Трудности адаптации к мигрантской жизни: как таджики строят интимные отношения в России

Брачное поведение и сексуальные практики таджикских мигрантов в России представляют собой часть механизма адаптации к условиям миграции и интеграции в принимающее общество.

Из-за объективных условий — трудностей миграции, а также создания семьи или партнерства с российскими гражданами — мигранты практически лишены возможности вести семейную жизнь, иметь романтические отношения или создавать устойчивые партнерства в России. Это становится значительным барьером на пути интеграции.

Взаимодействие с принимающим обществом в брачной и сексуальной сферах не является положительным опытом для таджикских трудовых мигрантов. Они не считают его привлекательным и не стремятся принять российский образ жизни в отношении частной и семейной жизни. В целом мигрантская этика сексуального и брачного поведения характеризуется сложностью и дуализмом, конфликтом разных культурных, этических и поведенческих норм. Объективные обстоятельства заставляют мигрантов оставлять семьи на родине и одновременно конструировать новые модели сексуального и семейно-брачного поведения в другой стране. Одни правила применяются в стране приема, другие — на родине. Естественное для миграции расширение личных свобод ведет к изменению представлений о сексуальной жизни, а «чрезвычайность» работы в условиях длительного отрыва от семьи, общины, родины широко раздвигает пределы допустимого.

В статье рассматриваются изменения брачного и сексуального поведения таджикских мигрантов, работающих в России. На основе результатов социологических исследований показаны сексуальное поведение мигрантов, брачная и сексуальная этика, ее изменения в связи с миграцией и адаптацией в России.

Брачное поведение и сексуальные практики таджикских мигрантов в России представляют собой часть механизма адаптации к условиям миграции и интеграции в принимающее общество. То, как матримониальные и сексуальные практики трансформируются в мигрантской среде, позволяет судить об идентификации мигрантов, о взаимоотношениях с принимающим обществом, сохранении или изменении ценностной системы, поведенческих моделей и культурных взглядов. Это также дает представление о направлениях, основных стратегиях и динамике адаптации и интеграции мигрантов [1].

С целью изучения новых норм и практик сексуального поведения трудовых мигрантов, а также динамики изменений были проведены серия интервью с мигрантами и членами их семей в 2014-2016 гг. (32 интервью), а также заново изучены данные двух опросов вернувшихся трудовых мигрантов, проведенных автором в Таджикистане в 2006 г. (577 респондентов) и 2010 г. (386 респондентов и 12 фокус-групп) [2].

Дмитрий Полетаев:
Миграционные факторы радикализации населения в Центральной Азии. Выводы для России

Портрет типичного таджикского мигранта

Профиль трудовых мигрантов из Таджикистана характеризуется преобладанием мужчин молодого возраста, преимущественно занимающихся тяжелым и малоквалифицированным трудом в России. Доля женщин в последние годы составляла, по разным оценкам [3], 12–16% от объема миграции из Таджикистана в Россию.

Согласно опросу мигрантов, проведенному в 2010 г., большинство мигрантов-мужчин из Таджикистана — 80,2% — состоит в официальном браке [4]. Столь высокая доля женатых мужчин объясняется не только всеобщностью брака, характерной для сельского патриархального общества Таджикистана, но и обязательствами мужчин по материальному обеспечению своих семей. Именно необходимость содержать жену и детей заставляет таджиков выходить на внешний рынок труда. Что касается женщин-мигранток, то среди них процент состоящих в браке значительно ниже — 53%. Две трети не состоящих в браке — это вдовы и разведённые.

Большинство мигрантов ездит на заработки без жен, которых оставляют дома. Согласно данным опроса мигрантов, только 4,9% находились за рубежом вместе с супругой. Около 3% мигрантов иногда берут с собой жен на какое-то время. С 2002 г. по настоящее время уменьшается количество тех, кто выезжает на работу вместе с женами. В то же время доля тех, кто хотел поехать на работу за границу с женой, растет — с 11,6% в 2006 г. до 15,6% в 2010 г. В интервью с мигрантами, проведенными в 2014-2017 гг., многие сообщили, что хотели бы привезти своих жен в Россию.

