«Глобальные русские»: продолжение дискуссии

Боюсь, я не дал повода своим материалом о Библионочи по «Отцам и детям» в экспертной среде для весьма политизированных нападок Антона Цветова. Мой главный посыл состоял в том, что надо уходить от политически заряженных дебатов, которые не ориентированы на серьезную экспертную работу и только закрепляют поляризацию в обществе, поскольку сводятся к проповеди к уже обращенным (preaching to the converted). Аргументы здесь не нужны — все ограничивается набором примитивных лозунгов в духе «за белых или за красных» (вот еще почему важно знать историю — чтобы ее не повторять, поскольку форма, как правило, связана с содержанием). К сожалению, в таком же ключе прошли дебаты на площадке РСМД 16 декабря 2017 г. Много разговоров о цивильном политическом процессе с участием «лояльной оппозиции» и т.д. Но этому надо учиться и к этому готовиться, и, на мой взгляд, РСМД предоставляет такую возможность для спокойного разговора — без ненужных резкостей, без звучных имен и тем более политиков.

В любом случае я рад тому, что у нас завязался заочный разговор, который можно было бы продолжить за круглым столом в РСМД в любое удобное время с приглашением всех заинтересованных. Пока же я хотел бы на затронутых Антоном Цветовым вопросах проиллюстрировать, что я имею в виду под аргументированными дебатами (reasoned debate).

Боюсь, я не дал повода своим материалом о Библионочи по «Отцам и детям» в экспертной среде для весьма политизированных нападок Антона Цветова. Мой главный посыл состоял в том, что надо уходить от политически заряженных дебатов, которые не ориентированы на серьезную экспертную работу и только закрепляют поляризацию в обществе, поскольку сводятся к проповеди к уже обращенным (preaching to the converted). Аргументы здесь не нужны — все ограничивается набором примитивных лозунгов в духе «за белых или за красных» (вот еще почему важно знать историю — чтобы ее не повторять, поскольку форма, как правило, связана с содержанием). К сожалению, в таком же ключе прошли дебаты на площадке РСМД 16 декабря 2017 г. Много разговоров о цивильном политическом процессе с участием «лояльной оппозиции» и т.д. Но этому надо учиться и к этому готовиться, и, на мой взгляд, РСМД предоставляет такую возможность для спокойного разговора — без ненужных резкостей, без звучных имен и тем более политиков.

В любом случае я рад тому, что у нас завязался заочный разговор, который можно было бы продолжить за круглым столом в РСМД в любое удобное время с приглашением всех заинтересованных. Пока же я хотел бы на затронутых Антоном Цветовым вопросах проиллюстрировать, что я имею в виду под аргументированными дебатами (reasoned debate). Кстати, именно к этому где-то в середине нулевых годов призывал администрацию Дж. Буша-младшего такой столп Консервативной партии Великобритании, как Крис Паттен. Это был пик однополярного момента и Вашингтон высокомерно рассуждал о том, что «единственная сверхдержава» не может быть связана в своих действиях международным правом, уже не говоря о постановке союзников перед выбором «вы с нами или против нас».

Напомню, что тогда речь шла о Войне в Ираке в обход СБ ООН, где Россия оказалась в очень хорошей компании «скептиков», включая Париж и Берлин. Новолейбористский кабинет Т. Блэра некритично поддержал США, полагая, что американцы знают, что делают, и тем самым облегчил сползание американцев в эту внешнеполитическую катастрофу, последствия которой до сих пор продолжают давать о себе знать в регионе, включая озабоченности Израиля по поводу своей безопасности (притом что Израиль поддержал эту американскую авантюру). Зб. Бжезинский не мог этого простить Т. Блэру и впоследствии публично заявлял, что его презирает. Так что серьезные, содержательные дебаты нужны и в международных отношениях — между государствами. Добавлю, что именно к разногласиям по Ираку восходит наш разлад с США.

Что касается разговора П. Авена и А. Чубайса о том, как соотносится национальное и глобальное. Этот важнейший для международного позиционирования России вопрос разрешил в своей Пушкинской речи 1880 года Достоевский (раз уж мы собираемся в библиотеке его имени). В этой речи, которая стала его политическим завещанием и даже на время примирила западников и славянофилов, он говорил о всемирной отзывчивости и всечеловечности русских, призванных поэтому окончательно разрешить все европейские противоречия. Звучит очень современно, а главное, указывает путь решения проблем между историческим Западом и Россией — это синтез, конвергенция и fusion. Как минимум, на протяжении последних трехсот лет наши отношения были отмечены многочисленными конвергенционными моментами, из которых последний мы переживаем с середины 80-х, т.е. советской перестройки. В пользу такого взгляда на вещи говорит и фраза Тютчева о том, что самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада, т.е. наше раздельное существование.

