российско-британской гарантии безопасности Османской империи был с пониманием встречен кабинетом Николая I.

13 июля 1841 г.  пять великих держав (Австрия, Великобритания, Россия, Пруссия, Франция) и Османская империя подписали Лондонскую конвенцию. Документ объявлял эти державы гарантами безопасности черноморских проливов. Последние в соответствии с «древним правилом» Османской империи объявлялись закрытыми в мирное время для проходов военных кораблей всех государств. (Исключение делалось только для прохода лёгких военных судов, состоящих в распоряжении посольств дружественных Османской империи держав). О режиме функционирования проливов на время войны в Лондонской конвенции не говорилось.

В то время Лондонская конвенция воспринималась как победа «Четверного союза» над Францией. Там в самом деле ушел в отставку воинственный кабинет Адольфа Тьера, выступавший за оказание военной помощи египетскому паше Мухаммеду-али, то есть за войну с Великобританией и Россией. Но стратегически Лондонская конвенция 1841 г. была дипломатической неудачей нашей страны. Россия лишалась права свободного прохода военных кораблей через Черноморские проливы и права закрывать их по своему усмотрению. В военное время султан мог открывать проливы для военных судов держав-участниц Лондонской конвенции. Это означало, что в Чёрное море мог быть введен французский и / или британский военный флот на легальных основаниях. Получилось, что Петербург заплатил за отставку враждебного правительства Тьера ликвидацией Уникар-Искелессийского договора. Черное море лишалось установленного в 1833 г. особого статуса и становилось таким же открытым морем, как и большинство морей Мирового океана.

Режим Лондонской конвенции был выгоден Российской империи в условиях российско-британского партнерства. Но в ситуации российско-британского конфликта он становился серьезным ударом по безопасности России. Перед Российской империей ставилась задача, не решаемая даже гипотетически: иметь на Черном море флот, превосходящий суммарную мощь военных флотов Великобритании, Франции и Османской империи. Даже если бы правительство Николая I бросило весь военный бюджет на его строительство (что было бы неоправданной тратой средств), у России не было портов для базирования и содержания столь крупного военно-морского флота. Именно Лондонская конвенция 1841 года, а не Парижский трактат 1856 года, ввела режим фактической нейтрализации Черного моря.

На этом фоне мы можем по-новому оценить Парижский трактат 1856 г. Россия и Османская империя просто не стали восстанавливать черноморские флоты, а объявили Чёрное море демилитаризированным и закрытым для военных судов других держав. В противном случае России пришлось бы строить Черноморский флот с учетом противостояния суммарной мощи трех флотов Великобритании, Франции и Османской империи. Получилось, что союзники год штурмовали южную половину Севастополя, чтобы подтвердить Лондонскую конвенцию 1841 года. Не удивительно, что в Великобритании итоги войны вызвали такое разочарование.

Участники Парижского конгресса

А в «штуцерах» ли дело?

В отечественной историографии долго господствовала точка зрения о «технической отсталости» Российской империи. Главными причинами военных неудач назвались преобладание у союзников нарезных винтовок («штуцеров») и наличие парового флота. Винтовки союзников якобы стреляли на 1,2 километра и несколько раз в минуту, а русские гладкоствольные ружья лишь на 300 шагов и раз в минуту. Аналогично русский парусный флот якобы не мог противостоять паровому флоту Великобритании и Франции.

Но само по себе новое оружие не гарантирует достижения победы. Во Франко-прусской войне 1870 г. французская армия была оснащена винтовкой Шасспо (модель 1866 г) — гораздо более совершенной, чем немецкая винтовка Дрейзе (модель 1849 г.). Пруссия обладала намного меньшим флотом по сравнению с французским. Однако эти факторы никак не повлияли на быстрое поражение Франции. Техническое превосходство не помешало Великобритании потерпеть поражение в Первой (1839–1842) и Второй (1878–1880) афганских войнах.