Противоречие между желанием работать за рубежом вместе с супругами и реальной практикой объясняется рядом обстоятельств. Как правило, таджикские мигранты в России получают низкую зарплату, имеют неудовлетворительные жилищные условия, проблемы с правовым оформлением членов семей, устройством и образованием детей, доступом к медицинским услугам. Это способствует тому, что 83,6% женатых мигрантов высказались против того, чтобы жена поехала с ними на заработки.

Сексуальное поведение мигрантов в новых условиях жизни

Сексуальные отношения — это поле, на котором мигранты вступают в самые тесные отношения с принимающим обществом. Разные практики семейно-брачного и сексуального поведения мигрантов создают почву для различающихся моделей адаптации и интеграции. Миграция одиночек без семей ведет либо к их ассимиляции, которая часто сопровождается маргинализацией, либо к отказу от интеграции и возвращению на родину после нескольких лет «вахтовой работы». Возможность создавать союзы с местными партнерами либо привозить свои семьи способствует успешной адаптации и интеграции мигрантов. Однако здесь возникает множество трудностей, среди которых культурные и религиозные различия, специфические условия проживания и работы, разные правовые нормы. Тем не менее мигранты адаптируются, меняя свое поведение и расширяя границы приемлемого.

Таджикские мигранты в России сохраняют взгляды, нормы и ценности материнского общества, согласно которым брак, семья и дети — важнейшие жизненные приоритеты. При этом сексуальность выступает прежде всего как сфера репродукции и дозволена только в браке. Ценность девственности высока для обоих полов, секс до брака и вне брака запретен, аборты считаются греховными и оправдываются только медицинскими показаниями. Однако в процессе миграции таджики вынужденно меняются под воздействием неблагоприятных факторов миграции: оторванности от семьи, краткосрочности человеческих контактов, изоляции. А иногда и в результате нахождения вне правового поля, эксплуатации и т.д. Они также сталкиваются с иным образом жизни, системой ценностей, моралью, религиями. Так, в России наиболее распространенной формой семьи являются нуклеарные семьи, широко распространено внебрачное и добрачное сожительство, редко встречающееся в Таджикистане. Все это, так или иначе, влияет на мировоззрение и жизнь мигрантов. Естественное для миграции расширение личных свобод ведет к изменению представлений о сексуальной жизни, а «чрезвычайность» работы в условиях длительного отрыва от семьи, общины, родины широко раздвигает пределы допустимого.

Опрошенные мигранты признают, что одинокие мужчины и женщины, оторванные от своих семей, могут вступать в случайные половые контакты, менять партнеров, обращаться к платным сексуальным услугам, что грозит им опасностью заболеть ЗППП и СПИДом. Они продолжают считать случайные связи и внебрачное сожительство греховными, однако признают, что в определенных ситуациях относятся к таким практикам как к простительному греху.

Елена Алексеенкова:
Интеграция мигрантов — в интересах безопасности и развития

В 2010 г., отвечая на вопрос о том, как обычно мигранты удовлетворяют сексуальные потребности в стране приема, 31,7% опрошенных сообщили, что практикуют воздержание, 28,5% — что занимаются сексом с партнером/партнершей противоположного пола («подругой», случайные связи), 19,1% — с супругой/супругом, включая вторые браки и сожительства, 9,2% обращаются к услугам коммерческого секса, 4,3% занимаются мастурбацией, 0,6% вступают в гомосексуальные контакты, 6,6% отказались отвечать на этот вопрос. Эти ответы в основном соответствуют данным опросов непосредственно о сексуальном поведении мигрантов. Так, в 2010 г., говоря о своей сексуальной жизни в последние шесть месяцев пребывания в России, 38,2% респондентов сообщили, что вообще не вступали в половые отношения на выезде, 22,2% имели сексуальные отношения со случайными партнершами, 11,5% — с постоянными партнершами (подругами), 10% — с секс-работницами, 8,4% — с женами (включая вторых жен), 6,5% — с содержанками. При этом 6% дали более одного ответа. Как правило, совмещались ответы «с постоянной партнершей» и «со случайной партнершей».

