На что будет нацелена внешняя политика США после завершения афганской кампании

Уход США из Афганистана оказался драматичнее самых мрачных ожиданий, превратившись в визуальный символ конца эпохи. Джозеф Байден пошел на большой политический риск (вероятно, не осознавая его масштаб), чтобы закрыть направление американской политики, которое считал тупиковым (продвижение демократии туда, где ее нет). Уверенность в собственной правоте позволяет ему твердо придерживаться принятого решения, невзирая на издержки и бурю критики. Ситуация дается Байдену с трудом, это видно по его состоянию, но политический ветеран упрям и последователен. Судя по всему, он не лукавил, говоря, что не считал себя вправе передать эту проблему по наследству уже пятому по счету президенту.

Когда вывод войск был завершен, Джозеф Байден публично заявил: эпоха попыток США переустроить другие страны закончена. Прежде он, правда, утверждал, что задача изменить устройство Афганистана никогда и не стояла, но это очевидное лукавство.

Уход США из Афганистана оказался драматичнее самых мрачных ожиданий, превратившись в визуальный символ конца эпохи. Джозеф Байден пошел на большой политический риск (вероятно, не осознавая его масштаб), чтобы закрыть направление американской политики, которое считал тупиковым (продвижение демократии туда, где ее нет). Уверенность в собственной правоте позволяет ему твердо придерживаться принятого решения, невзирая на издержки и бурю критики. Ситуация дается Байдену с трудом, это видно по его состоянию, но политический ветеран упрям и последователен. Судя по всему, он не лукавил, говоря, что не считал себя вправе передать эту проблему по наследству уже пятому по счету президенту.

Когда вывод войск был завершен, Джозеф Байден публично заявил: эпоха попыток США переустроить другие страны закончена. Прежде он, правда, утверждал, что задача изменить устройство Афганистана никогда и не стояла, но это очевидное лукавство.

Такие слова из уст президента Соединенных Штатов дорогого стоят. Дело не в Афганистане, а в принципе. Вся политика после холодной войны зиждилась на тезисе: мир надо менять в исторически правильном направлении. А направление это указал итог советско-американского противостояния – победившая сторона «всесильна, потому что верна». Теперь выяснилось, что надо не менять, а сдерживать. И если раньше сдерживали понятного противника (сверхдержаву и ее сателлитов), сейчас перечень носителей угроз расширился, формы стали разнообразными, а военно-стратегический компонент противостояния не единственный и даже не главный.

И, что самое интересное, вопрос (по крайней мере, если судить по интенсивной публичной дискуссии) уже не в том, сумеет ли Вашингтон навязать свое видение и идеалы остальным, а отстоят ли США собственный набор ценностей и представлений. За алармистской риторикой о том, что вражеские державы (прежде всего Россия и Китай) атакуют и подрывают американский образ жизни, кроется боязнь того, что социально-культурный раскол приведет к необратимым изменениям в обществе. Отсюда знаковый заголовок CNN в день ухода американцев из Кабула: «Байден займется национальным строительством дома». «Национальное строительство» – это та концепция создания современных демократических государств, под флагом которой американцы вторгались в Афганистан и Ирак.

Переход Запада в оборону случился не вдруг. Об «имперском перенапряжении» Америки заговорили еще в середине нулевых, а предшественник Байдена, Дональд Трамп, грубо отринул интернационализм. Но именно Байден – типичный представитель либерального истеблишмента – оформил новое положение вещей в последовательную политику. Финальным штрихом станет новая редакция Стратегии национальной безопасности, обещанная до конца года.

Что все это значит для мира?

Активизируются усилия по объединению Запада на единой идеологической базе. Байден с самого начала старался вернуть оппозицию «демократия–автократия», но не для экспансии «правильных» идей, а для оборонительной консолидации их носителей. Афганский конфуз болезненно воспринят союзниками Вашингтона и, безусловно, наносит урон его репутации, но пересмотра трансатлантических отношений не будет. Шумиха уляжется, а Европе деваться все равно некуда – разговоры о «стратегической автономии» беспредметны. Тем более что тесная ассоциация с Америкой выполняет важнейшую связующую функцию внутри ЕС – без нее эрозия пойдет быстрее. А распада Евросоюза очень боятся, потому что непонятно, во что тогда превратится Старый Свет. Ни одна из европейских держав, даже наиболее крупные, не вернется к своему состоянию «до интеграции» – их международный вес окажется существенно меньше, чем несколько десятилетий назад.

