Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Интервью

22 апреля 2014 г. в Москве состоялась встреча министров иностранных дел прикаспийских государств. Известно, что в ходе встречи были достигнуты некоторые договоренности и согласован ряд принципов (в частности, по экологии и биоресурсам), которые должны будут получить отражение в Конвенции о правовом статусе Каспийского моря. Итоги встречи для РСМД комментирует кандидат исторических наук, специалист-эксперт Института стратегических оценок и анализа, доцент НИУ ВШЭ Сергей Демиденко.

Интервью

22 апреля 2014 г. в Москве состоялась встреча министров иностранных дел прикаспийских государств. Известно, что в ходе встречи были достигнуты некоторые договоренности и согласован ряд принципов (в частности, по экологии и биоресурсам), которые должны будут получить отражение в Конвенции о правовом статусе Каспийского моря. Итоги встречи для РСМД комментирует кандидат исторических наук, специалист-эксперт Института стратегических оценок и анализа, доцент НИУ ВШЭ Сергей Демиденко.

Как Вы оцениваете результаты встречи министров иностранных дел прикаспийских государств? Какие вопросы удалось согласовать, какие по-прежнему вызывают разногласия?

На мой взгляд, итоги апрельской встречи переоценивать не стоит. По большому счету, на ней ничего нового не прозвучало и даже не было подписано никаких документов. Сегодня обсуждение результатов переговоров глав МИД прикаспийских государств сводится к тезису о том, что 85% положений будущей Конвенции о правовом статусе Каспийского моря согласовано, а по 15% сохраняются разногласия (в других вариантах – 80% и 20%, но суть от этого не меняется). Согласно официальным заявлениям российского МИДа, в ходе переговоров речь шла в первую очередь о проработке задач, которые были сформулированы на Третьем каспийском саммите в 2010 г. Среди них – ликвидация отходов в акватории Каспийского моря, реализация соглашений о сотрудничестве в сфере безопасности в районе Каспия, выработка механизма введения моратория на вылов осетровых рыб.

Продвинуться, согласно официальным заявлениям, удалось лишь по экологическим вопросам (сохранение популяции осетровых рыб). Кроме того, страны «пятерки» (Россия, Иран, Казахстан, Туркменистан, Азербайджан) подтвердили принцип невмешательства некаспийских государств в дела региона.

По главной проблеме – разграничению сфер влияния – никакого прогресса, я так понимаю, нет. А без ее решения о подписании Конвенции речи идти не может в принципе, тем более что, отбывая на встречу в Москву, министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф однозначно заявил, что позиция его страны по статусу Каспия не изменилась. На мой взгляд, можно говорить о патовой ситуации на каспийском направлении, когда основные игроки не могут прийти к консенсусу по главнейшему вопросу и сосредотачивают внимание на проблемах периферийных, чтобы диалог окончательно не зашел в тупик. Здесь уместно вспомнить переговоры палестинцев и израильтян в Осло в 1993 г. Тогда основные вопросы (Иерусалим, беженцы, поселения) тоже оставили «на потом», а второстепенные поставили во главу угла переговорного процесса, чтобы сблизить позиции сторон. Но это были те проблемы, по которым можно было хоть как-то договориться.

В силу вышеизложенных причин серьезных прорывов по каспийской проблематике не стоит ожидать и на сентябрьском саммите. Вероятнее всего, в ходе обсуждения будет выработан лишь очередной план работы для внешнеполитических ведомств на период до следующей встречи президентов.

Сергей Демиденко

В чем суть разногласий, не позволяющих сторонам согласовать позиции по основным вопросам?

Разногласия заключаются в следующем. Россия, Азербайджан и Казахстан выступают за раздел Каспия по принципу «срединной линии» (равное удаление от берегов) в пределах географических границ прикаспийских стран, акватория же при этом должна остаться в общем пользовании. Туркменистан считает необходимым признать за каждым государством прибрежную двенадцатимильную зону, а Иран, являющийся главным «возмутителем спокойствия», предлагает либо оставить и дно, и акваторию в общем пользовании, либо выделить всем равные двадцатипроцентные доли.

