Политика России в сфере ВТС. Китай

В настоящее время закупки российских вооружений рассматриваются рядом стран, прежде всего Вьетнамом, Индонезией, Мьянмой, Бангладеш, как возможность обеспечения паритета с соседними государствами в высокотехнологичных вооружениях, а в отношении Китая — и в контексте численного доминирования НОАК. При этом вероятность зависимости от США в сфере закупок вооружений нивелируется, тем более при существующих прецедентах применения Вашингтоном против отдельных стран санкций на поставки вооружений и запчастей. Для России расширение двусторонних отношений в ЮВА и АТР позволяет проводить более диверсифицированную и сбалансированную политику в регионе, при этом максимально дистанцируясь от существующих территориальных споров. По оценке директора по международному сотрудничеству госкорпорации «Ростех» Виктора Кладова, на страны Юго-Восточной Азии приходятся около 45% портфеля заказов российского ОПК, что коррелирует с ролью региона как ведущей геополитической площадки на обозримое будущее.    

ВТС с Китаем в последние годы получило новый импульс и вновь, как и в 1990-х — начале 2000-х гг., занимает ведущую позицию в российском оборонном экспорте. При этом кооперация между странами в сфере ВТС демонстрирует ее переход на качественно иной уровень, отражающий выстраивание нового формата геополитического партнерства Москвы и Пекина по глобальным международным проблемам.

В настоящее время Азиатско-Тихоокеанский регион и примыкающие к нему территории Юго-Восточной и Южной Азии стали ведущей ареной мирового геополитического соперничества, сосредоточив в себе национальные интересы ведущих государств мира. Геополитическое и геостратегическое значения макрорегиона определяются экономическим и военным потенциалами, избыточными трудовыми ресурсами расположенных здесь государств, а также прохождением крупнейших транспортных путей и грузопотоков. Глобальный характер геополитического соперничества в регионе определяется пересечением интересов крупнейших стран мира — США, России, Китая, Японии, а также Индии.

Помимо приобретающего все более острый и масштабный характер геополитического противоборства между Китаем и США, регион издавна характеризуется наличием конфликтов интересов и геополитического соперничества в связках Китай — Индия, Индия — Пакистан, Китай — Япония, Китай — Вьетнам, КНДР — Южная Корея, Индонезия — Малайзия и пр. Как следствие, между государствами региона возникло немалое количество территориальных споров, наиболее масштабными и острыми из которых являются многосторонние конфликты интересов вокруг архипелага Спратли, Парасельских островов и пр.

Артур Хетагуров:
Геополитические аспекты политики РФ в сфере военно-технического сотрудничества

Ввиду растущей военно-экономической мощи Китая, периодически провоцирующего инциденты с сопредельными государствами в спорных районах Южно-Китайского моря, и все более очевидной ставки США на силовое обеспечение геополитического присутствия в АТР и ЮВА, крупнейшие страны региона также предпринимают усилия на опережающее развитие своего оборонного потенциала. Демонстрируемый рост потенциала и компетенций военно-промышленного комплекса ведущих государств региона позволяет им не только воспроизводить большинство закупаемых систем вооружений, но и модернизировать их.

Если для государств-союзников США (Японии, Южной Кореи) выбор геополитического вектора, в т.ч. в сфере военно-технического сотрудничества, очевиден, то другие значимые игроки в регионе стремятся максимально диверсифицировать как внешнеполитические ориентиры, так и закупки вооружений. В имеющейся геостратегической конъюнктуре именно Россия все чаще воспринимается государствами региона, не желающими излишне втягиваться в водоворот американо-китайского противоборства, как наиболее приемлемый партнер. Россия видится игроком, проводящим политику выстраивания многовекторного партнерства, не ставящим категоричных условий в сфере военно-технического взаимодействия и перспектива сотрудничества с которым связана с наименьшими рисками.

