«Доктрина безумца» и риски ядерной эскалации

За последние без малого 80 лет ядерное оружие применялось лишь дважды: в Хиросиме и Нагасаки в заключительный период Второй мировой войны. С тех пор случилось несколько международных кризисов, угрожавших применением этого наиболее разрушительного вида оружия. Сейчас часто рассуждают о Карибском кризисе, однако существуют другие два кризиса, которые по своей логике, возможно, актуальнее в текущей ситуации. Это использование США образа «безумного» Никсона и специальное накаливание ситуации в 1969 г. с целью переломить ход переговоров с СССР по Вьетнаму, а также мобилизационные мероприятия НАТО в 1983 г.

В чем же причина того, что в первом случае советская сторона была спокойна, несмотря на провокации, а во втором восприняла рядовые (хоть и масштабные) учения как экзистенциальную угрозу? Можно выделить две основные причины. Во-первых, в 1969 г. были лучше развиты неформальные каналы связи между руководством государств, за счет которых удавалось избегать существенных недопониманий и «сверять часы» даже в условиях всеобъемлющего противостояния систем. Кроме того, возможно, дело в менее резкой антикоммунистической риторике Никсона по сравнению с Рейганом. Во-вторых, ситуация стала наиболее опасной, когда советское руководство начало думать, что США могут нанести эффективный первый удар после размещения ракет средней дальности в Европе. Именно поэтому развитие средств доставки ЯО может привести к крайне опасным ситуациям.

Из этих двух кризисов можно сделать несколько важных выводов. Во-первых, очевидно, что даже в условиях противостояния необходимо обсуждать широкий круг вопросов безопасности и продолжать неформальные контакты, которые сыграли большую роль в ядерных кризисах 1960-х гг. В противном случае возрастает риск инцидентов, которые могут привести к ядерной войне. Кроме того, неконтролируемое развертывание новых ракетных систем может привести к дестабилизации ситуации. В частности, деградация системы сокращения и контроля за вооружениями снижает осведомленность сторон о потенциале друг друга и может привести к тому, что одна из сторон может решить, что против нее готовится превентивный удар. Такие соглашения, как ДРСМД и Договор по открытому небу, особенно нужны не в периоды относительной стабильности, а в периоды, похожие на нынешнее беспрецедентное обострение отношений из-за кризиса вокруг Украины.

Если какой-то из аспектов эпохи холодной войны и стоит вернуть, так это серьезность обеих сторон и понимание того, что с оппонентами можно и нужно разговаривать и договариваться, особенно когда на кону стоит угроза ядерной войны, в которой уже не будет победителей. Стратегическое сдерживание с соблюдением общепринятых «красных линий» подарило миру 80 лет без мировых войн, а «доктрина безумца» дважды чуть не привела к ядерной войне, не дав никаких положительных результатов.

За последние без малого 80 лет ядерное оружие применялось лишь дважды: в Хиросиме и Нагасаки в заключительный период Второй мировой войны. С тех пор случилось несколько международных кризисов, угрожавших применением этого наиболее разрушительного вида оружия. Сейчас часто рассуждают о Карибском кризисе, однако существуют другие два кризиса, которые по своей логике, возможно, актуальнее в текущей ситуации. Прежде чем рассмотреть эти кризисы, необходимо кратко осветить историю ядерной доктрины США. Большое внимание уделяется двум «классическим» доктринам — массированного возмездия и гибкого реагирования.

Андрей Кортунов:
Семь отличий от Карибского кризиса

Первая доктрина появилась в начале 1950-х гг. и подразумевала массированный ядерный ответ на любое нападение со стороны СССР. Любой конфликт моментально эскалировал до полномасштабной ядерной войны, и эта доктрина стремилась обеспечить максимальную защиту США и ее союзников от СССР, который еще не обеспечил паритет с США в области ядерного оружия. Руководство США в тот период полагало, что оно способно нанести СССР критический ущерб, избежав получения сопоставимого ущерба в ответ [1].

