Какими должны быть российские фабрики мысли?

Первый и основной вопрос: нужна ли наша деятельность аналитических центров в принципе и в текущей ситуации? Есть вопросы, проблемы, задачи, которые требуют своих решений. Мы занимаемся вопросами глобальной безопасности, каждый из которых имеет прямое отношение к жизни и благополучию отдельных людей и страны. У нас есть потенциал, знания, партнеры, с которыми мы можем решать эти вопросы. Второе — при всех сложностях возможности для работы есть, просто они меняются, их надо использовать. Третье — хорошо, когда все хорошо, но нужно вести конструктивную работу, нацеленную на улучшение отношений тогда, когда их нет между странами.

Какими должны быть российские фабрики мысли? Если кратко — они должны быть. Россия — великая и демократическая страна, глобальный игрок. Фабрики мысли — это не только черта, это условие развития такого общества; если у нас их нет или не будет (в любом формате), или их возможности будут существенно ограничены, у нас просто будет другая страна — невеликая и недемократическая. Они должны быть такими, какими хотят их видеть создатели и, если проект претендует на окупаемость, то и потребители.

В целом фабрики мысли нужны как центральный элемент, вокруг которого создана инфраструктура, рынок экспертизы и просвещения. Фабрики мысли должны быть такими, которые обеспечивали бы воспроизводство экспертизы, ее качество и доступность. Это инфраструктура, которой могут пользоваться как эксперты, так и те, кому экспертиза нужна.

Мои тезисы строятся на базе моей работы и тех наблюдений, которые я делаю для того, чтобы определить и свое место, и место организации, в которой работаю, в нашей среде.

Время первых. ПИР-Центр и тенденции развития фабрик мысли

Городской завтрак РСМД «Какими должны быть российские фабрики мысли?»

ПИР-Центр был основан 25 лет назад Владимиром Орловым и его товарищами с участием и при поддержке опытных дипломатов и ученых. История создания центра сама по себе интересна. В начале 1990-х гг. оказалось, что в нашей ядерной стране с огромным количеством людей, занятых в атомном комплексе, стране с сильной дипломатической и академической школами, с общественными движениями, которые, правда, к тому моменту были отстранены от дел, ниша экспертного, информационного центра в сфере ядерного нераспространения оказалась не только не занята, но и востребована. ПИР-Центр создавался журналистами вокруг журнала, но при весьма существенном участии молодых ученых, преподавателей и дипломатов.

К тому моменту, когда я появился в центре, сложился целый ряд его особенностей, которые, по-моему, делали и делают ПИР-Центр привлекательным и своевременным. Часть из них формировалась целенаправленно, но большая часть сложилась в силу особенностей людей, которые развивали центр — это были яркие талантливые, при этом грамотные, подготовленные профессионалы, которым, очевидно, было тесно в рамках какого-то одного профиля: журналиста, преподавателя, дипломата, ученого. Кроме того, эти люди не были заложниками каких-то форматов — они сами создавали их.

Особенности становления ПИР-Центра отражают тенденции развития фабрик мысли в целом. Во-первых, это многофункциональный центр. Он начинался вокруг журнала, но достаточно быстро его деятельность диверсифицировалась — здесь и научные, экспертные программы, и информационные, издательские и образовательные.

Вторая особенность — собственная экспертиза и новые темы. Это центр, имеющий собственную экспертизу: нераспространение, информационная безопасность и кибербезопасность, сейчас новые технологии; но при этом он обладает возможностями для работы с разными темами через журнал, школу и другие проекты. Третье — это площадка для междисциплинарного, межпрофессионального взаимодействия. ПИР-Центр объединяет представителей разных сообществ. И 25 лет назад, и сейчас нужны переводчики с технического языка на политический, правовой и наоборот. Здесь встречаются и объединяются для решения конкретных вопросов ученые, журналисты, дипломаты, военные, технические специалисты. Это позволяет участникам дискуссии выйти за пределы своей сферы и найти не только интересные, но и реалистичные решения.

Четвертая особенность заключается в готовности работать с экспертами из разных институтов. Основу штата сотрудников составляют координаторы проектов, нет задачи обеспечить работой многочисленных штатных научных сотрудников. Мы свободны в привлечении тех экспертов, которые нам нужны.