В настоящее время закупки российских вооружений рассматриваются рядом стран, прежде всего Вьетнамом, Индонезией, Мьянмой, Бангладеш, как возможность обеспечения паритета с соседними государствами в высокотехнологичных вооружениях, а в отношении Китая — и в контексте численного доминирования НОАК. При этом вероятность зависимости от США в сфере закупок вооружений нивелируется, тем более при существующих прецедентах применения Вашингтоном против отдельных стран санкций на поставки вооружений и запчастей. Для России расширение двусторонних отношений в ЮВА и АТР позволяет проводить более диверсифицированную и сбалансированную политику в регионе, при этом максимально дистанцируясь от существующих территориальных споров. По оценке директора по международному сотрудничеству госкорпорации «Ростех» Виктора Кладова, на страны Юго-Восточной Азии приходятся около 45% портфеля заказов российского ОПК, что коррелирует с ролью региона как ведущей геополитической площадки на обозримое будущее.    

Для России ключевыми партнерами в регионе, безусловно, являются Китай и Индия. От характера развития двусторонних отношений с этими странами в определенной степени зависит вектор выстраивания ее внешней политики в регионе. При этом имеющиеся и формирующиеся внешнеэкономические и военно-технические связи с традиционными и новыми региональными партнерами позволяют России обеспечивать паритет отношений в условиях несовместимых национальных интересов в регионе.

В контексте военно-технического сотрудничества с Индией и Китаем, по настоящее время остающимся крупнейшими клиентами, Россия предсказуемо вынуждено балансировала на давнем геополитическом и геостратегическом соперничестве двух стран. Несмотря на формально более близкие (почти союзнические) связи с Индией, уходящие корнями в советско-индийские отношения, и лишь начавшие налаживаться с начала 1990-х гг. партнерские отношения с Китаем, для России главным фактором в оружейных сделках был коммерческий интерес. Единственным отличием, ввиду очевидных геостратегических рисков, был более низкий технический/технологический уровень поставляемой Китаю номенклатуры ВВТ.

Первоначально геополитическая составляющая в российском ВТС с Китаем и Индией была обусловлена тремя важнейшими факторами. К ним можно отнести специфику двусторонних взаимоотношений в контексте региональной безопасности, геополитический масштаб и «вес» этих стран, которые ни для кого в мире не представлялись удобным объектом воздействия, а также объективную зависимость в 1990-х и начале 2000-х гг. российского ВПК от экспортных заказов.

При этом приоритизации ВТС с обеими странами продолжают препятствовать устойчивые геополитические риски. В случае с Индией это отчетливо демонстрируемая национальная политика диверсификации закупок как следствие втягивания Дели в предлагаемую США роль стратегического партнера. В отношении Китая превалируют риски геостратегического и технологического характера в части опережающего роста военного потенциала НОАК и перехода к практике разовых сделок для обеспечения доступа к перспективным образцам с последующим сворачиванием закупок.

На обозримую перспективу Россия будет оставаться основным поставщиком как для Индии (несмотря на политику диверсификации внешнеполитических ориентиров и закупок вооружений, все более уводящую Дели в орбиту США, западноевропейских стран, а также Израиля), так и для Китая (преимущественно на фоне отсутствия вероятности интенсификации ВТС Китая с Израилем и Западом). А нарастающее противоборство между США, делающими ставку на наращивание военного присутствия в регионе, и Китаем, на фоне его экономического доминирования в АТР и все более явно обозначаемых претензий на геополитическое доминирование, являются, как ни цинично это звучит, залогом устойчивого и долгосрочного интереса других стран региона к ВТС с Россией (Индонезии, Вьетнама, Филиппин и др.).

Александр Ермаков:
ВВС Китая. От щита к мечу

При этом в условиях продолжающегося западного давления на Россию Китай, получивший большее пространство для маневра в двусторонних отношениях, относится к расширению масштабов российского ВТС с южно-азиатскими странами нейтральнее. Хотя у китайских военных, вероятно, сохраняется мнение о намерении России всемерно усиливать региональных конкурентов Китая — прежде всего Индию, Вьетнам, Малайзию, Индонезию.

Китай

ВТС с Китаем в последние годы получило новый импульс и вновь, как и в 1990-х — начале 2000-х гг., занимает ведущую позицию в российском оборонном экспорте. При этом кооперация между странами в сфере ВТС демонстрирует ее переход на качественно иной уровень, отражающий выстраивание нового формата геополитического партнерства Москвы и Пекина по глобальным международным проблемам.

