Правда, ничто и не меняется кардинально (если говорить о логике поведения государств). Как бы то ни было, налицо смена парадигмы, а дальнейшее уже можно прогнозировать в меру собственных знаний и фантазии.
Пятьдесят лет назад, в последний день июля 1975 г., главы 35 европейских государств, США и Канады собрались в Хельсинки, чтобы подписать Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Документ венчал годы переговоров о принципах сосуществования идеологических систем, борьба которых определяла геополитическую картину Старого Света и всей планеты. Акт зафиксировал статус-кво, сложившийся после Второй мировой войны, – государственные границы (прежде всего двух Германий, Польши, СССР) и сферы влияния сверхдержав в виде раздела Европы.
Полвека – долгий срок. Если отсчитать его назад от хельсинкской встречи, получится 1925-й. Межвоенная интерлюдия. Ведущие державы полагали, что жуткая страница мировой войны перевёрнута навсегда, но на деле копился потенциал рецидива – социально-экономический, идеологический, военный и технологический. Катастрофа Второй мировой и желание её победителей не допустить подобного впредь породили новую международную систему. Несмотря на хроническую конфронтацию, которая временами переходила в острую форму, наличие взаимных ограничителей и их баланс обеспечили относительно прочную стабильность с конца 1940-х годов. СБСЕ её ещё раз затвердило.
В периоды потрясений всегда возникает соблазн сравнить нынешнее время с минувшими. Как было тогда, будет ли так же теперь. Война Израиля и США против Ирана заставляет вспомнить самые разные исторические эпизоды – от катастрофических (начало мировых войн) до не менее болезненных, но локальных (например, уничтожение прежней иракской государственности в начале этого века). Опыт поучителен, но, как правило, бесполезен. Ничто не повторяется буквально. Что снова показал ход этой удивительной кампании.
Правда, ничто и не меняется кардинально (если говорить о логике поведения государств). Как бы то ни было, налицо смена парадигмы, а дальнейшее уже можно прогнозировать в меру собственных знаний и фантазии.
Пятьдесят лет назад, в последний день июля 1975 г., главы 35 европейских государств, США и Канады собрались в Хельсинки, чтобы подписать Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Документ венчал годы переговоров о принципах сосуществования идеологических систем, борьба которых определяла геополитическую картину Старого Света и всей планеты. Акт зафиксировал статус-кво, сложившийся после Второй мировой войны, – государственные границы (прежде всего двух Германий, Польши, СССР) и сферы влияния сверхдержав в виде раздела Европы.
Полвека – долгий срок. Если отсчитать его назад от хельсинкской встречи, получится 1925-й. Межвоенная интерлюдия. Ведущие державы полагали, что жуткая страница мировой войны перевёрнута навсегда, но на деле копился потенциал рецидива – социально-экономический, идеологический, военный и технологический. Катастрофа Второй мировой и желание её победителей не допустить подобного впредь породили новую международную систему. Несмотря на хроническую конфронтацию, которая временами переходила в острую форму, наличие взаимных ограничителей и их баланс обеспечили относительно прочную стабильность с конца 1940-х годов. СБСЕ её ещё раз затвердило.
Полвека от семьдесят пятого в другую сторону, к сегодняшнему дню, отмечены не менее фундаментальными сдвигами международного устройства. Но политически эти десятилетия воспринимаются по-другому, чем им предшествовавшие. В 1975 г. никто не указывал на события пятидесятилетней давности как на ориентир. Не было сомнений, что эпоха сменилась. Сейчас иначе. Хельсинкские договорённости по-прежнему называются основой европейского общежития, а принципы, в них заложенные, – универсальными.
С последним не поспоришь. Заключительный акт описал идеальную модель межгосударственного бытия: взаимное уважение, неприменение силы, отказ от изменения границ, сотрудничество для развития всех и каждого. Залогом служило сочетание баланса и ограничителей, которые обеспечивала холодная война. Но она давно закончилась вместе с системой встроенных в неё сдержек и противовесов.
