Ташкентская декларация 1966 г. — подспорье для институциональной памяти?

Месяц назад в Ташкенте состоялся юбилейный 15-й саммит Шанхайской организации сотрудничества, завершившийся подписанием итоговой декларации. Примечательно, что при этом ни в официальной риторике вокруг саммита, ни в большинстве сопутствующих аналитических разборов почти не вспоминалась другая памятная годовщина — 50-летие Ташкентской декларации 1966 г., зафиксировавшей перемирие между Индией и Пакистаном. Вместе с тем приближение этих двух азиатских держав к полномерному членству в ШОС в 2015–16 гг. справедливо засчитывается в актив организации. Блог «Азиатская грамота» решил вспомнить недавнюю дипломатическую историю.

Сразу оговорюсь: на символическое совпадение недавно обратил внимание узбекский политолог Фархад Толипов, приведший в своей статье параллели между обеими ташкентскими декларациями, а итоги саммита ШОС-2016 анализировались как на страницах РСМД, так и другими комментаторами. Поэтому цель этого поста — скорее напоминание о памятных датах для российской и евразийской дипломатии.

Фото: РИА Новости

В 1965–66 г. СССР выступил в роли миротворца в конфликте между Индией и Пакистаном. 10 января 1966 г. при посредничестве премьер-министра А. Косыгина премьер Индии Лал Бахадур Шастри и президент Пакистана Мухаммед Айюб Хан подписали в Ташкенте декларацию, закрепившую итоги мирных переговоров. Впрочем, вечного мира она воюющим сторонам в итоге не принесла — проблема Кашмира, увы, жива и в 2016 г. — и была неожиданно омрачена кончиной индийского лидера на следующий день после подписания. К слову, в столице Узбекистана и по сей день есть улица Шастри с его памятником, к которому регулярно совершают визиты индийские делегации — включая, например, премьер-министра Нарендру Моди в 2015 г.

Однако Ташкентская декларация стала знаковым моментом для советской дипломатии, взявшей на себя миссию добрых услуг в отношении крупнейших азиатских стран на заре их независимости. Пожалуй, в этом регионе это было достижение, в советской послевоенной дипломатии не имевшее аналогов по масштабу. Символично было и выбранное место: в силу своего веса как промышленного и культурного центра советской Средней — и не только — Азии Ташкент во второй половине 1960-х гг. стал, как сейчас сказали бы, «хабом» для культурной дипломатии СССР в отношении азиатских стран периода деколонизации и национально-освободительных движений. С Индией и Пакистаном Центральную Азию роднило общее, и довольно романтизируемое прошлое, в том числе эпохи Великого шёлкового пути. А узбекские кадры играли важную роль в советской дипломатии в Азии, обеспечивая незаменимую экспертную и оперативную поддержку.

Фото: AP

Здесь трудно не вспомнить — пусть и с некоторой натяжкой — современную российскую риторику «поворота в Азию». Евразийские страны все активнее демонстрируют готовность развивать многостороннее сотрудничество, используя образ исторического Шёлкового пути — бренд, в Центральной Азии раскрученный еще до того, как его популяризовал Си Цзиньпин. Возможно, тогда стоит чаще вспоминать и исторические кейсы межазиатской дипломатии из совсем недавнего прошлого, подобные ташкентским переговорам 1966 г., извлекая из них уроки и практическую пользу для институционализации сотрудничества в Евразии.