Что касается женщин-мигранток, то ряд исследований зафиксировал значительный гендерный разрыв в демографических характеристиках мигрантов. Это обстоятельство влияет на стратегии сексуального и семейно-брачного поведения мигранток из Таджикистана. Прежде всего таджикские мигрантки заметно старше и образованнее мужчин, так как в Таджикистане принято, что только старшие женщины, особенно имеющие профессиональное образование, могут работать за рубежом, находясь там без мужа или членов семьи-мужчин. Так, согласно исследованию В. Мукомеля, в 2014 г. 43,9% всех мигранток были старше 40 лет [5]. Часть мигранток находится в России с мужьями (15% всех мигранток). Другие приехали, оставив супругов на родине (38%). 47% мигранток из Таджикистана не замужем, вдовы или разведенные [6]. Некоторые вступают в половые отношения с другими мигрантами, образуя временные союзы (оформленные по шариату или нет). Иногда эти союзы существуют только в период работы за рубежом, а иногда превращаются в полноценный брак.

Брак среди мигрантов: «жены», «вторые жены» и «подруги» на новой родине

Таджикские отходники издавна использовали брак и полигамию (т.е. установление брачных союзов с местными женщинами наряду с сохранением брака на родине) как основную стратегию интеграции в принимающее общество. На начальном этапе развития таджикской трудовой миграции в Россию (до 2003 г.) таких случаев было довольно много. Однако постепенно, в процессе стратификации в России, мигранты заняли нижние сегменты социальной лестницы. В связи с этим возможности создавать формальные или фактические брачные союзы мигрантов с местными женщинами сократились. Одновременно сформировались практики сожительства, обращения к случайному сексу и сексуальным услугам либо предоставления сексуальных услуг. Как правило, мигранты нацелены на установление союзов различного характера в самой мигрантской среде — с мигрантками из различных стран или с внутренними мигрантками ― россиянками из провинций России.

Исследования показали сложность и неоднозначность понятий «жена», «постоянная партнерша» / «подруга», «содержанка», «случайная партнерша» в понимании мигрантов. Они не полностью совпадают с понятиями, бытующими в Таджикистане, отражая изменения брачных и сексуальных практик мигрантов в принимающей стране.

Жены. Для большинства мигрантов понятие «жена» сохраняет весь спектр значений, свойственный ему в Таджикистане, независимо от того, является ли жена русской или таджичкой. В любом случае это женщина, связанная узами официального и шариатского брака, а также социального признания, т. е. признанная родителями и родственниками мужа. Мужчины несут за жен ответственность, обязаны обеспечивать их жильем и всем необходимым. В браке обязательно должны быть дети. На выезде жена работает рядом с мужем и/или его родственниками, обслуживает мужа, его родственников и друзей, ухаживает за детьми и участвует в социально важных мероприятиях, которые устраивают мигранты, связанные с ее мужем родством и/или землячеством, т. е. она включена в деятельность родственных, миграционных и диаспорных сетей. Как правило, только приехавшие с мигрантами жены выполняют весь этот объем обязанностей.

Татьяна Канунникова:
Убер-терроризм: новый вызов международной безопасности

Вторые жены. Хотя в ряде публикаций [7] утверждается, что среди таджикских мигрантов широко распространены вторые («параллельные») браки с русскими женщинами, наши исследования показывают, что вторые браки мигрантов с местными женщинами встречаются все реже. Лишь 7% мигрантов в 2002 г., 4,5% в 2010 г. и 2% в 2014 г. сообщили, что живут в России со второй русской женой. Часть мигрантов иногда использовала термин «жена», говоря о постоянных партнершах по неформальному сожительству — местных женщинах или мигрантках из Молдовы или Украины. При этом они сообщали, что эти жены, как правило, не участвуют в социальной жизни мужа, не общаются с его родственниками, земляками, друзьями. О размывании понятия «жена» свидетельствует тот факт, что 3,3% опрошенных мигрантов в исследовании 2010 г. не смогли определиться со своим семейным статусом.