Для сплочения нужен грозный общий враг, и Байден постоянно повторяет, что таковым является конгломерат Москвы и Пекина. Оправдывая уход из Афганистана, он в очередной раз напомнил о необходимости отказаться от второстепенных задач в пользу главного. Союзники Соединенных Штатов по-разному относятся к России и КНР, но, представляя их в смычке, Вашингтон может собрать под свои знамена большинство партнеров. Или Китая, или России в разной степени, но опасаются практически все, а некоторые и того, и другую. Правда, либеральный идеологический нарратив слабеет под напором нелиберальной политико-экономической практики (в том числе и тех, кто его провозглашает). Но тут как раз можно принять меры, чтобы усилить ценностный компонент, сделав его и внутренним индикатором, и внешним инструментом. 

Это хорошо сочетается с «национальным строительством дома». США стремятся вернуться к «модельной» функции, то есть воздействию на мир путем показывания примера. Такой подход был характерен для всей американской истории, и только в последние несколько десятилетий его стали дополнять силовыми методами. Выдвижение амбициозных прогрессистских целей для преодоления внутриамериканских проблем (а администрация Байдена к этому тяготеет) становится способом обернуть репутационный урон на благо стране. Мол, мы осознали собственные изъяны, дружно их исправляем, и именно поэтому у нас есть основание и право предлагать всем остальным делать то же самое. 

В Европе это работает. Во-первых, потому что интеллектуальное влияние Соединенных Штатов там по-прежнему очень сильно. Во-вторых, потому что оппоненты прогрессизма часто оказываются в положении, позволяющем их легко обвинять – всерьез или карикатурно – в возрождении наиболее мрачных элементов европейского прошлого. Тех, на изживание которых европейское сообщество потратило более семи десятилетий. Так что тенденции, привязанные к американским реалиям (проблемы расизма и гражданского неравноправия) и имеющие несколько иные историю и проявления в Европе, становятся тем не менее доминирующими и там.

Консолидация на крайне либеральных принципах вроде бы противоречит общемировому тренду – отказу от универсальности и подъему консерватизма. Однако иного способа идейной консолидации (в рамках Запада) не существует. Ведь противоположные взгляды везде присущи национально ориентированному или даже откровенно националистическому лагерю, а его задача – не объединение и унификация, а, напротив, подчеркивание самобытности и национальных интересов.

Из всего выше сказанного можно сделать следующие выводы. Охранительную консолидацию Запада попытаются осуществить на основе максимально либеральных прогрессистских лозунгов. Благодаря им Запад должен стать единым форпостом-маяком, обороняющим светлые идеалы от нового варварства. Прежняя задача миссионерства и просвещения варваров на обозримую перспективу снята с повестки, цель – сохранение и укрепление маяка.

На практике это означает прагматичные взаимоотношения с кем угодно, если это способствует решению каких-то западных задач, но в целом – расширение режима противостояния с утрированным ценностным компонентом. Так, радужные флаги на посольствах США по всему миру – не курьез и не просто мода, а маркер (один из) новой политики. Ко всем отрицающим ее будут применяться различные меры воздействия.

Описанная схема не предусматривает (сейчас) распространения идеологии и ценностей на чуждые территории, она становится современной системой опознавания «свой–чужой». Поэтому резкое отвержение норм, провозглашаемых Западом, в странах незападного ареала общий дизайн только укрепляет. Если расстановка сил изменится, маяк может из ориентира снова превратиться в ретранслятор, как это произошло в 1980-е годы на финальном этапе холодной войны. Тогда долго казавшийся абстрактным набор постулатов превратился в прикладной инструмент влияния на советский блок. Это не обязательно произойдет снова, но и исключать этого нельзя.

Фактором, от которого в значительной степени зависит развитие событий в мире, служит состояние дел внутри западного сообщества. Рецепт, по которому все еще либеральный истеблишмент намерен действовать, понятен, но гарантии успеха нет. Ультралиберальная повестка принимается, мягко говоря, не всеми, а наплыв «третьего мира» в «первый» сильно электризует атмосферу, играя на руку противоположному лагерю. В общем, самое интересное в ближайшие годы будет происходить внутри западного сообщества. Оно окукливается перед лицом неблагоприятного развития событий в мире. А вот превратится ли куколка в навсегда засохшую мумию или возродится в виде новой прекрасной бабочки – наиболее захватывающий вопрос для всех остальных.