Глобализация — топливо для эпидемии. В XIV в. корабли генуэзских купцов принесли в Европу вирус чумы, который получил название «Черная смерть». В начале XX в. возвратившиеся с полей Первой мировой войны войска распространили вирус испанского гриппа по Европе и США. Вирус SARS, появившийся в Китае в 2002 г., был назван первым пост-Вестфальским вирусом, и он менее чем за год привел к заражению людей в 28 странах. COVID-19 многим кажется одновременно порождением и могильщиком глобализации — вирус, который распространился по всему миру на самолетах и круизных лайнерах, сегодня приводит к остановке авиасообщения и закрытию границ.
Однако история эпидемий предсказывает глобализации намного более оптимистичное будущее. В ответ на эпидемии мир часто совершал переход в более эффективное и еще более глобальное равновесие. Происходило одновременное углубление международной кооперации и пересмотр тех частей мирового порядка, которые уже стали неэффективными. Эпидемия дает шанс тем странам и международным организациям, которые имеют высокий потенциал для развития и чей рост останавливали ригидные правила международного истеблишмента.
Исторически эпидемии приводили не к снижению, а к росту глобализации. При этом происходил переход к новому равновесию — роль ставших неэффективными лидеров прошлого порядка снижалась, а на первый план выходили быстро развивающиеся города и страны, чей рост ранее ограничивался негибкими правилами. Также изменялись правила международной кооперации — последние эпидемии одновременно увеличили роль ВОЗ и показали неэффективность и даже вред части базовых реформ МВФ. В ближайшем будущем мы, вероятно, также заметим появление новых стандартов глобального здравоохранения, рост роли развивающихся стран и торговых путей и, возможно, снижение значения прошлых лидеров глобализации.
Глобализация — топливо для эпидемии. В XIV в. корабли генуэзских купцов принесли в Европу вирус чумы, который получил название «Черная смерть». В начале XX в. возвратившиеся с полей Первой мировой войны войска распространили вирус испанского гриппа по Европе и США. Вирус SARS, появившийся в Китае в 2002 г., был назван первым пост-Вестфальским вирусом [1], и он менее чем за год привел к заражению людей в 28 странах. COVID-19 многим кажется одновременно порождением и могильщиком глобализации — вирус, который распространился по всему миру на самолетах и круизных лайнерах, сегодня приводит к остановке авиасообщения и закрытию границ.
Однако история эпидемий предсказывает глобализации намного более оптимистичное будущее. В ответ на эпидемии мир часто совершал переход в более эффективное и еще более глобальное равновесие. Происходило одновременное углубление международной кооперации и пересмотр тех частей мирового порядка, которые уже стали неэффективными. Эпидемия дает шанс тем странам и международным организациям, которые имеют высокий потенциал для развития и чей рост останавливали ригидные правила международного истеблишмента.
Города и страны, активно вовлеченные в мировую торговлю, исторически быстрее восстановись от эпидемий. В недавнем исследовании долгосрочного эффекта «Черной смерти» Джедваб Джонсон и Койама пишут, что самый быстрый рост населения после эпидемии наблюдался в городах, расположенных на Атлантическом побережье и побережьях Балтийского и Северного морей [2]. Меньший, но также положительный эффект заметен в городах, расположенных около рек и на побережье Средиземного моря. Важно, что самый быстрый рост происходил в городах, которые уже достигли значительного размера населения к 1300 году. В долгосрочном периоде от эпидемии выиграли уже достаточно развитые города, чей рост тормозили неэффективные торговые пути и правила прошлого равновесия.
По данным Джедваба Джонсона и Койамы наибольший рост после эпидемии наблюдался в городах Ганзейского союза. С 1300 по 1600 гг. города союза, расположенные в Северной и Центральной Европе, восстанавливались от смертности во время чумы на 64% быстрее, чем другие города. Рост Ганзейского союза был вызван развитием новых торговых путей с севера на юг и экспортом зерна из Польши и стран Балтики в Западную Европу.