Однако уже с начала 1960-х гг., вместе с массовым вводом в строй советских баллистических ракет, формируется доктрина гибкого реагирования, которая с некоторыми изменениями действует и сейчас. СССР также получил возможность нанести массированный ядерный удар по территории США [2], поэтому американское военно-политическое руководство стремилось избежать начала полномасштабной ядерной войны из-за регионального конфликта, связанного, например, со статусом Берлина. Гибкий ответ в этой ситуации означал ограниченное использование тактического ядерного оружия (theater nuclear weapons) для нанесения ударов по скоплениям вражеских войск, ключевым военным объектам и прочим тактическим целям. Предполагалось, что такая тактика не вызовет полномасштабного ядерного ответа со стороны СССР и позволит ограничить ядерную войну конкретным театром военных действий или регионом [3].

Безусловно, балансирование между этими двумя доктринами все еще лежит в основе ядерных доктрин не только США, но и большинства других ядерных держав. Однако существует и еще один подход, который несколько раз использовался в годы холодной войны и который может подойти для описания текущей ситуации конкуренции великих держав — так называемая «доктрина безумца» [4].

«Доктрина безумца» и Ричард Никсон

Согласно теории игр, ее можно описать как рациональную нерациональность. Впервые эта доктрина была сформулирована администрацией Ричарда Никсона в 1969 г., и ее главной задачей было создание среди иностранных лидеров и дипломатов образа Никсона как нестабильного, не в полной мере рационального человека, который способен ответить с непропорциональной силой, включая применение ядерного оружия, на действия оппонентов, которые вовсе не требуют такого ответа. Подобного образа было не сложно достичь за счет темперамента Никсона — с точки зрения президента и его советников (в число которых входил и Генри Киссинджер), оппоненты будут более осторожны в своих действиях, опасаясь спровоцировать «безумного» лидера на неоправданные шаги [5]. Кроме того, такое положение дел позволяло требовать большего на переговорах — представители Никсона могли настаивать на больших уступках, ссылаясь на определенную неадекватность своего руководителя и играя роль «хороших полицейских». Такой подход подразумевал фактически отказ от концепции общепризнанных «красных линий», не пересекая которые можно избежать эскалации. Лучшее практическое выражение этой доктрины — попытки администрации Никсона завершить Вьетнамскую войну на приемлемых условиях. По его мнению, усадить стремительно побеждающий Северный Вьетнам за стол переговоров могло две вещи: массированные бомбардировки и угроза применения ядерного оружия и начала ядерной войны, которые напугают СССР, который, в свою очередь, уговорит коммунистическое правительство Вьетнама сесть за стол переговоров [6].

Алексей Арбатов:
Украинский кризис и стратегическая стабильность

Так, в конце 1969 г. Никсон принял решения провести ряд мероприятий, которые должны были быть безошибочно восприняты в СССР как подготовка к ядерной войне. В отличие от обычных учений, мероприятия проводились в строжайшей тайне, об их замысле и масштабе знало всего несколько человек [7]. Они включали резкий рост количества разведывательных полетов вокруг СССР, прекращение учебных полетов стратегической авиации, ее приведение в состояние максимально возможной боеготовности, рассредоточение носителей ЯО, стремительный выход американских военных кораблей из портов и т.д. Для понимания масштабов — на постоянное боевое дежурство были поставлены 189 стратегических бомбардировщиков и 176 стратегических танкеров [8]. Была начата активная работа по дипломатическим каналам — например, Киссинджер встретился с советским послом Добрыниным и в беседе эмоционально посетовал на то, что Никсон очень сильно огорчен тем, что Москва не идет на переговоры, попросив при этом воспринимать эти слова как частный комментарий и не включать их в доклад Добрынина Кремлю [9].

