На факультете международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета проходит международная конференция «Россия и Иберо-Америка в глобализирующемся мире: история и современность». Иберо-Америка – это бытующий со второй половины XIX века термин для обозначения части мира, объединяющей испано- и португалоязычные государства Латинской Америки и Пиренейского полуострова.

Среди участников конференции был директор Института Латинской Америки РАН Владимир Давыдов, который дал интервью корреспонденту «Голоса Америки».

Анна Плотникова: Латиноамериканские страны, если рассматривать их как некое геополитическое сообщество, являются довольно заметным игроком в масштабах планеты.Какие интересы пытаются здесь преследовать другие крупные внешнеполитические игроки, прежде всего США, Россия и Китай? Насколько каждый из них может оказывать влияние на Латинскую Америку?

Владимир Давыдов: Вы называете и старые центры мировой политики и экономики, и те страны, которые оспаривают их лидерство на мировой арене. Особенно успешно это получается у Китая. На днях я был в Пекине, где возглавлял делегацию национального комитета по исследованию БРИКС, и разговаривал с китайскими коллегами о том, как согласуются наши подходы к мировой политике и экономике с подходом других стран этого блока.

И, в общем, можно констатировать значительное сходство. Думаю, что сирийский казус продемонстрировал, что когда Россия и Китай вместе, они имеют шанс достаточно эффективно продвинуть свои позиции, свои подходы на мировой арене. И в этом они находят немалую поддержку со стороны латиноамериканских стран.

Достаточно вспомнить недавний саммит «Большой двадцатки» в Санкт-Петербурге, когда и Бразилия, и Аргентина решительно встали на сторону российской позиции. Весьма симптоматично, что на этой встрече произошло утверждение планов создания общего валютного фонда БРИКС. И мы убедились, что «Большая двадцатка» это не клуб по интересам, а две группы государств: «Большая семерка» и БРИКС.

Конечно, желательно, чтобы эти две группы нашли консенсус. Но не надо питать иллюзий: происходит адаптация к новому соотношению сил на мировой арене. Есть восходящие центры силы, и, как бы им ни хотелось, есть страны нисходящие. Достаточно привести такие данные: в 1990 году на долю развитых стран Запада приходилось 73% мирового ВВП. А по оценкам на начало 2013 года – уже 55%. Эти цифры говорят сами за себя. И к ним с большим вниманием относятся не только у нас, или в Китае, но и на Западе.

Я считаю, что и американскому народу, и его руководству нужно производить переоценку своей внешнеполитической философии. Им нужно искать другую схему взаимоотношений с внешним миром. Ситуация сейчас совсем не та, что была двадцать и даже десять лет назад, события развиваются очень быстро, меняется пропорция в мировой экономике, и это очень серьезно.

К сожалению, в Вашингтоне этого не понимают. Но в Латинской Америке это понимают и ощущают. Люди там более чувствительны к гуманитарным, социокультурным аспектам мировой политики, которые нельзя игнорировать.

А.П.: Какими Вам видятся перспективы одной из ключевых стран региона - Венесуэлы после смерти Уго Чавеса?

В.Д.: Действительно, уход из жизни Уго Чавеса является серьезным ударом по группе государств, которые можно назвать «леворадикальными режимами». Чавес обладал большим политическим капиталом и внутри страны, и на международной арене. Я имел возможность наблюдать в работе и его самого, и нового президента Венесуэлы Николаса Мадуро.

Сейчас рано говорить о том, что Мадуро – величина, равнозначная Чавесу. Ему придется очень серьезно работать для того, чтобы обрести собственный политический капитал. Ему, наверно, придется проводить иную политику – более компромиссную, потому что ситуация неустойчива, особенно в экономике. Но есть симптомы того, что новой администрации во главе с Николасом Мадуро удается решить какие-то проблемы.

Когда я был в Пекине, одновременно там пребывала венесуэльская делегация, и там были заключены очень многообещающие контракты, готовы вкладываться в венесуэльскую экономику крупные китайские предприятия. И это существенное продвижение вперед для Николаса Мадуро в решении сложных экономических проблем своей страны. Венесуэла обладает значительными природными ресурсами, значит, нужно разумно ими распорядиться. Кстати, это нужно и России.

А.П.: При Уго Чавесе Венесуэла была тесно связана с Кубой. Поэтому уместно поинтересоваться, а что, по-вашему, ждет Кубу сейчас? Ведь тамошним политическим деятелям поколения братьев Кастро уже за восемьдесят, и они, что называется, «уходящая натура».

В.Д.: Это – вопрос, который трудно комментировать. Дело в том, что Куба – это особый случай в Латинской Америке. Если сторонники леворадикального социализма в регионе называют себя представителями «социализма XXI века», то Куба – это социализм ХХ века, так сказать, традиционный социализм.

Там было немало издержек, которые я связываю со слепым копированием советского опыта. Сейчас от этих догм и стандартов кубинское руководство избавляется. Социальная и экономическая политика Рауля Кастро отличается от той политики, что проводилась раньше. Она более открытая и менее зашоренная. Эта политика уже начинает приносить кое-какие плоды: допускаются элементы рыночных отношений, индивидуально-трудовой деятельности, открываются определенные возможности для частного сектора, пока весьма скромные.

Куда вырулит Куба? Сейчас говорить об этом трудно. Мы в Институте Латинской Америки считаем, что вероятнее всего Куба примет ту модель, которую мы называем «вьетнамской». То есть – сохранение устоев политической системы при постепенной либерализации экономического базиса.