Существует несколько способов оформления вторых браков во время трудовой миграции. Первый способ — официальное оформление брака с россиянкой согласно законодательству РФ с заключением или без заключения шариатского брака. В случае если на родине остаются жена и дети, то мигранты разводятся с женой в Таджикистане, но продолжают сохранять шариатский брак, поддерживать семью и периодически навещают ее. Причем в обеих семьях могут появиться дети. Бывает, что таджикские мигранты заключают фиктивные браки с россиянками за плату с целью получить гражданство РФ. Иногда фиктивные браки перерастают в реальные.

Еще один вариант вступления в брак — заключение шариатского брака. Шариатский брак, как правило, заключается с мусульманкой, очень часто — с мигранткой. Часто это временные союзы, которые верующие мигранты оформляют по Шариату, чтобы избежать прелюбодеяния.

Постоянные партнерши /подруги. С постоянными партнершами и подругами живут 11,5% мигрантов. Это многозначный термин, который используется для разных типов партнерства. Очень часто отношения мигрантов с подругами строятся по модели сожительства, распространенного в России. Они основаны на равноправном партнерстве и общих интересах. Несмотря на то, что мигранты часто ведут с «подругами» общее хозяйство, они не берут на себя обязательства по материальному обеспечению этих женщин и не несут за них ответственность. Изначально сожительство имеет временный характер и не предусматривает рождение детей. В то же время мигранты уважительно относятся к подругам, признавая их равноправными партнерами, компаньонами. Чаще всего «подругами» таджикских мигрантов становятся работающие рядом с ними женщины-мигрантки из разных стран.

Содержанки. Согласно опросу 2010 г., высокооплачиваемые мигранты из-за недостатка времени и нежелания пользоваться секс-услугами предпочитают содержанок (6,5% всех мигрантов). В данном случае речь идет о девушках, которые получают ежемесячное содержание от мужчин, предоставляя за это сексуальные услуги, общение и сопровождение, а также эскорт-услуги. В свою очередь, непосредственно секс-услугами, а не услугами содержанок пользуются 10% таджикских мигрантов [8].

Случайные партнерши. Опросы 2006 и 2010 гг. показали рост числа мигрантов, вступавших в случайные связи. Если в 2006 г. 22% сексуально активных мигрантов сообщили, что имели сексуальные контакты со случайной партнершей в последний год, то в 2010 г. таких было 32%. Рост популярности случайных связей может быть связан с посткризисным изменением демографической структуры миграции из Таджикистана в России, таким как увеличение доли молодежи. Другие опросы свидетельствуют о значительно меньшем распространении случайных связей среди мигрантов из Таджикистана. Так, согласно исследованию Б. Сергеева в 2014 г., 7,6% мигрантов сообщили о том, что имели секс со случайной партнершей [9]. При этом гомосексуальные связи встречаются редко.

К чему приводит жизнь без «личной жизни» в мигрантской среде

Трудности адаптации и интеграции

Очевидно, что из-за объективных условий (трудностей миграции, а также создания семьи или партнерства с российскими гражданами) мигранты практически лишены возможности вести семейную жизнь, иметь романтические отношения или создавать устойчивые партнерства в России. Это становится значительным барьером на пути интеграции.

Кроме 7% мигрантов, находящихся в России с женами или приглашающих их на время, только 6–7% мигрантов успешно интегрируются, практикуя гибридные брачные и сексуальные практики, приемлемые для российского общества и не противоречащие нормам таджикского общества (браки с россиянками и мигрантками различного типа, сожительства, оформленные по шариату). Все остальные испытывают сильный стресс.

Алексей Старостин:
На службе у террористов: причины радикализации мигрантов из Средней Азии

Следует признать, что взаимодействие с принимающим обществом в брачной и сексуальной сферах не является положительным опытом для таджикских трудовых мигрантов. Они не считают его привлекательным и не стремятся принять российский образ жизни в отношении частной и семейной жизни. В целом мигрантская этика сексуального и брачного поведения характеризуется сложностью и дуализмом, конфликтом разных культурных, этических и поведенческих норм. Объективные обстоятельства заставляют мигрантов оставлять семьи на родине и одновременно конструировать новые модели сексуального и семейно-брачного поведения в другой стране. Одни правила применяются в стране приема, другие — на родине.

