Война Израиля против Ирана — часть переговорной стратегии Трампа?

Видимо, нынешнюю войну Израиля против Ирана можно считать частью переговорной стратегии Соединенных Штатов — они бомбят, но не своими силами, а силами своего союзника в регионе. О том, как повлияли полвека санкций на Иран, что будет с «ядерной сделкой» и ядерной программой Исламской Республики, Федору Лукьянову рассказал Иван Тимофеев, генеральный директор Российского совета по международным делам, в интервью для передачи «Международное обозрение».

Видимо, нынешнюю войну Израиля против Ирана можно считать частью переговорной стратегии Соединенных Штатов — они бомбят, но не своими силами, а силами своего союзника в регионе. О том, как повлияли полвека санкций на Иран, что будет с «ядерной сделкой» и ядерной программой Исламской Республики, Федору Лукьянову рассказал Иван Тимофеев, генеральный директор Российского совета по международным делам, в интервью для передачи «Международное обозрение».

Иран до нас был рекордсменом по количеству санкций – сорок лет жесткого ограничения и давления. Насколько эта политика все-таки смогла достичь целей: подорвать военную и общественно-политическую мощь Ирана?

Фархад Ибрагимов:
Перспективы ирано-американского диалога по ядерной программе: от конфронтации к прагматизму?

Главной цели санкции не достигли, потому что политическая система, которая начала складываться в 1979 г., до сих пор функционирует. Иран не меняет свой внутри- и внешнеполитический курс. Сорок пять лет давления к смене курса не привели.

Санкции действительно ударили по экономике, особенно на ранних этапах, когда иранцы потеряли американский рынок, но довольно быстро они научились это обходить: продавали нефть и в Европу, и в Японию, и в Индию.

Довольно серьезно сказались на Иране события 2010-х гг., когда рестрикции удалось интернационализировать, подключить к ним ЕС, Японию и Индию под угрозой вторичных санкций. Тогда иранцы действительно понесли довольно серьезный ущерб и пошли на переговоры. Это была одна из причин того, что они заключили «ядерную сделку» в 2015 году. Но, опять же, со «сделкой» их обманули – американцы через три года из нее вышли.

Санкции, конечно, вредят экономике, они увеличивают издержки. С другой стороны, Иран в тех условиях, в которых он был, сумел достичь феноменальных успехов в ряде областей: ракетостроение, машиностроение, сельское хозяйство. До 1979 г. у них с сельским хозяйством было не очень, хотя отрасль кажется не высокотехнологичной. Тем не менее они обеспечили свою продовольственную безопасность. В Тегеране нет такого лоска и парадности, как в странах по другую сторону Персидского залива, но они живут.

В обществе разные настроения. Это специфика политической культуры Ирана, она отличается от Северной Кореи, например. Есть разные мнения, есть дискуссия, подчас очень жаркая. Упрощать, что Иран абсолютно антизападный или страна-изгой, нельзя. Эта страна очень тонкая, с огромным количеством граней и в экономике, и в культуре, и в политике.

Все-таки тысячелетняя традиция государственности. Все, кто бывал в Иране, согласятся, что сразу бросается в глаза огромный потенциал, который недораскрыт, именно потому что не позволяют. «Ядерная сделка» 2015 г. была большим политическим достижением с участием России. Трамп говорит о том, что он готов продолжать переговоры, но есть ощущение, что предмет переговоров претерпит большие изменения в результате нынешних ударов. Это пример того, когда переговорная дипломатическая сила капитулирует через грубой военной силой.

Вспоминаются слова Сталина по поводу Ватикана и его дипломатии: «А сколько у Папы Римского есть дивизий?». Мы опять приходим к классике международных отношений. Трамп заявляет, что хочет вернуться к договоренностям, но, напомню, что именно Трамп вышел из сделки. Он ее своими руками и разрушил. За четыре года президентства Байдена они далеко не продвинулись, хотя он и демократ и имел отношение к той сделке. Трамп как человек, который действует с позиции силы, не настроен на возвращение к духу 2015 года.

Видимо, войну можно считать частью переговорной стратегии Соединенных Штатов. Они бомбят, но не своими силами, а силами своего союзника в регионе.

Складывается ощущение, что нынешнее израильское руководство — рисковые ребята. Они готовы действовать даже без прямого одобрения старшего товарища, считая, что тот никуда не денется. В некотором смысле они правы, учитывая влияние Израиля на внутриполитическую ситуацию в США. Если продолжать тему силы, Израиль за последние два года ярко продемонстрировал, что если отбрасывать всякие ограничители и полагаться только на силу, ты достигаешь результатов, а цену почти всегда можно объяснить и оправдать.

Лана Раванди-Фадаи:
Ирано-американские отношения: от эскалации к диалогу?

Израиль довольно резистентен. Он выработал сопротивляемость к человеческим потерям. Страна, которая постоянно находилась под бомбежками, под ударами «Кассамов» со взрывами и терактами, наработала иммунитет к человеческим потерям. Для них они являются повседневной рутиной.

Я бы сказал, что они выработали высокую резистентность к чужим потерям. Война в Газе это показала.

К своим тоже, ведь это внутриполитический фактор. При этом они стараются биться за каждую жизнь. Иран, скорее всего, нанесет какой-то ответный удар. Для этого есть военно-технические средства и баллистические ракеты. Такие удары уже наносились, сотни ракет били по Израилю. Реакция в Израиле была: «Да, потери, да, неприятно, но мы справились». Если бы у Ирана было ядерное оружие, конечно, это был бы другой разговор.

Если Иран сейчас выдержит этот силовой нажим, то у них будет серьезный повод продолжать разработки и двигаться в сторону ядерного статуса.

Вся история ХХI века, начиная с иракской войны, играет в одну сторону — затянуть пояса, есть траву, но добиться своей бомбы, и тогда не тронут.

Конечно. Есть пример Ким Чен Ына и Северной Кореи, когда от них, в общем, отстали. Санкции сохраняются, но уже совершенно другая ситуация, несмотря на все проблемы в экономике и проблемы, появившиеся от блокады. Но есть и другие примеры — Ирака, Ливии и ряда других государств. Их, по сути, разорвали.

У нас с Ираном очень тесные отношения, в последние годы они особенно укрепились. Естественно, отношения не союзнические (что всегда подчеркивается), но близкие. Что Россия может сейчас сделать для помощи Ирану или урегулирования и попытки остановить эскалирующий кризис?

Андрей Евсеенко:
Сегодня американская политика в секторе Газа — это скорее тактика, чем стратегия

У нас есть новый Договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве с Ираном. В нем нет союзнических параметров, но есть ряд моментов, которые Ирану могут помочь, в частности пункт о неприсоединении к ограничительным мерам. Россия и так к ним не присоединялась, но все-таки дух договора имеет важное значение. Для нас это возможность для развития двусторонних отношений.

В Иране отношение к России было достаточно сдержанным. Сейчас, когда возникла экстремальная силовая ситуация, отношение к этому договору тоже может измениться. С другой стороны, у нас сохраняются достаточно конструктивные отношения с Израилем. Долгие годы Россия довольно умело маневрирует в ближневосточных противоречиях и сохраняет отношения с Тель-Авивом. Я думаю, мы будем балансировать.

Израильский посол в Киеве Михаил Бродский похвастался, что они передали Украине старые системы Patriot. Заявление немедленно полностью дезавуировали, но посла не уволили. Думаю, Россия тоже посмотрит, что из старого и кому мы можем отдать.

Впервые опубликовано в журнале «Россия в глобальной политике».