Текущее состояние ВТС России и Китая и его перспективное развитие определяется следующими важнейшими факторами:

1. Роль Китая в геополитическом позиционировании России в мире, в т.ч. на фоне сохраняющихся западных санкций. При этом для сохранения уровня доверия в двусторонних отношениях фундаментальный характер имеют геостратегические риски экспансивного характера экономического и военного доминирования Китая в регионе (а в перспективе — и в мире).

2. Несмотря на сложный, многофакторный и во многом противоречивый баланс российских интересов в отношениях с Китаем, в обозримом будущем значимым фактором близости внешнеполитических позиций Пекина и Москвы останется глобальная ставка США на максимальное ослабление Китая и ограничение российского влияния на евразийском пространстве.

3. Сохраняющаяся ценность закупок высокотехнологичных российских вооружений для Китая. Несмотря на впечатляющий прогресс китайского ВПК, Россия на обозримую перспективу пока остается единственным источником передовых военных технологий в отдельных сегментах (авиационном двигателестроении, гиперзвуковых технологиях, системах наведения ракетного вооружения, радиолокации). Удовлетворение интереса Китая к сотрудничеству в интересующих его перспективных сегментах высокотехнологичных вооружений стало своеобразным залогом демонстрации Россией партнерских отношений и уровня развития сотрудничества в области региональной и мировой безопасности, а также экономических связей.

С момента установления полномасштабного военно-технического сотрудничества в начале 1990-х гг., объем китайских закупок на долгие годы стал лидирующим в российском экспорте вооружений. В частности, по данным Стокгольмского международного института стратегических исследований (SIPRI), в стоимостном выражении в период 1999–2003 гг. на Китай пришлись 44% российского оборонного экспорта, в 2005–2009 — ок. 35%. С постепенным насыщением китайского рынка, чему в немалой степени способствовало масштабное нелицензионное копирование российских образцов, в дальнейшем предсказуемо произошел спад закупок. В период 2011–2015 гг. они составили около 11% российского экспорта. При этом Китай сам стал одним из крупнейших экспортеров вооружений в мире.

Новый импульс поддержанию масштабного ВТС был получен с обозначившимся переходом российско-китайских отношений на новый уровень глобального стратегического партнерства. В немалой степени этому способствовала солидарная с Китаем позиция по важнейшим внешнеполитическим вопросам и поддержка Пекином Москвы в условиях нарастающей антироссийской компании, развернутой Западом. Переход российско-китайских отношений к новому формату стратегического партнерства отразился и на углублении сотрудничества в военной сфере, что ознаменовалось новыми контрактами на поставку наиболее современных образцов ВВТ и вернуло Китай в число лидеров по закупке российского оружия.

Дмитрий Марьясис:
Китай и Израиль — стратегические партнёры?

По оценке заместителя директора Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству (ФСВТС) России Владимира Дрожжова, по состоянию на конец 2016 г. китайский портфель заказов на российскую технику в сфере ВТС превысил 8 млрд долл., что составляет более 16% от экспортных заказов российского ОПК.

Ретроспективно рассматривая ВТС Китая с Россией, можно констатировать, что только часть закупок в 1990-х — начале 2000-х гг. имела цель обеспечить текущую комплектацию НОАК. Например, масштабные закупки истребителей Су-27СК/Су-30МКК (при этом лицензионное производство истребителей Су-27СК и закупки машинокомплектов сошли на нет по мере копийного освоения китайского аналога J-11), ЗРС С-300 и вертолетов Ми8/Ми-17 имели цель обеспечить скачкообразное наращивание минимально необходимой группировки современной ударной авиации и потенциала стратегической ПВО, а также аэромобильных войск. Закупки же прочих ВВТ (ЗРК тактического звена, самолеты военно-транспортной авиации и пр.) преимущественно использовались в качестве натурных образцов для последующего копирования китайской оборонной промышленностью.