Так что ложен выбор между Европой и евразийством. Есть взгляд на эту проблему, который нашел отражение в недавней статье В. Суркова в РГП, похоже, отсылающей нас к идеям В.Л. Цымбурского. Но тот дал основательную трактовку темы, использовав плодотворную мысль О. Шпенглера о псевдоморфозе культурно-исторического развития России. Наверное, нет смысла спешить с неким геополитическим самоопределением России: оно должно идти от жизни и сформироваться естественным образом как следствие нашего реального мироощущения (world view), с которым, согласен, еще нужно разобраться, в т.ч. на уровне поколений. Тем более, что в самой Европе/Евро-Атлантике все пришло в движение и рушатся вещи, казавшиеся еще недавно незыблемыми, отлитыми в бетоне. Куда более важен именно этот текущий момент в развитии самой Европы — тема, которая многими намеренно обходится как политически неудобная.

Сейчас много говорится и пишется о том, что требуется заново переосмыслить либерализм, ставший элитарным/эксклюзивным в экономическом, социальном (в т.ч. societal) и культурном, включая образ жизни (life style), отношениях. Этот момент, когда, возможно, создается новая Европа и готовится переиздание либерализма образца 60-х гг., разумеется, с учетом опыта последних десятилетий, отмеченных ростом плюрализма в Евросоюзе не только по линии север-юг, но и запад-восток. Цель — сделать его устойчивым (sustainable — еще одно трудно переводимое слово). России важно принять участие в этом трансформационном процессе, в том числе на уровне экспертных дебатов, но с пониманием того вклада, который мы можем в него внести и, тем самым, способствовать созданию Большой Европы, не состоявшейся с окончанием холодной войны. Ввиду угрозы новой холодной войны это важно вдвойне. И потом почему мы должны отказываться от своего естественного права участвовать в общих делах Европы?

Однополярный момент исказил не только наше внутреннее развитие, но и завел в тупик западное общество. Этот проект — по сути, синтез всего накопленного в нашем регионе исторического опыта — может стать по-настоящему объединительным и разрешить многие из наших дилемм, поскольку трудно представить себе их позитивное разрешение вне европейского контекста. Суть их проблем технически та же, что и у Советского Союза — усредненная безальтернативность, ставшая функцией в том числе ожиданий в духе «конца истории» (отсюда большевизм с его «демократическим централизмом» под прикрытием политкорректности).

В части конкретных международных проблем я бы предложил рассмотреть украинский кризис на этапе его генезиса и сейчас. Политика это всегда и прежде всего выбор. Перед каким выбором стояла Москва осенью 2013 г., когда вдруг стало известно, что к Соглашению об ассоциации с ЕС пристегнуто Соглашение о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли?

В ЕС нам говорили, что это чисто двусторонний вопрос и он нас не касается. Только на саммите Россия-ЕС в январе наши партнеры признали, что у России есть экономические интересы на Украине. Впоследствии выяснилось, что весь этот проект Брюссель собирался осуществить, что называется, по дешевке. Поэтому не было никаких публичных обсуждений ни в ЕС, ни в странах-членах, ни на самой Украине. В последнем случае не помешал бы референдум, который позволил бы не только разрядить ситуацию, но и прояснить ключевые вопросы цены подгонки украинской экономики по требования ЗСТ с ЕС. Стало бы ясно, что потребовались бы массированные внешние инвестиции порядка 30 млрд долл./евро ежегодно на протяжении 10 лет, чтобы снести всю украинскую экономику и на ее месте создать новую, совместимую с экономикой ЕС, включая определение/выделение ей соответствующих ниш, без которых страна не могла бы развиваться. Более того, Киеву было фактически предложено членство, но без преимуществ формального членства, что вряд ли было честно по отношению ко всем, и прежде всего самим украинцам.