Эпидемия чумы привела не просто к росту торговых городов, но к реконфигурации мировой торговли с юга Европы на север и переходу от торговли, основанной на сети дорог Римской империи, к более эффективной морской торговле. Произошло изменение паттернов глобализации. Некоторые большие торговые города не восстановились от шока, а другие, которые считались неразвитыми, стали лидерами. Например, в Монпелье, который был четвертым по размерам городом во Франции в 1300 г., население восстановилось только к 1850 г. Напротив, население Гамбурга выросло с 8 тыс. человек (1300 г.) до 22 тыс. человек (1400 г.) при 58% смертности во время эпидемии.
Современные эпидемии также приводили к развитию международной кооперации и изменениям устаревших правил. Эпидемии Эболы в 2013 г. и SARS в 2003 г. вызвали критику международных организаций со стороны медицинского сообщества. Недостаток информации и неэффективное распределение ресурсов между странами привели к проектам по расширению полномочий Всемирной Организации Здравоохранения и включению проблемы здравоохранения в задачи международной безопасности и экономического развития.
Так, низкое качество информации со стороны Китая и слабая кооперация во время эпидемии SARS привели к изменению Международных медико-санитарных правил — международного договора, который включает всех членов ВОЗ.
В новые правила было включено: 1) обязательство всех стран информировать ВОЗ об угрозе эпидемии и предоставлять всю информацию о развитии ситуации; 2) обязательство всех стран гарантировать базовый уровень защиты от эпидемий (например, подготовить национальный план реагирования на эпидемию гриппа); 3) право ВОЗ предоставлять рекомендации по мерам борьбы с эпидемией для стран с открытым очагом эпидемии, третьих стран и транспортных операторов.
После эпидемии Эболы медицинское сообщество выступало за увеличение роли ВОЗ и повышение инвестиций в международную координацию. В журнале Lancet была опубликована статья «Эбола: кризис глобального лидерства», в которой призывалось увеличить бюджет ВОЗ и формализовать статус ВОЗ как глобального лидера в здравоохранении [3]. Также была собрана панель экспертов Гарвардского института международного здоровья и лондонской школы гигиены и тропической медицины с целью разработать рекомендации по развитию ВОЗ. Все рекомендации экспертов, опубликованные в журнале Lancet, были направлены на увеличение глобальной кооперации [4].
В частности, предлагалось: 1) инвестировать в создание систем защиты от эпидемий в бедных странах; 2) создать комитет глобального здоровья в рамках Совета Безопасности ООН; 3) создать на базе ВОЗ центр по борьбе с эпидемиями с отдельным бюджетом и независимым советом директоров; 4) создать мировой фонд для инвестиций в разработку вакцин и защиты от эпидемий.
Также эпидемия Эболы повлекла за собой критику политики МВФ [5]. Программы структурных реформ и макроэкономической стабильности, которые МВФ внедрял в Либерии, Сьерра-Леоне и Гвинее, значительно ограничивали государственные расходы стран. На расходы на здравоохранение, включая повышение оплаты врачей и закупки оборудования, ограничения ставились в первую очередь. В результате происходила миграция профессионального медицинского персонала из Западной Африки — так 40% врачей из Либерии в итоге начали работать в США. Разрушение национальной системы здравоохранения во всех трех странах, в которых началась эпидемия Эболы, привело к позднему распознаванию вируса и неэффективной борьбе с ним.
В целом, после каждой эпидемии медицинское сообщество призывало к увеличению взаимодействия на международном уровне. В статье «Global health governance – the next political revolution» Кикбуш и Редди отмечают, что большинство эпидемий становились драйверами увеличения международной кооперации: после эпидемии ВИЧ была создана новая организация внутри ООН UNAIDS; после SARS изменились международные правила здравоохранения; эпидемия гриппа H5N1 привела к созданию Pandemic influenza preparedness framework [6]. Все предложенные изменения были направлены на расширение фокуса ВОЗ и включение здравоохранения в повестку других международных институтов.