В части ориентированности китайского ВПК на масштабные закупки, от которых зависит текущая комплектация поставляемых НОАК военной техники собственной разработки, пожалуй, остаются только российские авиационные силовые установки. Продолжение Россией поставок Китаю силовых установок, помимо объективной необходимости поддержки отечественного авиационного двигателестроения экспортными заказами, также обусловлено необходимостью поддерживать имеющийся уровень партнерских отношений. Чтобы нивелировать риски, делается ставка на сохранение технического превосходства российских истребителей в обозримой перспективе.

С 2000-х гг. Китай массово закупает авиационные силовые установки АЛ-31Ф/ФН для комплектации эксплуатируемых истребителей семейства Су-27/Су-30, их нелицензионных китайских аналогов J-11/J-16, а также для истребителей J-10, РД-93 (разработанная для Китая модификация РД-33) для легких истребителей китайско-пакистанской разработки FC-1/JF-17, Д-30КП/КУ для ремоторизации и комплектации военно-транспортных самолетов Ил-76 и Y-20, а также бомбардировщиков H-6K, являющихся единственными китайскими авиационных носителей крылатых ракет большой дальности, вертолетные двигатели ТВ3-117/ВК-2500.

Продолжение закупок российских двигателей вызвано испытываемыми китайской промышленностью затруднениями по доводке разработанных (фактически нелицензионно скопированных) аналогов российских силовых установок — в частности, различных модификаций WS-10 на основе АЛ-31Ф/ФН, WS-13 на основе РД-93 и WS-18, разработанного для замены Д-30. По этой причине двигателями АЛ-31Ф и РД-93 по настоящее время комплектуются и перспективные разработки китайского авиапрома — истребители J-20 и J-31, позиционируемые как прототипы машин пятого поколения.

С 2000 гг. суммарно поставлены и законтрактованы ок. 550 единиц АЛ-31Ф/ФН, количество Д-30КП2 (с учетом контрактов 2016 г. на 224 двигателя) достигло 463 единиц, а заказывавшееся количество РД-93 составляет не менее 200 единиц. При этом двигателями РД-93 комплектуются также экспортные партии легких однодвигательных истребителей FC-1/JF-17. В обеспечение пакистанского пакета заказов истребителей JF-17, с 2007 по 2015 гг. Россия поставила более 100 из 200 законтрактованных Китаем авиационных установок РД-93. Для Мьянмы и Нигерии планируется поставить соответственно 16 и 3 двигателя для комплектации JF-17.

Россия на настоящее время уже выдала Китаю разрешения на реэкспорт РД-93 в Пакистан, Египет, Нигерию, Бангладеш, Саудовскую Аравию и Алжир. Помимо них, заинтересованность в закупке истребителей FC-1/JF-17 проявляется более чем десятком стран, в т.ч. Ираном, Ливаном, Азербайджаном, Суданом, Зимбабве, Филиппинами, Аргентиной и Уругваем. Демонстрируемый прогресс в модернизации FC-1/JF-17 (усовершенствованной модификации JF-17 Block III и перспективного варианта, которые по большинству параметров будут соответствовать истребителям поколений 4+/5) позволит Китаю успешно конкурировать на рынках развивающихся стран с российским предложением по модернизированным версиям МиГ-29.

ЛюбовьКрашенинникова:
Космическая программа КНР: от советских ракет к собственной космической станции

Перспективная боеготовность НОАК зависит от российских поставок авиационных двигателей. Однако ввиду определенного прогресса китайского авиационного двигателестроения в освоении серийного производства аналогов российских силовых установок эта зависимость, возможно, уже не является для Китая критической на случай военного времени. Несмотря на несовершенство по ряду ключевых параметров, эксплуатация собственных образцов, пусть и со значительными издержками, вероятно, позволит обеспечивать приемлемую боеготовность китайских ВВС. Однако с точки зрения экономической целесообразности и экспортной конкурентоспособности образцов китайской военной авиатехники пока сохраняется существенная зависимость от российских поставок. В данном отношении показательны заключенные АО «Объединенная двигателестроительная корпорация» с китайскими компаниями контракты на эксплуатационную поддержку и поставку запасных частей для двигателей типа АЛ-31Ф и Д-30КУ/КП.