Американское руководство продолжило расширять масштабы этой кампании, резко ограничив количество радиопереговоров, отозвав многих зарубежных работников и т.д. Через несколько недель кампания будто бы привела к нужному результату — Добрынин запросил срочную встречу с Никсоном. Перед встречей Киссинджер проинструктировал Никсона: «Задача встречи — заставить СССР быть обеспокоенным по поводу того, что мы можем сделать около 1 ноября, … скажи ему, что нас больше всего волнует поддержка Ханоя со стороны СССР» [10]. Никсон донес эти опасения Добрынину, и еще несколько недель руководство США продолжало ядерные маневры. Однако подобные действия становилось все сложнее скрывать от публики, их стоимость постоянна росла, а практический результат не был очевиден. Судя по данным разведки США, в СССР заметили эти шаги, но не стали воспринимать их всерьез [11]. Вполне вероятно, в СССР не верили в образ «безумного Никсона», готового в любой момент начать ядерную войну, которая не была ни в чьих интересах.

В итоге в речи 3 ноября 1969 г. президент США заявил о постепенной «вьетнамизации» войны, то есть переносе основного бремени войны на плечи армии Южного Вьетнама. Он также заявил о необходимости поиска политического решения [12]. Другими словами, вместо тактики неочевидных ядерных угроз в отношении СССР была выбрана тактика разрядки напряжения за счет подписания договоров о сокращении вооружений, регулирования противоракетной обороны и других мер по развитию сотрудничества [13]. В итоге Ричард Никсон вошел в историю как архитектор разрядки, который на несколько лет снизил шансы эскалации ядерной войны и отчасти заложил архитектуру договоров о сокращении вооружений, которая действует до сих пор.

В конце 1960-х гг. руководство СССР было уверено в рациональности американского руководства и не восприняло всерьез беспочвенные ядерные приготовления администрации Никсона.

Опытный Лучник

Елена Карнаухова:
Чему нас учат уроки Карибского кризиса?

В начале 1980-х гг. ситуация была другой и чуть не привела к ядерной войне. Президентом стал Рональд Рейган, известный своей антикоммунистической риторикой, поддержкой наращивания американской военной мощи и усиления противоракетной обороны. В условиях нарастающей напряженности и ястребиной риторики американского президента советское руководство все более опасалось внезапного удара со стороны США. Они получили такую возможность после размещения ракет средней дальности «Першинг-2» в Европе с подлетным временем менее пятнадцати минут до Москвы, а также после ввода в строй новых, значительно более точных баллистических ракет, размещенных на подводных лодках.

Для обнаружения подготовки к возможному нападению разведслужбами СССР была инициирована программа РАЯН (ракетно-ядерное нападение). Опасения советского руководства начали оправдываться в ходе учений НАТО Able Archer в 1983 г. Страны НАТО предприняли ряд шагов, которые были интерпретированы руководством СССР как подготовка к ядерному нападению: скрытная переброска сил в Европу, массированные учения вооруженных сил стран НАТО, отработка перехода до наивысшего уровня боевой готовности и другие действия, которые могли вызвать тревогу в советском руководстве. Советская сторона начала повышать готовность ВВС, снаряжать самолеты ГСВГ ядерным оружием и т.д. [14]

Как стало известно из рассекреченного доклада президентского совета по внешней разведке 1990 г., американское руководство не знало о том, что руководство СССР опасалось ядерного нападения в тот период [15]. Система «периметр», которая позволяла запустить ядерные ракеты даже после обезглавливающего удара, была принята на вооружение только в 1985 г. В условиях технической возможности такого удара любой инцидент или неправильно интерпретированный шаг США мог спровоцировать СССР на нанесение превентивного удара. Эта точка зрения подтверждается и в докладе американской разведки, которая сочла стратегической ошибкой тот факт, что руководство США не заметило опасения СССР и провело столь двусмысленные учения. В докладе было предложено полностью переработать механизм организации учений сил стратегического сдерживания США [16].