Уязвимость к ВИЧ и ЗППП

Помимо трудностей адаптации, существует проблема высоких рисков заболеваемости ВИЧ и ЗППП. Независимые эпидемиологические исследования показывают, что уровень распространения ВИЧ и ЗППП среди таджикских мигрантов выше, чем в Таджикистане [10], где показатель пораженности ВИЧ в 2015 г. составил 74,9 на 100 тыс. населения. О существовании определенной связи между ростом инфицирования ВИЧ в Таджикистане и международной трудовой миграцией говорит тот факт, что 14% новых случаев ВИЧ (165 человек из 1151) в 2015 г. пришлись на людей, имевших миграционный опыт [11].

Исследователи считают, что жизнь мигрантов в сложных социальных условиях и в отрыве от семей способствует рискованному поведению (краткосрочные, мультипартнерские отношения, обращение к сексуслугам, ограниченное использование контрацептивов). Положение ухудшают недостаток информации, ограниченный доступ к медицинским услугам, включая тестирование на ВИЧ, консультирование и лечение [12].

***

Результаты исследований подтверждают мнение о серьезных изменениях сексуального и семейно-брачного поведения среди мигрантов из Таджикистана, происходящих в рамках их адаптации и интеграции в российское общество. Направления изменений задаются как условиями жизни и работы в России, так и очень устойчивыми культурными и религиозными установками мигрантов.

Судя по результатам исследований, можно предположить, что значительная часть мигрантов (около 40%) нацелена на адаптацию, но не на интеграцию, рассматривая работу в России как временную меру по поддержанию своих семей. Они интегрируются в РФ в составе социальных мигрантских фрагментов («анклавов»). При этом 20–30% таджикских мигрантов ищут возможность остаться в России и интегрироваться в российское общество. Они формируют сообщество, приобретающее черты классической диаспоры, но отвергают ассимиляцию. Часть мигрантов интегрируется в нижний сегмент социальной структуры РФ, принимая предлагаемые модели поведения. Как правило, это сопряжено с девальвацией личности и собственного тела, что ведет к рискованному поведению. Очень небольшая часть молодых продвинутых мигрантов вырабатывает новые модели поведения, в том числе брачные и сексуальные. Это «новые кочевники», которые интегрируются в глобальное пространство без привязки к отдельной стране.

Следует помнить, что интеграция во многом зависит от когнитивных и эмоциональных реакций мигрантов на принимающее общество и рамки, которые оно устанавливает для мигрантов. Успешная интеграция возможна только при наличии удовлетворительной личной жизни и при сохранении собственной идентичности мигрантов.

1. Тема изменений сексуального поведения мигрантов из стран Центральной Азии в России уже привлекала внимание исследователей. Однако подавляющее большинство исследований направлено на изучение сексуального поведения мигрантов в контексте их уязвимости к ВИЧ/СПИД. Например, см. Bakhromov M., Levy, J.A., 2013. Double jeopardy through social marginalization: HIV risk among Tajik male labor migrants in Moscow. Drug and Alcohol Dependence, Vol.132 (SUPPL1) pp.53-54.; Hohmann S., Olimova S. Os migrantes tajiques e o VIH/sida na Rússia: representações, riscos e respostas sociais // PLANETA SIDA. Diversidade, políticas e respostas sociais. Octávio Sacramento Fernando Bessa Ribeiro (organização) Edições Húmus, Lda., 2016; Агаджанян В.,Зотова Н. Миграция и риски ВИЧ-инфекции: женщины-выходцы из Средней Азии в Российской Федерации // Демографическое обозрение, № 2. С. 85-109; Amirkhanian Y., Kuznetsova A., Kelly J., Di Franceisco W.J., Musatov V., Avsukevich N., Chaika N., Mcauliffe T.L. Male labor migrants in Russia: HIV risk behavior levels, contextual factors, and prevention needs // Journal of Immigrant and Minority Health. Vol. 13 Issue 5, pp. 919-928.

Многие исследователи также указывают на трансформацию брачных и сексуальных отношений и практик в мигрантской среде. Соглашаясь с этими выводами, следует признать, что динамика, направления и формы этой трансформации исследованы недостаточно.

