От «стратегической глубины» к «голубой родине»: новая турецкая политика в Восточном Средиземноморье

На фоне растущей внешнеполитической активности с начала XXI в. все более динамичную политику в Восточном Средиземноморье осуществляет географически, исторически и экономически тесно связанная с регионом Турецкая республика. За последние годы Турция успела подписать два знаковых меморандума с Правительством национального согласия Ливии, затрагивающих критические вопросы разграничения морских границ и военного сотрудничества, провести четыре военные операции в Сирии и стать одним из главных акторов региональных процессов.

Не подлежит сомнению, что Восточное Средиземноморье обладает исторически сложившимся весомым местом в рамках системы международных отношений. В последнее десятилетие регион характеризуется особой растущей стратегической значимостью, нашедшей отражение в политике как региональных, так и глобальных акторов. Данный процесс напрямую связан с выявлением в регионе значительных запасов ископаемых источников энергии и возникающей возможностью для прибрежных стран разрабатывать новые месторождения или же быть частью транзитного маршрута. Более того, здесь располагаются наиболее значимые на сегодняшний день зоны эскалации военных конфликтов, привлекающие внимание и затрагивающие интересы целого ряда государств далеко за пределами региона. Все это способствует активизации политики различных игроков в Восточном Средиземноморье и усиленному соперничеству, а следовательно, обретению более комплексному развитию региона.

Представляется, что Восточное Средиземноморье — не просто отдельное внешнеполитическое направление Турции, а часть более масштабного плана действий по закреплению статуса регионального лидера с амбициями на глобальном уровне. В этом контексте актуализируется ставшее уже традиционным для Турции стремление балансировать в треугольнике Россия — Турция — США, учитывая усиливающееся вынужденное вовлечение двух стран в региональные процессы. Сегодня Турецкая республика фактически — «одинокий» игрок в регионе, так как имеет разногласия как с региональными, так и с внешними игроками. Однако это не мешает ей активно использовать «российский фактор» в двусторонних отношениях с США и в рамках деятельности в НАТО. В этом свете России, не желающей превращения Турции в полноценную альтернативу российскому энергетическому доминированию в Европе, имеет смысл усиливать сотрудничество в рамках блока Кипр — Греция — Египет. Это является актуальным, поскольку США намерены использовать Турцию для ограничения присутствия РФ в регионе. На фоне последних событий в Средиземноморье ясно, что Турция пока не готова при помощи РФ налаживать отношения с такими странами, как Египет, на чем настаивают некоторые эксперты, а скорее склоняется в сторону прагматичного сближения с Израилем, что делает США более привлекательными для сотрудничества в Средиземном море.

На фоне растущей внешнеполитической активности с начала XXI в. все более динамичную политику в Восточном Средиземноморье осуществляет географически, исторически и экономически тесно связанная с регионом Турецкая республика. За последние годы Турция успела подписать два знаковых меморандума с Правительством национального согласия Ливии, затрагивающих критические вопросы разграничения морских границ и военного сотрудничества, провести четыре военные операции в Сирии и стать одним из главных акторов региональных процессов.

Не подлежит сомнению, что Восточное Средиземноморье обладает исторически сложившимся весомым местом в рамках системы международных отношений. В последнее десятилетие регион характеризуется особой растущей стратегической значимостью, нашедшей отражение в политике как региональных, так и глобальных акторов. Данный процесс напрямую связан с выявлением в регионе значительных запасов ископаемых источников энергии и возникающей возможностью для прибрежных стран разрабатывать новые месторождения или же быть частью транзитного маршрута. Более того, здесь располагаются наиболее значимые на сегодняшний день зоны эскалации военных конфликтов, привлекающие внимание и затрагивающие интересы целого ряда государств далеко за пределами региона. Все это способствует активизации политики различных игроков в Восточном Средиземноморье и усиленному соперничеству, а следовательно, обретению более комплексному развитию региона.