Нарезное оружие (штуцеры) стало эффективным только после изобретения в 1849 г. французским офицером Клодом Минье нового типа пули («пуля Минье»). Но «штуцеры» проигрывали гладкоствольному оружию в скорости стрельбы – на их перезарядку требовалось больше времени.  Именно поэтому четверть британских и две трети французских войск в Крыму были вооружены гладкоствольными ружьями, которые стреляли «пулей Нейслера» – идентичными русской. Есть данные, что еще до Крымской войны Россия импортировала около 20 тыс. «штуцеров», а Тульский оружейный завод наладил их выпуск к 1856 году.

Боевые потери России в войне составили примерно 41 тысяча убитыми и умершими от ран, франко-британской коалиции — 35 тысяч, потери турок и итальянцев достоверно не подсчитаны. Ни о каком «расстреле русской армии» союзниками речь, судя по статистике, не шла. Победы союзников достигались либо при численном превосходстве (на реке Альме), либо при неудачных попытках русских наступать (сражения под Инкерманом или на реке Черная). Аналогично попытки союзников наступать приводили к не меньшим жертвам – как, например, в это было в Балаклавском (хрестоматийная атака "легкой бригады") или Инкерманском (где погибли две трети элитного полка "Роял Мэлоуз") сражениях. Гораздо большее значение имел тот факт, что действия союзников никогда не выходили за зону поражения корабельной артиллерии.

Дискуссионными остаются и причины самозатопления русского черноморского флота. Существует две точки зрения на причины этого события. Согласно первой, русский парусный флот не мог сражаться с пароходами союзников (хотя адмирал В.Г. Корнилов предлагал дать сражение во время высадки десанта противника). Согласно второй, причиной такого решения стал «фланговый марш» А.С. Меншикова, который после поражения при Альме отошел к Бахчисараю. Севастополь лишился прикрытия с суши, что принудило командование черноморского флота спустить на берег пушки и матросов. Зато на Балтийском море Россия, отставая от Великобритании и Франции по суммарному числу кораблей, смогла найти эффективно контрсредство – подводные мины, созданные русским физиком Б.С. Якоби.

Причиной неудач русской армии в западном Крыму стала неверная концепция ведения войны. При Николае I считалось, что в результате европейских революций к власти придет «новый Наполеон», с которым придется воевать на территории центральной Европы — в Пруссии или Австрии. Иначе говоря, повторится 1805-й год в новом варианте. В итоге воевать действительно пришлось с «новым Наполеоном», который пришел к власти в результате революции 1848 года. Но воевать не в Центральной Европе, а на побережье Черного моря, где коммуникации были слабыми, силами вспомогательной армии. Россия сосредоточила в Крыму менее 20% своих вооруженных сил. Основные и лучшие силы русской армии (включая вооруженные «штуцерами») стояли на западной границе, готовясь отразить возможное нападение Австрии, Швеции, а, возможно, даже и Пруссии.

И.А. Владимиров, «Затопление кораблей Черноморского флота на Севастопольском рейде 11 сентября 1854 года»

«Унизительное поражение»?

В российской историографии долго преобладал миф об «унизительном» военном поражении России. Однако баланс военных сражений этот миф не подтверждает.

На всех фронтах, кроме западного Крыма, успех, скорее, был у России. На Белом море англичанам так и не удалось высадить десант на Соловках. На Камчатке союзники потерпели поражение под Петропавловском, которое английские школьники изучают сегодня как больную точку в своей истории. На Азовском море британская легкая флотилия в 1855 году предприняла три набега, бомбардировала Бердянск и Мариуполь, но проиграла бой береговым укреплениям Таганрога, причем англичане потеряли в этом бою канонерскую лодку «Джаспер».

На Кавказе русская армия в ноябре 1855 года взяла стратегически важную крепость Карс. Чтобы оценить значимость этого события, вспомним, что по условиям Парижского конгресса Севастополь и другие занятые города в Крыму возвращались России в обмен на Карс — «ворота в Персию и Индию», как называл его министр иностранных дел Великобритании граф Джордж Уильям Кларендон. "Русская звезда на Востоке затмила британскую", - писал об этом событии член Палаты общин от консервативной партии известный литератор сэр Эдвард Бульвер-Литтон. 