Что касается расширения текущих геополитических связей России и Китая, в т.ч. в отношении нивелирования российской политики ограничения поставок передовых систем ВВТ и роста качественных показателей российского экспорта вооружений в Китай, знаковым стало заключение Россией контрактов на поставку Китаю истребителей Су-35С

(24 единицы, включая наземное вспомогательное оборудование и резервный комплект силовых установок, на сумму ок. 2 млрд долл.) и ЗРК С-400 (6 батальонов (по 6 ПУ), стоимостью 3 млрд долл.).

Одним из аргументов, побудившим Москву принять решение о переходе к поставкам Китаю высокотехнологичных систем вооружений, стала солидарная позиция Пекина по основным внешнеполитическим инициативам России и поддержка на фоне западных санкций. Однако необходимо отметить, что в демонстрируемой поддержке Москвы Пекину не приходится поступаться своими позициями или идти на внешнеполитический риск — прочие альтернативные подходы не соответствуют национальным интересам Китая.

Таким образом, Пекин с максимальной выгодой обеспечил трансформацию общности геополитической позиции с Россией в конкретные дивиденды для национального ВПК, получившего доступ к наиболее передовым системам вооружений в мире, разработанным с использованием критически важных для китайских разработчиков технологий в области авиационного двигателестроения, систем радиолокации и комплексов ПВО.

Китай, давно добивавшийся от России согласия на продажу Су-35 и С-400, особо и не скрывал своей заинтересованности в получении легального доступа к новейшим российским технологическим разработкам. При этом он неизменно стремился минимизировать закупаемое количество. Российские Су-35 и С-400 исходно рассматривалась Пекином в качестве технологической «инъекции», которая позволит национальному ВПК ускорить доводку разрабатываемых перспективных авиационных и зенитно-ракетных комплексов нового поколения. Например, силовая установка и БРЛС Су-35 могли бы стать ключевыми элементами для дальнейшего развития китайской программы создания истребителя пятого поколения — тяжелого J-20 и легкой версии — J-31, а С-400 — эталоном для совершенствования китайских ЗРК большой дальности HQ-29, HQ-26 и НQ-19/HQ-9B.

При этом российские и зарубежные аналитики не раз отмечали, что установка Москвы по возможной продаже высокотехнологичных систем состояла в стремлении сподвигнуть Пекин к закупке высокотехнологичных систем вооружений в количествах (от 48 единиц и выше). Это позволило бы российскому ОПК нивелировать риски вероятного копирования технологий и последующего роста конкурентоспособности Китая в данном сегменте. Заключению контрактов предшествовало принципиальное урегулирование двусторонних взаимоотношений в сфере прав на интеллектуальную собственность, что формально позволило гарантировать чувствительную для России охрану прав интеллектуальной собственности — закупаемые системы защищены обязательством от нелицензионного копирования. При этом очевидно, что стоимостные параметры сделок по Су-35 и С-400 (совокупной стоимостью около 5 млрд долл.) не являются настолько масштабными, чтобы обеспечить компенсацию возможных рисков.

В числе значительных российско-китайских оружейных сделок, приоритетных для НОАК и китайского ВПК, которые также окажут влияние на перспективную конъюнктуру рынка вооружений региона, также стоит отметить подписание рамочного контракта о совместном проектировании и строительстве четырех НАПЛ проекта 1650 «Амур» (экспортный вариант проекта 677 «Лада») для ВМФ Китая. В геостратегическом плане закупка новейших российских НАПЛ позволит Китаю укрепить превосходство над подводными силами индийских ВМС (ранее проявлявшим интерес к данному типу лодок в рамках планируемого тендера на закупку шести НАПЛ, но ориентирующихся на закупку французских НАПЛ Scorpene), а также Вьетнамом. На фоне конфликта интересов трех стран вокруг нефтегазовых месторождений в Южно-Китайском море, которые контролирует Вьетнам, а разрабатывает индийская госкомпания Oil and Natural Gas Corp. (ONGC), вопрос о перспективном соотношении потенциалов военно-морских сил и поддержании минимального паритета с Китаем чувствителен как для Индии, так и для Вьетнама.