Соединённые Штаты и их союзники относились к Хельсинки (и договорённостям в Ялте и Потсдаме тридцатью годами раньше) как к вынужденному компромиссу с нечестивыми врагами свободы.
Поэтому обвал социалистического блока и самоликвидация Советского Союза через полтора десятилетия после Заключительного акта принесли облегчение и уверенность в собственной исторической правоте. И, соответственно, праве действовать по своему усмотрению для воплощения в жизнь хельсинкских принципов. Исчезновение прежних предохранителей не только не пугало, но и воодушевляло.
Юбилей заставляет задуматься, насколько актуальны сейчас, в условиях демонтажа либерального мирового порядка, принципы, единодушно принятые тогда. Тем более что ОБСЕ, наследница идей общеевропейского совещания, фигурирует в дискуссиях как возможный механизм урегулирования текущих конфликтов.
В семидесятые мировая война оставалась безусловной точкой отсчёта. Переговоры являлись процессом не установления modus vivendi, а его поддержания. Пределы возможного, как и линии недопустимого для наиболее сильных держав определились намного раньше. Их надо было, если так можно сказать, просто осовременить.
Если бы холодная война завершилась столь же неоспоримым итогом, как мировая, – признанной победой одних и поражением других, в Европе и мире, вероятно, возникла бы новая система отношений, понятным образом легитимированная. Когда же по умолчанию подразумевается, кто выиграл, но это не формализовано, воцаряется своего рода стратегическая неопределённость. Трактуется она, как и положено, с позиции сильного. Но отсутствие договорного закрепления позволяет приступить к попыткам ревизии статус-кво при первых же признаках изменения в соотношении сил. А если сильная сторона ещё и сама начинает в своих сиюминутных интересах расшатывать ею же заявленные правила, наступает эффект резонанса.
ОБСЕ номинально опирается на порядок, созданный после 1945 г. и подтверждённый в 1975-м. Но фактически его уже нет. Волна переосмысления итогов Второй мировой охватила практически всю планету (везде по-разному, но повсеместно). И это тем более подтачивает прежний общеевропейский фундамент. Организация могла бы оставаться действенным инструментом, сохрани Запад способность (как в конце ХХ – начале XXI века) навязывать свои представления остальным. Но и это в прошлом – по причинам как всемирных, так и внутренних западных тенденций.
США трудно переоценивают своё международное место с непонятным пока результатом. Европа утратила роль мирового политического камертона. Евразия становится связующей территорией, но связность ещё предстоит обеспечить. Ближний Восток переживает глубокую реконструкцию. Азия – с востока на юг – превратилась в пространство и развития, и острых проблем, и непримиримой конкуренции.
Всё происходит одновременно, и, как бывает в такие исторические моменты, в движение приходит всё, включая границы – и физические, и нравственные.
Получается, опыт общеевропейского совещания неприменим? В буквальном смысле – нет. Ведь его задача – упрочивать уже существующее системное противостояние, делать его более устойчивым, структурным. В современной обстановке такой системности нет и, скорее всего, не будет – процессы не упорядочены и разнонаправлены. Баланс не установится.
Попытка же структурировать конфронтацию, например, в Азии, где глобализация оставила наследие в виде гигантских объёмов взаимовыгодной торговли даже между соперниками, противостояние не смягчит, а обострит. Потому что подчинит экономическую логику политической, к чему всегда был склонен Старый Свет. Да и в Европе бессмысленно настаивать на возвращении ОБСЕ функции конфликт-менеджера из-за явного несоответствия между амбициями этой структуры и её дееспособностью.
Впрочем, у европейского процесса полувековой давности есть аспект, к которому стоило бы вернуться. Дипломатия в его рамках руководствовалась классическими подходами: учёт потенциалов (не только военных, комплексных), понимание невозможности достичь всего, что хочется, необходимость хотя бы базового доверия, а в его основе – уважение визави, даже если с ним есть принципиальные противоречия. Всё это, казалось бы, само собой разумеется. Но после опыта либерального устройства с его диктатом морального превосходства воспринимается как нечто новое. Ну или давно забытое.
Источник: Россия в глобальной политике