На Балтийском море союзники дважды — в 1854-м и 1855-м — отправляли две крупные эскадры. Но все что им удалось — взять Аландские острова (которые удержать без флота невозможно) и бомбардировать Свеаборг без большого ущерба для его военных строений. Попытки высадить десанты в Экенесе, Ганге, Або и самом Свеаборге закончились неудачей. Одна из причин — эффективная защита Финского залива с помощью подводных мин Якоби с химическими контактными взрывателями. Кстати, интересный вопрос: каким образом страна с «вопиющей технической отсталостью» была пионером минного дела?

Иной была ситуация на Черном море. Союзники бомбили коммерческий порт Одессу (потеряв при этом 4 фрегата и пароход «Тигр»), заняли Евпаторию, Балаклаву, Керчь, Кинбурн и после годичной осады — южную сторону Севастополя. Напомню, что до войны у Севастополя вообще не было полноценных укреплений — их построили осенью 1854 году накануне осады. Северная сторона Севастополя, где находились основные портовые укрепления, осталась за Россией. Ставка русской армии осталась в Бахчисарае.

В качестве «разгрома русской армии» часто приводится битва на Альме 8 (20) сентября 1854 года. Но армия союзников насчитывала около 62 тысяч человек при поддержке корабельной артиллерии; русская — около 37 тыс. И что же? Потери союзников составили 4,5 тысячи человек, потери Российской империи — примерно 5,8 тысяч. Русская армия отступила, но и союзники на месяц приостановили движение к Севастополю. Итоги сражения явно не были для России ни Седаном, ни Ватерлоо. Зато следующее, Балаклавское сражение 25 октября 1854 года, стало трудной победой русского отряда П.П. Липранди. Дело было не только в гибели британской "легкой бригады" (которая вызвала шок в Великобритании), но и в том, что русская армия перерезала стратегически важное Воронцовское шоссе. После Балаклавы союзники сами не навязывали сражения даже вспомогательной русской армии: они удачно или не удачно принимали бой в зоне действия собственной корабельной артиллерии.

Гораздо большее значение имел политический фактор. Наполеону III нужно было преподать итоги Крымской войны как грандиозный успех Франции и реванш за 1812 год. И он это сделал. А в России определенная часть бюрократии при Александре II была заинтересована в «пораженческой» версии итогов. Ведь в этом случае бюрократия получала санкцию на проведение крупных внутриполитических преобразований. Раз все неэффективно — нужно все в России менять: таким был вывод по результат этой войны. Любопытно, что такой же вывод сделали для себя и правящие круги Великобритании, начавшие подготовку к парламентской реформе 1867 года, перестройке армии и флота.

Потери России по Парижскому миру были минимальными - если их можно считать потерями. Режим нейтрализации Черного моря по факту существовал с 1841 года.  Россия теряла устье Дуная, но передавала его не противнику, а союзнику - Молдавии. После объединения  Дунайских княжеств в 1861 г.  контроль над устьем Дунаем перешел к союзной Российской империи Румынии. Благодаря этому, в следующей русско-турецкой войне 1877 г. русская армия быстро форсировала Дунай. И этот результат в отечественной историографии подается как "унизительное поражение" Российской империи. 

Игорь Деланоэ: Соотношение вооруженных сил в Черноморском регионе

Уроки для современности

Сегодня для России формируется вызов, отчасти очень похожий на 1830-е годы. Речь идет о растущем значении Черного моря. В Черноморском регионе Россия достигла серьезных успехов, о чем не перестают говорить американцы. Много лет у нас был только маленький кусочек черноморского побережья от Анапы до Адлера. Теперь у России снова есть Крым – ключевая позиция на Черном море, плюс еще союзный договор с Абхазией. У США задачи на Черном море пока ограниченные: сохранить за Украиной последний крупный порт – Одессу, укрепить Румынию с ее единственным портом Констанца.

Отсюда стремление создать противовес России в виде Турции, столкнуть их в крупном дипломатическом противостоянии на Черном море. В идеале задача Турции – «запечатать» Россию в Черном море. Враждебные Россия и Турция по замыслу будут, как в XIX веке, бессмысленно тратить свои силы на борьбу друг с другом. Дружественные Россия и Турция — это возможность выхода России в Средиземное море. В Вашингтоне и Лондоне это понимают. Поэтому для России сохранение диалога с Турцией —  возможность сохранить относительно благоприятный режим проливов, введенный конвенцией Монтре 1936 года.