2. Результаты этих исследовательских проектов опубликованы в следующих работах: Олимова С., Курбанова Р. «Факторы уязвимости к ИППП и ВИЧ среди мужчин и женщин – трудовых мигрантов из Таджикистана». Сборник «Расширение доступа, профилактика, лечение и поддержка для всех», Вторая конференция по вопросам ВИЧ\СПИДа в Восточной Европе и Центральной Азии, Москва, 2008, с. 345. Hohmann S., Olimova S. Vulnérabilités et infection par VIH/SIDA chez les travailleurs migrants tadjikistanais // Asie centrale: vingt ans de reconfiguration politique, économique et sociale. Vol. 43, n° 1-2, Mars-Juin.

3. Ryazantsev, S., Pismennaya, E., Karabulatova, I., Akramov Sh. Transformation of sexual and matrimonial behavior of Tajik labor migrants in Russia // Asian Social Science. Vol 10, No.20. pp. 174-183; Чудиновских О. Статистика трудовой миграции в странах сети / МИРПАЛ. М.: МИРПАЛ. 2011; Рочева А. Миграция, развитие и гендер.

4. Согласно исследованию В. Мукомеля, 71% мигрантов состоит в браке. См. Мукомель В.И. Диаспора — партнер по развитию Таджикистана. / Душанбе. МОМ. 2014. С. 29.

5. См. Там же. С.27.

6. См. Там же.

7. Ryazantsev S., Pismennaya,E., Karabulatova I., Akramov Sh. Transformation of sexual and matrimonial behavior of Tajik labor migrants in Russia // Asian Social Science. Vol 10, No.20. P. 176; Касымова С. Таджикское общество: традиция и практика многоженство // Вестник Евразии, №4. С. 97-115; Cleuziou J. A second wife is not really wife: polygyny, gender relations and economic realities in Tajikistan // Central Asian Survey. Vol.35, No.1. C. 76–90.

8. Hohmann S., Olimova S. Os migrantes tajiques e o VIH/sida na Rússia: representações, riscos e respostas sociais // PLANETA SIDA. Diversidade, políticas e respostas sociais. Octávio Sacramento Fernando Bessa Ribeiro (organização) Edições Húmus, Lda., 2016. Аналогичные результаты были получены в исследовании «Мигранты в Санкт-Петербурге: социально-экономические обстоятельства, распространенность поведенческих рисков в отношении инфекционных заболеваний и факторов, влияющих на их поиск медицинской помощи в России» (2014 г.), согласно которому 13% мигрантов пользовались секс-услугами за последние 12 месяцев. См.: Sergeyev B. Awareness of Communicable Diseases Among Migrants in St Petersburg.

9. Sergeyev B., Kazanets I., Ivanova L., Zhuravleva I., Isaeva N., Vasankari T., Nyberg A. & Vauhkonnen M. Labor migrants in St Petersburg: disease awareness, behavioral risks and counseling by health professionals in building up prevention against TB, HIV and associated infections Journal of Public Health Springer-Verlag Berlin Heidelberg, 2015.

10. Bakhromov M., Levy, J.A. Double jeopardy through social marginalization: HIV risk among Tajik male labor migrants in Moscow. Drug and Alcohol Dependence, Vol.132 (SUPPL1) pp.53-54.; Олимова С. Курбанова Р. Факторы уязвимости к ИППП и ВИЧ среди мужчин и женщин – трудовых мигрантов из Таджикистана // Расширение доступа, профилактика, лечение и поддержка для всех. Москва, 2008, С. 345; Weine S.M., Kashuba A.B. Labor migration and HIV risk: a systematic review of the literature // AIDS & Behavior. 16(6), pp. 16-21.

11. Республика Таджикистан. Отчет страны о достигнутом прогрессе в противодействии эпидемии ВИЧ. Душанбе, 2016. С.11.

12. Sergeyev B., Kazanets I., Ivanova L., Zhuravleva I., Isaeva N., Vasankari T., Nyberg A. Vauhkonnen M. Labor migrants in St Petersburg: disease awareness, behavioral risks and counseling by health professionals in building up prevention against TB, HIV and associated infections Journal of Public Health Springer-Verlag Berlin Heidelberg, 2015.