Трансформация концептуальных основ турецкой политики в Средиземноморье

Мирильяс Агаев:
Накопительный эффект: чем интересна «коронавирусная» дипломатия Турции

Стоит отметить, что с приходом к власти в Турции Партии справедливости и развития (ПСР) в начале 2000-х гг. началась трансформация внешнеполитической стратегии, а вместе с ней и позиционирования в ее рамках Средиземноморского региона. Данные тенденции возобновились с новой силой после событий «арабской весны» и попытки осуществления военного переворота в 2016 г., что повлекло за собой серьезные преобразования как внутри страны, так и в рамках ее внешней политики. Именно в этот период был поставлен вопрос о выстраивании полноценной Средиземноморской стратегии, которая выходила бы за рамки фокусирования только лишь на Кипрском вопросе и рассматривала бы региональное развитие как часть системы взаимоотношений с целым рядом стран, в том числе Египтом, Сирией, Израилем, Грецией в рамках сложного комплекса проблем, затрагивающих национальные интересы Турции. При этом, если изменения начала 2000-х гг. основывались на активизации использования нетрадиционных инструментов внешней политики (в том числе «мягкой силы»), расширении географии сотрудничества, а также его интенсификации, то за период 2011–2016 гг. произошла переориентация на усиление военного аспекта, преобладание тактических альянсов, а также более односторонние и рискованные действия. В результате произошла секьюритизация вопросов регионального развития. Все это объяснялось как изменением региональной конъюнктуры в условиях разгорающихся конфликтов, усиливающегося внешнего вмешательства и появления нетрадиционных угроз, так и усилением внутреннего давления на фоне провала на курдском треке, неудачной попытки военного переворота и общего недовольства внешнеполитической деятельностью правящей партии и лично президента.

Менялись и доктринальные основы внешней политики страны, ранее базировавшиеся на выстроенной академиком Ахметом Давутоглу концепции «стратегической глубины», предполагавшей в том числе переосмысление регионального позиционирования Турции. Однако уже к завершению первого десятилетия XXI в. вместо желаемого Давутоглу сценария «ноль проблем с соседями» отношения Турции с большинством стран региона переживали глубокий кризис. После отставки Давутоглу провал ближневосточной политики Турции объяснялся во многом недостатками избранной им концепции. В итоге начался процесс отхождения от «стратегической глубины» к более независимой от традиционных партнеров политики в пользу тактически выгодного сотрудничества, а также возврата к использованию «жесткой силы» для защиты национальных интересов. Непосредственно в рамках морской стратегии появилась доктрина «Голубой родины» (Mavi Vatan), введенная в оборот турецким адмиралом Джемом Гюрденизом еще в 2006 г., который считается одним из основных идеологов демаркации границ с Ливией и современной политики Турции в Средиземноморье. Сам автор называет эту концепцию Misak-ı Milli (Национальный обет, обозначивший территориальные границы новой Турции после Первой мировой войны) и как многие специалисты в Турции считает ее справедливым инструментом для отстаивания территориальных претензий Турции. Конечный смысл доктрины заключается в расширении водных владений Турции в Средиземном, Черном и Эгейском морях до 462 тыс. км2 путем заключения международных договоров по типу ливийского и отстаивания своих претензий на международном уровне. Растущие амбиции Турции в регионе стали вступать в противоречие с интересами целого ряда акторов, причем не только таких традиционных соперников, как Республика Кипр и Греция, но и таких стран, как РФ, США, ОАЭ и т.д. Поэтому сегодня одним из основных испытаний для турецкой внешней политики в Восточном Средиземноморье является лавирование между США и РФ, как наиболее влиятельными и заинтересованными в региональном балансе сил акторами, представляющими опасность для достижения Турцией статуса регионального лидера.

Мотивы и приоритеты турецкой политики в Восточном Средиземноморье

Григорий Лукьянов, Руслан Мамедов:
Игра в бирюльки на ливийском поле — 2

Говоря о приоритетах турецкой политики в Восточном Средиземноморье, следует разграничивать комплекс вопросов актуальных для Турции уже более четырех десятилетий и проблемы вследствие энергетического бума и внешней активности в регионе в последние годы. К первому блоку прежде всего относятся кипрская проблема и вытекающие из нее вопросы безопасности, а также многолетняя нестабильность отношений Турции с такими странами, как Греция и Израиль. Отсюда во многом следует существующая между Турцией и ЕС напряженность в регионе, обострившаяся с новой силой после активизации сотрудничества турецкой стороны с Правительством национального согласия Ливии в условиях санкций ЕС. Однако наиболее актуальными на сегодняшний день являются вопросы, касающиеся разграничения морских границ и суверенных прав Турции в регионе. Это напрямую связано с энергетическим аспектом проблемы, а также вытекающим из этого стратегическим балансом в регионе на фоне активизации действий России, США, ЕС и некоторых государств Персидского залива (ОАЭ и КСА).

