События в Сирии перешли в новую стадию — война, по сути, возобновилась. Кто несет большую ответственность, уже неважно, обострение добавляет аргументов сторонникам силового вмешательства и выбивает почву из-под ног приверженцев дипломатического процесса. Полномасштабная операция по ливийскому сценарию маловероятна — резолюции Совбеза ООН воспрепятствует Россия, а воевать без санкции желающих пока не наблюдается, несмотря на воинственные заявления западных и арабских политиков. Поэтому возможны два сценария.
Первый — мощное наращивание внешней помощи сирийской оппозиции, с тем чтобы она одержала военную победу. Для этого потребуется признание Сирийского национального совета в качестве единственного легитимного органа власти. В марте прошлого года Франция, а затем Катар признали таковым Переходный национальный совет в Ливии, что позволило неограниченно снабжать повстанцев и оказывать им любую поддержку. На практике это означает эскалацию гражданской войны, которая может длиться долго, — в Ливии решающим фактором были авианалеты НАТО, а не действия противников Каддафи. К тому же сирийская армия, даже ослабленная дезертирством, качественно сильнее ливийской, в том числе по техническому оснащению, а Асад по-прежнему пользуется немалой поддержкой в стране.
Второй — международная политико-дипломатическая операция по созданию новой модели управления Сирией. В качестве примера чаще всего приводят йеменский сценарий — отставку президента Али Абдаллы Салеха в обмен на гарантии неприкосновенности. Но даже если Башар Асад на это согласится, на что пока не похоже, так просто сирийский кризис не разрешить. Сирия — страна намного более сложная по составу, главной задачей будет обеспечение безопасности не Асада и его сподвижников, а религиозных и этнических меньшинств, которые скорее всего станут объектом мести в случае прихода к власти суннитского большинства.
Наиболее близким аналогом того, что потребуется в Сирии, может служить Дейтонский договор, которым в декабре 1995 года завершилась трехлетняя боснийская война. Сегодня это соглашение обычно критикуют за то, что оно не решило политических проблем, а Босния и Герцеговина и поныне остается искусственным образованием, существующим, по сути, в режиме протектората. Критика во многом справедлива, но 17 лет назад предложенный план «кантонизации» под международным контролем позволил остановить жестокую междоусобицу, которая приводила в ужас всю Европу.
Боснийское урегулирование стало переходным случаем. Это была первая крупная миротворческая акция после окончания биполярной конфронтации, то есть в отсутствие глобального баланса сил и идеологий. Начиная с Боснии, сформировалась модель, согласно которой умиротворение локального либо междоусобного конфликта означало не поиск компромисса между сторонами, как прежде (например, на Кипре), а принуждение одной из сторон к определенному решению, одобряемому внешними силами, точнее Западом. В югославских войнах сразу был определен главный обвиняемый — сербы. К ним и применялись меры принуждения. Правда, в боснийском случае этот подход еще только формулировался, поэтому задействовались и классические дипломатические инструменты. А Слободан Милошевич, несмотря на резко негативное к нему отношение, стал равноправным участником переговоров, и с Белградом вели длительный торг, хотя и с демонстративным применением авиации НАТО против сербских подразделений.
Четыре года спустя в Косово подход был уже другим — с сербской стороной разговаривали методом ультиматумов, НАТО открыто воевало на стороне Освободительной армии Косово, переговоры велись исключительно о капитуляции. Кстати, непосредственным поводом к войне стала тогда резня в селе Рачак, ответственность за которую возложили на Югославскую народную армию, хотя впоследствии звучали сомнения в непредвзятости проведенных расследований. Происходящие в сирийских городах массовые убийства мирных жителей, расследовать которые в условиях информационной войны невозможно, заставляют вспомнить о событиях 1999 года.
В отличие от Дейтонского соглашения, которым завершилась война в Боснии, гипотетический «сирийский дейтон» имеет шанс стать более сбалансированным. В середине 1990-х Россия не играла заметной роли — страна с трудом выбиралась из глубочайшего кризиса. (Кстати, даже тогда Москва по мере своих ограниченных возможностей пыталась сдерживать односторонне антисербский настрой Запада и не следовала в фарватере только американской позиции.) Сегодня Россия — ключевой игрок на сирийском поле, и у нее достаточно влияния, чтобы отстаивать альтернативную позицию. Более того, если в Боснии архитекторами умиротворения стали европейцы (тогдашний спецпредставитель ЕС Карл Бильдт) и американцы (Ричард Холбрук по прозвищу Бульдозер), то сейчас инициатива вполне может исходить от российских дипломатов. Благо за несколько месяцев сирийского кризиса они доказали, что виртуозно владеют всем профессиональным инструментарием. Но действовать надо быстро, прежде чем события необратимо свернут в колею окончательного разрушения Сирии.
Источник - газета Московские новости.