Подтекст иранской позиции очевиден – при разделении по принципу «срединной линии» Азербайджан может претендовать на 20% каспийского шельфа, Россия – почти на 19%, Казахстан – на 30%, Туркменистан – на 18%. Иран же получает 13%, при этом его зона, по имеющимся оценкам, бедна с точки зрения углеводородного потенциала. Таким образом, Тегеран хочет увеличить свои ресурсы за счет долей Туркменистана и Азербайджана, что, разумеется, никого устроить не может. Но с Ираном не все так просто. Есть мнение, что иранское руководство сознательно затягивает переговорный процесс, чтобы таким образом добиться выгодного для себя решения по Каспию. Иран – традиционно очень тяжелый переговорщик. В сознании иранской элиты большую роль играют представления о том, что такое национальный суверенитет, каким образом его надо отстаивать, и что серьезные уступки по любому насущному вопросу – это ущемление суверенитета. Поэтому в обозримой перспективе иранцы от своей «непримиримой» позиции по Каспию вряд ли отступят. А без достижения консенсуса с Ираном говорить о подписании полноценной Конвенции о правовом статусе Каспийского моря невозможно. Я говорю именно о полноценном документе, в котором будут прописаны основные правила разделения акватории и шельфа, а не о некоей «декларации о намерениях», основанной на принципе решения территориальных проблем путем двусторонних договоренностей (каждый договаривается со своим соседом).

Однако не стоит думать, что окончательно согласовать вопросы о статусе Каспийского моря не удается только из-за неуступчивости ИРИ. Между другими странами «пятерки» также немало двух-, трех- и многосторонних противоречий. Так, Россия выступает за то, чтобы прокладка трубопроводов по дну Каспия согласовывалась всеми региональными странами (против этого возражают Азербайджан и Казахстан, имеющие крупные контракты с международными ТНК). Между Баку и Ашхабадом существует давний спор относительно принадлежности месторождения Кяпаз (по-туркменски – Сердар); Азербайджан озабочен наращиванием российского и иранского военного присутствия в зоне Каспия и т.д.

Одним словом, разногласий гораздо больше, нежели точек соприкосновения. Чтобы выйти из тупика, в настоящее время обсуждается возможность решения проблемы раздела водной поверхности и дна Каспия на двусторонней основе (об этом подходе я упомянул выше). Но такой подход, на мой взгляд, также непродуктивен. Он, возможно, позволит подписать через некоторое время Конвенцию, но суть документа будет в этом случае полностью выхолощена. Кроме того, принимая во внимание большое количество противоречий между каспийскими государствами, принцип решения проблем на двусторонней основе может еще больше запутать и без того сложный переговорный процесс.

В ходе встречи Мохаммад Джавад Зариф подчеркивал глубокую заинтересованность Ирана в расширении сотрудничества прикаспийских государств, в том числе в военной сфере. Как Вы оцениваете перспективы такого расширения?

Даже беглый анализ переговорных позиций Москвы и Тегерана говорит об отсутствии между нашими странами точек соприкосновения по главным вопросам каспийского урегулирования. И как уже говорилось выше, Иран свои подходы вряд ли изменит. Ко всему сказанному относительно позиции Ирана следует добавить, что линия Тегерана в дискуссиях вокруг правового статуса Каспийского моря утверждена не только главой государства, но и лично духовным лидером страны – рахбаром Али Хаменеи. Иранское законодательство запрещает правительству заключать любые соглашения, которые ухудшали бы международное положение страны (отказ Ирана от его позиции по Каспию следует рассматривать именно в этом контексте). Таким образом, любые, даже самые позитивные заявления иранских официальных лиц не стоит воспринимать слишком оптимистично. Иран – это государство, которое будет отстаивать свой национальный интерес до последнего (как это уже было с его ядерной программой). Эту позицию Исламской Республики нельзя не уважать, но в то же время необходимо иметь в виду, что серьезные уступки в ее рамки вряд ли укладываются.

В связи с этим вопрос о том, какие противоречия нам необходимо преодолеть, чтобы сблизить позиции по каспийской проблематике, как бы повисает в воздухе. Либо нам нужно принять позицию Ирана, либо Ирану нужно принять позицию России. Никаких иных вариантов здесь, к сожалению, нет. Но на подобные «компромиссы» ни Москва, ни Тегеран идти не готовы. Так что нас и других участников переговорного процесса ждут еще долгие годы сложных, острых и по большей части малопродуктивных переговоров с иранской стороной.

Что касается военного сотрудничества, то на пути его расширения непреодолимой преградой стоит Азербайджан. Баку, серьезно опасающийся более мощного в военном и политическом отношении южного соседа, вряд ли согласится на усиление иранской вооруженной мощи в Каспийском регионе, тем более что у Ирана весьма сбалансированные отношения с Арменией, главным региональным конкурентом Баку. Но это если говорить о некоей общей оборонной стратегии прикаспийских государств. Наращиванию военного присутствия Ирана в районе Каспия в одностороннем порядке Азербайджан вряд ли сумеет что-то противопоставить.