Еще один важный аспект — центр создавался молодыми людьми с привлечением очень опытных экспертов, а также молодых и очень мотивированных студентов. Наши старшие коллеги начали работу в МИД и научных институтах в послевоенные годы, молодые сотрудники учатся в университетах сегодня.

Антон Цветов:
Фабрики мысли в поисках смысла

Другая особенность — существование разных взглядов, отсутствие единой позиции, важность профессионального аргументированного подхода. Занимаясь международными политическими исследованиями, центр оставался и остается вне политики, не занимает какую-либо политическую позицию. И не только потому, что НКО не могут заниматься политической деятельностью, а потому, что у здесь работают люди с разными взглядами. Не существует такого понятия как «позиция ПИР-Центра» — ее не собрать, учитывая все разнообразие взглядов.

Наконец, следует отметить, что в ПИР-Центре бюрократия находится на том уровне, на котором она должна быть для управляемости и соблюдения законов. Центр сам себе хозяин, поскольку является организацией независимой и самостоятельной.

2007–2012 гг. — время поиска новых путей для развития российско-американских отношений; не без проблем, не без скепсиса, тем не менее поиск того, что должно было перевести отношения в сфере безопасности на другой, более высокий, уровень. Это и время поиска путей решения иранской ядерной проблемы, формирования взглядов на информационную безопасность и пр. А с точки зрения НПО, это время, когда государство занялось этим вопросом в позитивном смысле. В МИД взаимодействие с НПО стало не только формальным вопросом или установкой министра, но прежде всего возможностью для тех дипломатов, которые видели пользу во взаимодействии с НПО. Мы знали, что мы делаем, для чего делаем и что всеми это приветствуется и в России, и за рубежом.

2014–2015 гг. — это время поляризации экспертного сообщества, изменения международной обстановки, сокращения возможностей для проведения отдельных форматов, таких как полуторная дорожка. И на этом моменте нам пришлось не только прочитать внимательнее закон об НКО, но и ответить на важные вопросы.

Для чего?

Первый и основной вопрос: нужна ли наша деятельность в принципе и в текущей ситуации? Размышления были, но много времени на них не ушло.

Первое — есть вопросы, проблемы, задачи, которые требуют своих решений. Мы занимаемся вопросами глобальной безопасности, каждый из которых имеет прямое отношение к жизни и благополучию отдельных людей и страны. У нас есть потенциал, знания, партнеры, с которыми мы можем решать эти вопросы. Второе — при всех сложностях возможности для работы есть, просто они меняются, их надо использовать. Третье — хорошо, когда все хорошо, но нужно вести конструктивную работу, нацеленную на улучшение отношений тогда, когда их нет между странами.

Следующий вопрос — какими должны быть российские фабрики мысли?

Если кратко — они должны быть. Россия — великая и демократическая страна, глобальный игрок. Фабрики мысли — это не только черта, это условие развития такого общества; если у нас их нет или не будет (в любом формате), или их возможности будут существенно ограничены, у нас просто будет другая страна — невеликая и недемократическая.

Какими они должны быть? Какими угодно — такими, какими хотят их видеть создатели и, если проект претендует на окупаемость, то и потребители.

Кэмерон Мантер:
Фабрики мысли решают задачи, недоступные правительствам

Что дают или должны давать обществу фабрики мысли? Понятно, что это идеи, рекомендации, предложения, образование и пр. Но для чего?

Во-первых, для грамотности решений. Конечно, это решения руководителей, но не только. Мир сложный, простых ответов не существует, но если они и есть, то их простота — результат большой работы. Мы еще не здесь, но мы к этому идем. Если нам нужно общество, готовое к восприятию сложных вопросов и к их адекватному решению, тем более в условиях огромных возможностей для манипуляций, нужны фабрики мысли.

Например, на мой взгляд, благодаря работе всего нашего экспертного сообщества и журналистов, которые с этим сообществом взаимодействуют, уровень освещения и обсуждения проблем нераспространения, контроля над вооружениями достаточно высок — точно выше, чем он мог бы быть.