Односторонняя политика ЕС провоцировала одностороннюю реакцию Москвы, хотя наилучшим и единственно правильным вариантом было бы действовать коллективно, т.е. в трехстороннем формате, как это было при приеме в ЕС новых членов из числа восточноевропейских стран. Большие вопросы ко всей программе «Восточное партнерство», которая могла бы помочь сшить пространство между ЕС и Россией, если бы было принято предложение Москвы реализовывать его на путях трехсторонних проектов. Тут также не было ресурсного обеспечения односторонней политики.

Госпереворот 22 февраля 2014 г. под предлогом того, что Янукович покинул Киев (как недавно признался Дж. Байден, именно он посоветовал законно избранному президенту Украины спасаться бегством). Это означало разрыв конституционного пространства, тем более что сами лидеры оппозиции говорили о революции. В эту прореху и провалился Крым — законная автономия в составе Украины. Полуостров — не кусок недвижимости, он имеет население, имеющее право на самоопределение, закрепленное в Уставе ООН (наряду с принципами суверенитета и территориальной целостности). В любом случае эта дыра существовала до избрания нового президента в мае. Аналогичным образом в нашу революцию из состава России вышли Финляндия (по итогам гражданской войны там) и Польша (в результате войны). В данном случае войну удалось предотвратить — разве это плохо и не по-европейски? Москва учла не только тренд внутреннего развития Украины (в сторону создания этно-национального государства вместо консенсусной политики прошлого), но и опыт русскоязычного населения государств Балтии. Тут можно обратиться к опыту референдумов в Квебеке и Шотландии, тому, как дискутировался вопрос их возможного выхода и какие проблемы в таком случае возникали. Но любая ситуация уникальна, а в данном случае она усугублялась подрывом доверия в отношениях между Западом и Россией.

Можно также вспомнить, что к тому времени суверенитет на Западе оказался под большим подозрением и возникла концепция «ответственности по защите» (R2P), на которую мы не ссылались, так как обусловили соответствующее вмешательство извне процедурой решения СБ ООН. Все наши партнеры как-то вдруг возлюбили суверенитет, который недавно хоронили.

Выбор сейчас, когда у нас есть Минск-2, отвечающий всем требованиям политического урегулирования как альтернативы военному решению и европейским ценностям (можно сказать, что речь идет о тесте на европейскость), сводится к тому, как помочь Киеву его реализовать без переписывания, с учетом его sensibilities и задействованием инструмента ооновского миротворчества. Для начала следует отметить, что пресловутая АТО — выбор самого Киева, по сути, противостоящий реформенному процессу в стране. Минск было бы легко выполнить, найдись у украинской власти политическая воля договариваться с мятежными регионами. Между прочим, недавний российско-германский проект показал, что проблема просто решается в рамках общей федерализации страны, что отвечает европейским нормам и практике, уже не говоря о том, что к этому стремятся все регионы.

Есть пока два варианта миссии ООН: российский — обеспечение безопасности миссии наблюдателей ОБСЕ и американский — полномасштабный контингент в 30 000 человек и ооновская администрация в несколько сот управленцев. В любом случае требуется согласие обеих сторон — это базовое условие ооновского миротворчества, так как должен быть мир, который надо поддерживать. Согласие регионов на второй вариант исключается, разумеется, если только контингент не будет российским, на что не будет согласия Киева. Когда американцам говорят, а как же Минск, К. Волкер просто утверждает, что это в поддержку Минских соглашений. Но там записано, что все должно основываться на договоренностях центральной власти и регионов. Компромиссным вариантом, как мне кажется, могла бы быть миссия по разъединению сторон (как ЮНИФИЛ в Ливане), которая обеспечивала бы безопасность на линии соприкосновения, не затрагивая собственно основ урегулирования по Минску-2.

Все это — лишь один нарратив, причем далеко не полный, который можно оспаривать, но делать это надо конкретно — с фактами и аргументами в руках. Надеюсь, что это дает представление о содержании дискуссий, предполагающих знание предмета и желание искать реалистичные развязки (пресловутые middle ground и give and take). Правда, важно также учитывать то, что нам никто и, я бы сказал, никогда не предлагал компромиссных вариантов — это всегда делали мы, но в ответ получали отказ. Предлогов для отказа могло быть никаких, но если они назывались, то это были ссылки на общую позицию ЕС, которую невозможно поменять, или на то, что «Конгресс не пропустит».

В надежде, что Антон Цветов соберет команду и мы сможем согласовать повестку дня и сроки наших дебатов. Мой опыт работы в Лондоне показывает, что мы готовы обсуждать с англичанами любые вопросы. Не вижу, почему должно быть иначе в Москве.