Российский вектор внешней политики правительства Фридриха Мерца

6 мая 2025 г. бундестаг со второй попытки избрал Ф. Мерца федеральным канцлером и утвердил состав Кабинета министров. Новая коалиция, сформированная блоком ХДС/ХСС и СДПГ, унаследовала от прежнего правительства практически полностью разрушенные германо-российские отношения. Анализируя политические установки ключевых министров и логику внешнеполитических векторов, автор констатирует институционализацию стратегии «холодной отстраненности» в отношении России. Делается вывод о закреплении курса на сдерживание РФ в политико-дипломатическом и военно-стратегическом измерениях при возможном сохранении отдельных точек соприкосновения.

«Российское наследство» для новой коалиции

Формально смена федерального правительства в ФРГ в начале мая 2025 г. представляет собой классический сценарий демократического транзита: досрочные выборы, новая коалиция, переход власти от одной партии к другой. Однако в области внешней политики, особенно в отношении России, речь идет не просто о смене акторов, а об усилении уже давно заданной антироссийской линии.

Кабинет Шольца передал черно-красной коалиции практически полностью замороженные политические отношения с РФ. После начала специальной военной операции и последующих событий 2022 г. по инициативе Берлина двусторонний диалог был обнулен по всем ключевым направлениям: прекращена работа профильных площадок (включая выход немецких участников из Петербургского диалога), основные германские партийно-политические фонды, ряд НКО и научных центров признаны в РФ нежелательными, а сами контакты между экспертными и гражданскими сообществами сведены к минимуму.

Артем Соколов:
Дальше так же? Какой будет внешняя политика Фридриха Мерца

Экономическое взаимодействие сохраняется лишь на остаточном уровне — это, прежде всего, присутствие относительно ограниченного числа немецких компаний, продолжающих работу в России, и формально не запрещенная, но существенно упавшая в условиях санкций, внешняя торговля. Фокус смещен на постсосветские центральноазиатские и южнокавказские государства, в которых теперь активно продвигаются интересы немецкого бизнеса, ранее ориентированного на РФ.

В культурно-гуманитарной сфере ситуация не лучше: большинство совместных программ свернуто, а тема РФ, особенно перед нынешним юбилейным 9 мая, все чаще становится маркером внутриполитических антироссийских кампаний в ФРГ. Это проявилось, в частности, в медийной и политической атаке на партию «Альтернатива для Германии», 2 мая официально признанную Федеральным ведомством по защите конституции правоэкстремистской: фактор РФ пока не звучит, но его актуализация — вопрос времени.

Кабинет Мерца получает не просто «плохое наследство» в российском направлении, но и ситуацию, в которой любые попытки переосмысления внешнеполитического курса в отношении Москвы будут наталкиваться на институциональные, политические и общественные барьеры. В этих условиях и будет формироваться российский вектор внешней политики новой черно-красной коалиции. [1]

Германо-российские отношения на начало мая 2025 года: статус глубокой заморозки

На момент формирования правительства Фридриха Мерца германо-российские отношения остаются в состоянии глубокой политической, институциональной и ментальной заморозки. В их основе — сочетание нескольких взаимодействующих факторов:

• обнуление политического диалога: двусторонние переговорные механизмы, включая регулярные встречи представителей правительств, спецпредставителей, межпарламентские форматы и каналы консультаций между МИДами полностью прекращены; никаких сигналов о попытках перезапуска даже на техническом уровне нет;
• юридическая и институциональная эрозия связей: подавляющее большинство ранее действовавших соглашений и программ либо приостановлено, либо более не действует; ограничена деятельность российских структур в ФРГ; ряд немецких организаций признан в РФ нежелательными; деятельность DAAD, Goethe-Institut и других немецких институтов осуществляется на российской территории в минимальном режиме;
• экономическая адаптация: по итогам 2024 г. внешнеторговый оборот между странами упал до исторического минимума, вернувшись к уровням начала 1990-х годов; Берлин — один из основных в ЕС идеологов санкционного давления на Москву; новые прямые инвестиции почти полностью остановлены, крупнейшие игроки завершили или заморозили деятельность, а оставшиеся германские акторы в РФ (например, METRO, CLAAS) действуют в режиме ограниченной локализации, без институциональной поддержки немецкой стороны;
• региональный разворот Восточного комитета германской экономики (Ost-Ausschuss): руководство Комитета приняло решение о переориентации на регионы Центральной Азии, Кавказа и Восточной Европы, т.е. о переносе центра тяжести за пределы России и Беларуси; это более чем символический, по сути, практический отказ от прежнего стратегического приоритета;
• культурно-гуманитарный спад: программы школьного, университетского и академического обмена почти сведены к нулю; проекты научного сотрудничества либо не продлеваются, либо блокируются грантодателями; общий фон — антироссийская установка, транслируемая через германские медиа и политические силы, особенно накануне памятных дат, включая 8/9 мая;
• психополитическая блокада: медийный и экспертный дискурс в Германии исключил Россию из числа партнеров и склонен к ее «демонизации»; мнения альтернативных экспертов, политиков или представителей бизнеса маргинализируются; РФ становится не просто объектом критики, но и важным элементом внутриполитической мобилизации.