Вторая задача фабрик мысли — обеспечение качества экспертизы, определение стандарта, способного отфильтровать некачественную работу

Третье — воспроизводство экспертизы, устойчивость и преемственность знания. Не должно возникать ситуаций, когда один эксперт ушел на пенсию, а больше заниматься важнейшей темой некому.

Четвертое — возможность реализовывать большие проекты (в том числе образовательные), исследования. Важна устойчивость работы.

Пятое — экспертная дипломатия. Главная функция дипломатии — это взаимодействие. Но в отличие от государственной дипломатии, эксперты не представляют государства, не выходят с позициями государства, а выходят с глубоким знанием позиций, контекста, возможностей государств, с которыми они так или иначе связаны глубже, чем другие участники проекта. Да, эксперты могут быть интерпретаторами заявлений МИД, но речь идет не просто о пересказе другими словами, а об объяснении, которое и открывает путь поиску взаимоприемлемых решений.

Вопрос о том, должны ли фабрики мысли способствовать налаживанию отношений между государствами. Я не думаю, что это их непременная обязанность. Это выбор. Я исхожу из того, что мы в ПИР-Центре должны продвигать конструктивную повестку, искать пути гармонизации национальных интересов и глобальных вызовов. Определения того, что есть «конфликтная нормальность», и констатации того, что с ней надо жить, недостаточно.

Отношения эксперта и института. Рынок экспертизы — рынок футбольных игроков. Аналогии и будущее

«Отцы и дети» в академической среде. Библионочь 2018 с участием Антона Цветова и Ольги Брейнингер

В целом фабрики мысли нужны как центральный элемент, вокруг которого создана инфраструктура, рынок экспертизы и просвещения. Фабрики мысли должны быть такими, которые обеспечивали бы воспроизводство экспертизы, ее качество и доступность. Это инфраструктура, которой могут пользоваться как эксперты, так и те, кому экспертиза нужна.

Меняются отношения эксперта и экспертного института. Их все сложнее строить в рамках традиционных схем организаций. Это касается и лекторов университетов. В одном университете при организации образовательной программы мы столкнулись с такой сложностью/установкой — научным руководителем магистерской диссертации может быть только сотрудник этого университета. Мы знаем, что за пределами университета есть другой эксперт, больше подходящий на роль научного руководителя по данной теме, но не можем работать с ним, потому что он не штатный сотрудник. Проигрывают все — и университет, и его сотрудник, которому навязывают студента, и студент, и качество работы. А ведь это не единичный случай.

Случаются ситуации, когда востребованные эксперты берут на себя слишком много обязательств и не успевают выполнять. С одной стороны, свобода эксперта — это хорошо, но с другой, если она не ограничена ответственностью, под угрозу попадает любая нормальная конструктивная деятельность, любой диалог. Институты не должны ограничивать свободу эксперта, да и сделать это весьма сложно. Где-то институты начинают проигрывать отдельным экспертам, но это не значит, что надо отказываться от первых; это означает, что надо менять среду.

Эксперт — это творческая профессия, и мне кажется, что рынок экспертизы со временем станет напоминать рынок людей творческих профессий и спортсменов. Я бы провел аналогии с рынком футбольных игроков или оперных певцов. Игроки, актеры, режиссеры — самые «дорогие» люди на соответствующих рынках, но футболист, даже самый выдающийся, без команды, без чемпионата не будет в состоянии решать свои задачи. Если он силен и обладает педагогическими навыками, он может сам стать тренером, президентом клуба, даже создать клуб. То же можно сказать и об оперных певцах. И те вопросы, которые задаются в фабриках мысли, задаются и в клубах: выращивать ли собственных игроков, начиная с ДЮСШ или купить; взять в аренду выдающегося игрока к себе в команду или повысить мотивацию и уровень своих игроков; сколько должно быть отечественных игроков, чтобы в целом мы были конкурентоспособны, сколько легионеров; нужна ли собственная инфраструктура или можно пользоваться общей.

Думаю, мы придем к тому, что у нас сложится такой рынок и такие правила – как формальные, так и не формальные, — которые, с одной стороны, обеспечат свободу эксперта, а с другой — способность экспертных центров реализовывать долгосрочные проекты.