Изменение и повышение экономической кооперации может понадобиться и в связи с долгосрочными экономическими последствиями эпидемий. У детей, родившихся во время эпидемии в среднем ниже уровень дохода и человеческого капитала. Так в исследовании эффекта «испанки» в США было выявлено, что дети матерей болевших «испанкой» на 16% реже заканчивали школу, на 20% чаще имели инвалидность, а их зарплаты были на 5–6% ниже, чем у детей родившихся до или после эпидемии [7].
Карлсон, Нильсон и Пихлер отмечают, что в Швеции «испанка» снизила доходы от капитала и повысила уровень бедности [8]. Так в регионах с высокой смертностью бедность выросла на 11% больше, а доходы от капитала упали на 5% больше, чем в регионах с низкой смертностью. При этом авторы не находят никакого положительного эффекта на средний доход населения. Это вызвано тем, что изменилась структура рынка труда — на освободившиеся из-за высокой смертности места нанимали детей и вдов, которые ранее не работали в этой сфере. Новые работники были значительно менее эффективными и получали меньшие зарплаты.
При быстром восстановлении и даже росте экономики в целом, многие социальные группы испытывают долгосрочные негативные последствия от эпидемии — от падения уровня доходов до хронических проблем со здоровьем. Также эпидемия приводит к постоянному снижению социального статуса некоторых групп. Поддержка данных групп и восстановление стран наиболее пострадавших от эпидемии — задачи, которые требуют международных инвестиций и повышения координации международных институтов экономического развития.
Исторически эпидемии приводили не к снижению, а к росту глобализации. При этом происходил переход к новому равновесию — роль ставших неэффективными лидеров прошлого порядка снижалась, а на первый план выходили быстро развивающиеся города и страны, чей рост ранее ограничивался негибкими правилами. Также изменялись правила международной кооперации — последние эпидемии одновременно увеличили роль ВОЗ и показали неэффективность и даже вред части базовых реформ МВФ. В ближайшем будущем мы, вероятно, также заметим появление новых стандартов глобального здравоохранения, рост роли развивающихся стран и торговых путей и, возможно, снижение значения прошлых лидеров глобализации.
1. Fidler, David P. "SARS: political pathology of the first post-Westphalian pathogen." The Journal of Law, Medicine & Ethics 31.4 (2003): 485-505.
2. Jedwab, Remi, Noel D. Johnson, and Mark Koyama. "Bones, bacteria and break points: the heterogeneous spatial effects of the Black Death and long-run growth." (2016). Working Paper.
3. Gostin, Lawrence O., and Eric A. Friedman. "Ebola: a crisis in global health leadership." The Lancet 384.9951 (2014): 1323-1325.
4. Moon, Suerie, et al. "Will Ebola change the game? Ten essential reforms before the next pandemic. The report of the Harvard-LSHTM Independent Panel on the Global Response to Ebola." The Lancet 386.10009 (2015): 2204-2221.
5. van de Pas, Remco, and Sara van Belle. "Ebola, the epidemic that should never have happened." Global Affairs 1.1 (2015): 95-100.
6. Kickbusch, Ilona, and K. Srikanth Reddy. "Global health governance–the next political revolution." Public Health 129.7 (2015): 838-842.
7. Almond, Douglas. "Is the 1918 influenza pandemic over? Long-term effects of in utero influenza exposure in the post-1940 US population." Journal of political Economy 114.4 (2006): 672-712.
8. Karlsson, Martin, Therese Nilsson, and Stefan Pichler. "The impact of the 1918 Spanish flu epidemic on economic performance in Sweden: An investigation into the consequences of an extraordinary mortality shock." Journal of health economics 36 (2014): 1-19.