Уроки двух кризисов

Из этого примера становится ясно, что двусмысленные интерпретации учений, не говоря уже о целенаправленном симулировании действий, похожих на те, которые предшествуют нанесению ядерного удара, могут очень легко поставить мир на порог ядерной войны. Подобное может произойти и в рамках более конвенциональных ядерных доктрин, но, если стороны не уверены в рациональности действий друг друга, то вероятность эскалации существенно возрастет.

Алексей Громыко:
Карибский кризис 2.0? Ядерный фактор в прокси-войнах

Почему же в 1969 г. советская сторона была спокойна, несмотря на провокации, а в 1983 г. восприняла рядовые (хоть и масштабные) учения как экзистенциальную угрозу? Можно выделить две основные причины. Во-первых, в 1969 г. были лучше развиты неформальные каналы связи между руководством государств. За счет таких контактов удавалось избегать существенных недопониманий и «сверять часы» даже в условиях всеобъемлющего противостояния систем. Кроме того, в отличие от Рейгана, Никсон не называл СССР «империей зла» и не говорил, что «последняя страница истории коммунизма пишется сейчас». Вполне вероятно, что на пике антикоммунизма Рейгана часть советского руководства верила в его нерациональную ненависть к СССР.

Во-вторых, ситуация стала наиболее опасной, когда советское руководство начало думать, что США могут нанести эффективный первый удар после размещения ракет средней дальности в Европе. Именно поэтому развитие средств доставки ЯО может привести к крайне опасным ситуациям. Сейчас, в условиях развития гиперзвукового оружия, одна из сторон может посчитать, что у нее нет иного выбора, как начать полномасштабную войну, опасаясь удара более технологически продвинутого соперника.

Из этих двух кризисов можно сделать несколько важных выводов. Во-первых, очевидно, что даже в условиях противостояния необходимо обсуждать широкий круг вопросов безопасности и продолжать неформальные контакты, которые, как уже было упомянуто выше, сыграли большую роль в ядерных кризисах 1960-х гг. В противном случае возрастает риск инцидентов, которые могут привести к ядерной войне.

Кроме того, неконтролируемое развертывание новых ракетных систем может привести к дестабилизации ситуации. В частности, деградация системы сокращения и контроля за вооружениями снижает осведомленность сторон о потенциале друг друга и может привести к тому, что одна из сторон может решить, что против нее готовится превентивный удар. Такие соглашения, как ДРСМД и Договор по открытому небу, особенно нужны не в периоды относительной стабильности, а в периоды, похожие на нынешнее беспрецедентное обострение отношений из-за кризиса вокруг Украины.

Сейчас многие говорят о возврате холодной войны, рассуждая о разделении мира на противостоящие друг другу блоки. Если какой-то из аспектов той эпохи и стоит вернуть, так это серьезность обеих сторон и понимание того, что с оппонентами можно и нужно разговаривать и договариваться, особенно когда на кону стоит угроза ядерной войны, в которой уже не будет победителей. Стратегическое сдерживание с соблюдением общепринятых «красных линий» подарило миру 80 лет без мировых войн, а «доктрина безумца» дважды чуть не привела к ядерной войне, не дав никаких положительных результатов.

1. Gavin F. Nuclear Statecraft: History and Strategy in America's Atomic Age. Ithaca, 2015. Pp. 14–18.

2. Ibid. Pp. 30–32.

3. Ibid. P. 36.

4. Burr W., Kimball J. P. Nixon’s Nuclear Specter. The Secret Alert of 1969, Madman Diplomacy, and the Vietnam War. Lawrence, 2015. P. 50.

5. Ibid. P. 108.

6. Ibid. Pp. 110–114.

7. Ibid. P. 280.

8. Ibid. Pp. 292–293.

9. Ibid. P. 288.

10. Ibid. Pp. 292–293.

11. Ibid. P. 306.

12. Ibid. Pp. 313–316.

13. Ibid. P. 333.

14. The soviet “War Scare” President's Foreign Intelligence Advisory Board report February 15, 1990, Washington, DC. Pp. 70–74.

15. Idid. P. 6.

16. Ibid P. 92.