Другой урок — стремление достичь «партнерства любой с ценой» с Великобританией привело к формированию антироссийской коалиции во главе с желанным партнером — Великобританией. С 1826 г. кабинет Николая I нарочито вел диалог по Балканам и восточным делам с Лондоном, что вызвало кризис в отношениях с традиционным российским партнером — Австрией. В итоге, Россия потеряла партнерство с Веной и не приобрела однозначных обязательств со стороны Лондона. (Министр иностранных дел Великобритании лорд Эбердин заявил, что русско-британский меморандум 1844 г. о совместной политике в отношении Османской империи соответсвует результатам переговоров, но отказался визировать его содержание). 

Кризис вокруг проливов осенью 1849 г. означал кризис российско-британского партнерства. Великобритания ввела в проливы военную эскадру, что было нарушением Лондонской конвенции 1841 года. На помощь ей министр иностранных дел Франции Алексис дн Токвиль отправил французскую эскадру, что доказало возможность партнерство Парижа и Лондона на антироссийской основе. Но эти тенденции российское правительство сочло тактической, а не стратегической проблемой. Кабинет Николая I проигнорировал и признание Великобританей императорского титула за Наполеоном III в июне 1853 года. Между тем, при подписании Аахенской декларации 1 ноября 1818 г. Великобритания сделала оговорку, что будет рассматривать как casus belli приход к власти во Франции династии Бонапартов. Накануне Крымской войны Лондон показал, что больше не считает династию Бонапартов враждебной. Надежды на мощь «пророссийской партии» в британском истеблишменте во главе с престарелым герцогом Веллингтоном оказались иллюзорными. Полезный урок для российского общества с его перманентами и гипертрофированными надеждами на того или западного политика. 

Третий урок можно назвать классическим. Фраза "генералы готовятся к прошедшей войне" стала  хрестоматийной. Но она справедлива и для политиков. "В период между Венским конгрессом и революциями 1848 года новая война Франции против Европы была единственной, которую имели ввиду стратеги", - писал британский историк Алан Джон Тейлор. Между тем, со времен кризиса вокруг проливов 1833 г. отношения России и Великобритании ухудшались. Конфликт на Черном море становился более реальным, чем перспективы войны с Францией на территори Германских государств. Однако надежда на непримиримые франко-британские противоречия (несмотря на совместные действия Парижа и Лондона в кризисе 1849 г) не была вовремя замечена в Зимнем дворце. 

Но если для России и сил «крымской коалиции» война завершилась без ярко выраженного победителя, то две державы Европы оказались в безусловном выигрыше. Первая — Пруссия, где росли настроения в пользу объединения германских государств под эгидой Берлина. Вторая — Пьемонт, где сохранились настроения за объединение Апеннинского полуострова под своей властью. Прежде основным препятствием для этих стран был австро-русский союз. Теперь Россия занимала враждебную позицию к Австрии, что давало шансы Пьемонту и Пруссии. Получилось, что бои в Крыму стали, как ни парадоксально, первой войной за создание Германской империи под эгидой Пруссии. «Мы оказались немцами больше, чем сами немцы», — горько сказал император Александр II в 1871 году.

***

Лучшее определение итогов войны для России дал, видимо, русский историк-эмигрант С.С. Ольденбург: «Крымская война показала пределы этой мощи, но вместе с тем подтвердила и ее прочность». Россия столкнулась с объективным ограничителем своих возможностей в виде концепции «морской мощи». Однако русской армии и балтийскому флоту удалось найти относительно эффективные контрмеры для ее нейтрализации. Результаты войны оказались боевой ничьей и для России, и для «крымской коалиции». Зато стратегически эти результаты оказались менее благоприятными для Великобритании и Франции, чем для России: ведь именно они дали «карт-бланш» на создание их главного противника — Германской империи.

«Настоящим побежденным был не санкт-петербургский кабинет, выходивший из борьбы с новыми союзниками, но венский кабинет... в конечном итоге восстановивший против себя всю Европу», — писал французский ученый-международник Антонен Дебидур. Не странно ли, что после такой оценки во Франции, мы до сих пор продолжаем повторять в учебниках черную легенду об «унизительном поражении николаевской России»?