Известно, что Мохаммад Джавад Зариф заявил о недопустимости проникновения «чужих игроков» в Каспийский регион. Существуют ли такие риски и можно ли их минимизировать?

На мой взгляд, Иран здесь однозначно намекает на США и другие западные страны, которые одно время активно присматривались к Каспию.

С момента образования независимых государств на Южном Кавказе и в Центральной Азии европейцы и американцы, основываясь на явно завышенных оценках углеводородного потенциала региона, активно взаимодействовали с местными руководителями. Их цель заключалась в получении альтернативного российскому источника нефти и газа. При этом расширение сотрудничества с прикаспийскими государствами для западных правительств было элементом международной стратегии, для ТНК – выгодным бизнесом. Соответствующим образом внешнеполитическую линию выстраивали и региональные державы, играя на противоречиях между Россией и Западом. Однако когда выяснилось, что запасы углеводородов здесь не так уж велики (например, проект «Южный газовый коридор», предполагающий поставку в Европу азербайджанского газа, рассчитан на 6 млрд куб. м в год, в то время как «Газпром» ежегодно поставляет в ЕС более 160 млрд куб. м газа), ЕС и США начали терять к региону политический интерес. Сегодня активность западной дипломатии здесь не столь уж и высока. На сцене остались лишь представители бизнеса, движимые экономическими интересами.

Но это не означает, что Запад окончательно и бесповоротно забыл о Каспии. «Возвращение» сюда западной дипломатии может состояться в момент серьезного обострения отношений России с ЕС или США, когда, например, Вашингтон захочет начать наступление на геополитические позиции России с целью уменьшения ее международного влияния. Оградить себя от недружественных действий западных стран в районе Каспийского моря можно, прописав в Конвенции о правовом статусе Каспия пункт о том, что все вопросы решаются исключительно в пятистороннем формате. Однако, как говорилось выше, пока о согласовании полноценного документа речи не идет.

Что могло бы способствовать сближению позиций России и Ирана по проблемам Каспия?

Этот вопрос, наверное, самый сложный, принимая во внимание несовпадение позиций наших стран по ключевым проблемам определения правового статуса Каспийского моря. То есть рассуждать на эту тему мы можем исключительно гипотетически, моделировать ситуацию.

На «каспийские взгляды» иранцев может повлиять общее ослабление внешнеполитического положения Исламской Республики, ставшее прямым следствием действия международных санкций. Иран сейчас остро нуждается в серьезной поддержке, которая бы уравновесила давление на него со стороны США и Запада в целом. Тегерану также нужны крупные международные инвесторы, которые бы вдохнули новую жизнь в его углеводородный сектор, изрядно пострадавший не столько от давления Вашингтона и Брюсселя, сколько от несбалансированного экономического и политического курса президента М. Ахмадинежада. При этом для иранского руководства очень важно, чтобы на углеводородном рынке ИРИ были бы представлены компании со всего мира (включая, разумеется, и российские). Это связано, как уже говорилось выше, с представлениями консерваторов о национальном суверенитете. В этом случае Иран, стремящийся к расширению сотрудничества с Россией, возможно, будет готов смягчить не устраивающую нас позицию по каспийскому урегулированию. И, на мой взгляд, это единственный вариант, при котором Россия и Иран могут найти общий язык по принципиальным вопросам определения статуса Каспия.

Однако еще раз повторю: речь в данном случае идет исключительно о моделировании ситуации. Никаких признаков того, что Иран готов изменить свои подходы к каспийской проблематике, пока не просматривается.

Отразились ли санкции, наложенные Западом на Россию в связи с украинскими событиями, на сотрудничестве прикаспийских государств, прежде всего, в энергетической сфере?

Нет, на сотрудничестве прикаспийских государств с Россией в энергетической области западные санкции пока никак не отразились. Российские компании продолжают присутствовать на местном углеводородном рынке, особенно в добывающих проектах. Так, «ЛУКОЙЛ» является акционером азербайджанского проекта Шах-Дениз, «Роснефть» заявила о планах развивать добычу на Каспии в сотрудничестве опять же с Азербайджаном. Кроме того, Россия обладает определенными транспортными возможностями в регионе. В данном случае я имею в виду нефтепровод Баку–Новороссийск, а также Каспийский трубопроводный консорциум (КТК).

Беседовала Елена Алексеенкова, программный менеджер РСМД

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся