Неделя японской дипломатии от Рио до Найроби: «мягкая сила» и «железо»

Японский премьер-министр С. Абэ начал прошедшую неделю на церемонии закрытия Игр в Бразилии, приняв олимпийскую эстафету для Токио в роли Марио, знаменитого персонажа видеоигр компании Нинтендо, многим знакомой по Покемонам. В минувшие выходные С. Абэ посетил кенийскую столицу Найроби, где выступил на 6-й по счету Токийской международной конференции по развитию Африки и пообещал, что африканские страны получат от японских партнеров вложения суммой 30 млрд долл. в ближайшие три года. Блог «Азиатская грамота» усматривает в этих двух несвязанных между собой поездках проявление «мягкой силы» Японии.

Как известно, для Японии, резко ограничившей полномочия своих вооруженных сил после Второй мировой войны, «мягкая сила» на десятилетия стала одним из ключевых инструментов внешней политики – как в экономическом плане, так и в культурно-имиджевом. В каком-то смысле С. Абэ и сам олицетворяет это понятие. Считаясь «правоконсервативным ястребом» по убеждениям, политик снискал общенациональную популярность у избирателей в середине 2000-х гг. Тогда, сочетая мягкую манеру речи с жесткой переговорной позицией, С. Абэ принял активное участие в решении проблемы японцев, похищенных КНДР, и стал частым гостем в эфире по другим вопросам, где ему способствовала телегеничность. Так что вряд ли политик сильно колебался, когда ему предложили надеть огромную красную кепку водопроводчика Марио и «вылезти из трубы» на олимпийском стадионе Маракана в Рио-де-Жанейро для усиления – успешного, надо сказать – пиар-эффекта продвижения имиджа Японии.

REUTERS/Thomas Mukoya

Премьер-министр Японии на Шестой международной конференции по развитию Африки, Найроби, Кения, 28 августа 2016 г. (англ. Japan's Prime Minister Shinzo Abe addresses the Japan International Cooperation Agency (JICA) High Level Panel as part of the Sixth Tokyo International Conference on African Development (TICAD VI) in Kenya's capital Nairobi, August 28, 2016)

В том, что касается Олимпиады, особое значение для С. Абэ – как и в других аспектах его политики – имеет фактор семейного наследия. Токио выиграл право на проведение Игр 1964 г., когда премьер-министром был дед политика Нобусукэ Киси, названный самим С. Абэ в своей автобиографии примером для подражания. Тогда, в 1964 г. Игры стали для Японии одним из заключительных актов послевоенного примирении. В том же году страну приняли в Организацию экономического сотрудничества и развития, признав ее «промышленно-развитый» статус, одним из символов которого стал продемонстрированный гостям Игр поезд-пуля «синкансэн». Однако Н. Киси не удержался у власти до момента проведения самой Олимпиады. С. Абэ, при котором заявка Токио на ОИ-2020 была одобрена, тоже формально может не дотянуть на посту премьера до самих Игр, поскольку его срок пребывания у руля Либерально-демократической партии ограничен. Тем не менее, учитывая сохраняющуюся популярность политика и его правительства, а также усталость японцев от министерской чехарды второй половины 2000-х и начала 2010-х гг., в правящей партии начались неформальные обсуждения возможности обхода ограничений для продления полномочий С. Абэ. Задача не из простых, принимая во внимание традиционную фракционность японского политического сообщества и наличие сильных конкурентов премьера среди его соратников. Так что сверхспособности Марио премьеру пригодятся, как и в деле экономического оживления Японии, которому призвана способствовать Олимпиада-2020 за счет коммерческого и инфраструктурного стимула. Однако в случае решения этих проблем С. Абэ сможет побить послевоенный рекорд пребывания на посту главы правительства.

Активный график международных поездок, включая Рио-де-Жанейро и Найроби, является подспорьем для имиджа премьера. Помимо собственно медиа-эффекта речь идет о глобальном продвижении японского бизнеса, в том числе инфраструктурного. В Кении этот аспект выдвинулся на первый план. Впервые с 1993 г. Токийская международная конференция по развитию Африки прошла не в Токио, а на самом африканском континенте. И акцент на ней сместился с традиционной помощи развитию, в которой Япония давно стала одним из крупнейших доноров, на продвижение коммерческих японско-африканских проектов на континенте, который принято считать «последним гигантским рынком». С. Абэ озвучил намерение Японии привлечь в Африку финансы из государственного и частного сектора общей суммой 30 млрд долларов к концу 2018 г., в том числе в многостороннем партнерстве с Африканским банком развития. Из этих средств 10 млрд пойдут на инфраструктуру, включая энергетику, железнодорожный транспорт, морские порты и другие объекты. То есть той отрасли промышленности, в которой Япония долго доминировала, а в последние годы оказалась потесненной Китаем, Южной Кореей и другими экспортерами «железа».

Такая прагматичная конвертация поставок «hardware» в «soft power» представляется более успешной концепцией, чем менее требовательная «дипломатия чековой книжки» старого образца. Другое дело, что для серьезного ответа на этот вопрос потребуется методично измерять эффект японских инициатив среди общественного мнения стран-реципиентов «до» и «после», его влияние на двусторонние отношения и сравнение с японскими конкурентами. Очевидно, тем не менее, что со времен кампании «Cool Japan» японский подход к применению «мягкой силы» претерпел значительные изменения. Мягкость здесь все больше похожа на «шелковость» разнообразных проектов Шёлкового пути: за идейной и виртуальной мягкостью символической концепции стоят объекты из железобетона и других конструкционных материалов.