Углубляясь во второй блок проблем, стоит отметить, что Турция сегодня находится в крайне ограниченной и изолированной позиции как региональный игрок в Восточном Средиземноморье, что стало результатом накопившегося комплекса территориальных и политических противоречий с такими странами, как Республика Кипр, Греция, Египет и Израиль, а также их стремлением оставить Турцию «вне игры» путем интенсификации отношений внутри данного блока. В результате такого сближения появился проект восточно-средиземноморского трубопровода (EastMed) и была начата работа Восточно-средиземноморского газового форума, при этом ни в одну из этих инициатив не была вовлечена Турция. Однако, несмотря на активную деятельность по исключению Турции из создаваемого регионального энергетического рынка, по мнению Анкары, с точки зрения цифр и логистики, данные планы сохраняются лишь на бумаге и требуют вовлечения Турции. При этом открытым остается вопрос урегулирования моментов, касающихся разграничения водных границ, а следовательно, и кипрской проблемы. В данном контексте, нарастающее сегодня сотрудничество Турции с Ливией, напрямую связывается с основными приоритетами средиземноморской политики Турции. Ввиду напряженности отношений с большинством стран региона и отсутствием своевременной активности в период создания Грецией и Кипром исключительных экономических зон и заключения ими договоров в начале 2000-х гг., Турции необходимо так или иначе обосновывать свою активность в регионе. Однако вопрос взаимоотношений с Ливией нельзя рассматривать слишком поверхностно. Например, если в случае сотрудничества по вопросам разграничения морских территорий даже главные оппоненты ПСР в лице Народно-республиканской партии (НРП) поддерживают их действия, то по вопросам военного сотрудничества мнения расходятся. Правящая верхушка оценивает активность Турции в Ливии как жизненно важную с точки зрения защиты национальных интересов в регионе. Напомним, что эта страна обладает наиболее протяженной береговой линией в Средиземном море. Однако стоит учитывать, что наделение такого рода значимостью связей с Ливией повышает уровень зависимости критически важных для Турции вопросов от довольно неустойчивого режима Правительства национального согласия, управляющего лишь 6–7% территории страны. Это создает значительную опасность для региональной политики Турции в целом и повод для критики внутренней критики. Более того, риски кажущегося на данный момент успешного сотрудничества связаны также с растущим на этой почве напряжением между Турцией и остальными региональными игроками, ослабляющим позиции Турецкой республики. К тому же, рассматривая кейс с Ливией, стоит понимать, что применение во многом успешного для Турции сирийского опыта здесь не совсем уместно по целому ряду причин. Прежде всего, в случае с Сирией угроза национальной безопасности или же потенциальный выигрыш были куда более осязаемы и понятны для турецкой общественности, что так или иначе помогало обосновать действия турецкой стороны. Поэтому было бы неправильно отождествлять результаты, достигнутые в Сирии, с возможным успехом в Ливии.

Риски для Турецкой политики в Средиземном море. Проблемы правового регулирования

Леонид Цуканов:
Египетское лицо «антитурецкого клуба»

Говоря о политике в регионе, стоит также учитывать существующие на сегодняшний день ограничители и риски. Активизация действий Турции в Восточном Средиземноморье как в плане развития военно-морского потенциала, так и разведывательной деятельности стала причиной обеспокоенности традиционных соперников Турции в регионе, прежде всего Греции. Напряжение между странами возобновилось с новой силой в контексте недавнего объявления Турцией о начале разработок месторождений между Критом и Кипром. При этом, конфликт в конечном итоге упирается в тонкости морского права и его интерпретацию каждой из сторон. Так, Греция, в состав которой входит большое количество островов в Средиземном море, претендует на значительную морскую юрисдикцию в Восточном Средиземноморье, ссылаясь на Конвенцию ООН по морскому праву от 1982 г. Согласно документу, обитаемые острова уравниваются в правах с материковыми территориями, вне зависимости от их размера. Турция же, не подписывавшая Конвенцию, настаивает на ограниченности роли островов в вопросах разграничения территориального шельфа и создания исключительных экономических зон, ссылаясь на практику наличествующих двусторонних соглашений между рядом государств. По данному вопросу турецкая сторона апеллирует, прежде всего, протяженностью своей береговой линии и незначительностью обсуждаемых островов. Опираясь на собственное видение «справедливого» разграничения морских границ в регионе, Турция сталкивается с рядом государств, интересы которых затрагивает такая позиция, что приумножает конфликтный потенциал. Вкупе со статусом непризнанного международным сообществом (прежде всего ЕС и ООН) ливийского меморандума усиливается опасность изоляции Турции на международной арене ввиду своеобразного отношения к нормам международного права. На этом фоне, подписание Грецией и Египтом соглашения о демаркации морских границ и установлении исключительной экономической зоны на территориях, ранее разделенных между Турцией и Ливией, подогревает и без того напряженную ситуацию в регионе и порождает новые противоречия. Отказ Турции признавать данное соглашение и решение возобновить деятельность бурового судна Barbaros Hayrettin говорит о решительности Турции в отношении намеченных планов в Восточном Средиземноморье, несмотря на выраженную ранее сторонами готовность к сотрудничеству по различным вопросам. В данном контексте также важно указать на противоречивость турецко-египетских отношений, испортившихся после свержения поддерживаемого Турцией Мухаммеда Мурси в 2013 г. Дальнейшее развитие двусторонних отношений характеризовалось поляризацией ввиду противоположных подходов сторон к деятельности «Братьев мусульманам» в ближневосточных странах. В связи с происходящими событиями все менее реальным становится возможность конструктивного сотрудничества между Турцией и блоком региональных стран, настроенных против нее. В то же время перед Анкарой возникает вопрос о дальнейших действия в регионе в долгосрочной перспективе, кроме дальнейшей эскалации.

Иван Стародубцев:
Российско-турецкие отношения до и после «эпохи Путина — Эрдогана»

Если же говорить о дальнейшем «покорении» Турцией Восточного Средиземноморья и достижении идеалов доктрины «Голубой родины», то необходимо внимательнее подходить к вопросу расширения сотрудничества в регионе. Вследствие ограниченности возможностей Турции необходимо концентрироваться на установлении морского сотрудничества по типу ливийского с такими странами, как Ливан и Израиль, делая упор на двустороннем выигрыше по вопросам морского урегулирования и более сдержанную позицию этих стран по отношению к Турции. В противном случае Турции не избежать региональной изоляции, принимая во внимание состояние двусторонних отношений с большинством стран Восточного Средиземноморья. Учитывая тот факт, что растущая значимость региона фактически усилила существующие в его рамках противоречия между странами и стала причиной появления новых конфликтов, в долгосрочной перспективе Турции необходимо ориентироваться скорее на усиление сотрудничества с региональными игроками. При этом стоит понимать, что в случае с такими странами, как Израиль, возможно применение прагматичных подходов на основе взаимной выгоды, учитывая историю двустороннего сотрудничества.

Представляется, что Восточное Средиземноморье — не просто отдельное внешнеполитическое направление Турции, а часть более масштабного ближневосточного плана действий по закреплению статуса регионального лидера с амбициями на глобальном уровне. В этом контексте актуализируется ставшее уже традиционным для Турции стремление балансировать в треугольнике Россия — Турция — США, учитывая усиливающееся вынужденное вовлечение двух стран в региональные процессы. Сегодня Турецкая республика фактически — «одинокий» игрок в регионе, так как имеет разногласия как с региональными, так и с внешними игроками. Однако это не мешает ей активно использовать «российский фактор» в двусторонних отношениях с США и в рамках деятельности в НАТО. В этом свете России, не желающей превращения Турции в полноценную альтернативу российскому энергетическому доминированию в Европе, имеет смысл усиливать сотрудничество в рамках блока Кипр — Греция — Египет. Это является актуальным, поскольку США намерены использовать Турцию для ограничения присутствия РФ в регионе. На фоне последних событий в Средиземноморье ясно, что Турция пока не готова при помощи РФ налаживать отношения с такими странами, как Египет, на чем настаивают некоторые эксперты, а скорее склоняется в сторону прагматичного сближения с Израилем, что делает США более привлекательными для сотрудничества в Средиземном море.