Итак, по состоянию на 6 мая 2025 г. германо-российские отношения оказались не просто заморожены — они перешли в фазу институционального и ценностного отчуждения, где любые попытки перезапуска воспринимаются властями ФРГ как политически рискованные и репутационно токсичные.

Подходы ключевых фигур черно-красной коалиции к РФ: от стратегического дистанцирования к управляемой конфронтации

Гордей Морозов:
Солидаризация или милитаризация: германская военная политика на распутье

Формирование новой черно-красной коалиции открыло дискуссию о возможной трансформации внешнеполитического курса по основным традиционным векторам. За исключением России — в ее отношении консенсус остался жестким, сдержанным и антироссийски окрашенным, несмотря на смену лидера и партийной конфигурации.

Рассмотрим основных игроков, которые будут определять содержание российского направления ауссенполитик.

Фридрих Мерц — «прагматик без разворота». Новый канцлер избегает резкой риторики, но поддерживает принципиальные позиции европейской части коллективного Запада по Украине и санкциям. Будучи сторонником трансатлантической оси, он не демонстрировал интереса к нормализации с Россией даже в формате selective engagement. Его ориентиры — трансатлантическая безопасность, союзническая солидарность и внутреннее единство ЕС и НАТО.

Торстен Фрай — «тень Мерца» в Ведомстве канцлера. Фрай, близкий соратник Мерца, известен жесткой позицией к России еще в бытность спикером по внутренним делам. Он выступал за признание РФ «враждебной державой» и усиление разведывательного контроля. Его назначение сигнализирует: курс будет не мягче, а институционально крепче.

Ларс Клингбайль — вице-канцлер, министр финансов, стратег жесткой линии. Это один из самых активных сторонников в СДПГ концепции «смены эпох» (Zeitenwende) бывшего канцлера О. Шольца. В 2022–2024 гг. он позиционировал себя как идеолог отказа от «восточной иллюзии», лично настаивал на пересмотре Ostpolitik и риторически заметно сблизился с консерваторами по российскому вопросу.

Йоахим Вадефуль — глава МИД. Один из самых последовательных антироссийских депутатов в ХДС. Поддерживал ужесточение санкций против РФ, активно выступал против любых форм «замирения». Его фигура олицетворяет институционализацию конфронтационного курса в дипломатии.

Борис Писториус — министр обороны. Сохранивший свой пост политик остается ключевым архитектором концепции модернизации бундесвера до 2030 года. В его заявлениях подчеркивается готовность к «военному сдерживанию» РФ, включая развертывание бригад в Литве, участие в планировании НАТО и расширение совместимости с вооруженными силами США. Именно Писториус первым допустил возможность прямой военной конфронтации в случае «дальнейшей агрессии России». Его роль — не просто техническая, а стратегически формирующая антироссийский консенсус, который усиливает военно-стратегический вектор в отношении Москвы, независимо от текущей коалиционной архитектуры.

Александр Добриндт — глава МВД. Под кураторством этого политика подконтрольные ему структуры, в т.ч. вышеупомянутое Федеральное ведомство по защите конституции, усилят наблюдение за теперь уже «правоэкстремистской» «Альтернативой для Германии», продолжат борьбу с «российским шпионажем» и контрпропагандой, а также ужесточат регуляцию общественно-политического поля в Восточной Германии. Это назначение усиливает роль Христианско-социального союза в сфере внутренней безопасности. Особенно показательна теневая роль Маркуса Зедера, председателя ХСС и возможного координатора по вопросам защиты конституционного порядка. Считается, что именно баварский премьер курирует линию на систематическое ограничение пророссийского дискурса. Среди прочего это проявляется в давлении на АдГ, контроле миграционного поля и расширении мандатов спецслужб.

Владислав Белов:
Медиация вместо интервенции: подходы Берлина к конфликтам на Ближнем Востоке

И еще одно важное замечание — в новом правительстве отсутствуют «мостостроители» (Brückenbauer). Ни в коалиционном соглашении, ни в составе Кабинета министров не просматриваются положения и фигуры, которые можно было бы ассоциировать с диалогом, бизнес-контактами или «реализмом» в отношении РФ (в духе «старых шредеровцев» или экономических прагматиков).

Таким образом, новая коалиция формально может использовать более взвешенную лексику, чем зеленые или Шольц в течение 2024 г., но ее кадровая и идеологическая конфигурация делает любой отход от линии сдерживания маловероятным. Вопрос в том, сможет ли Берлин в будущем выстроить диалог с Москвой в условиях посткризисной Европы — или закрепится в парадигме долгосрочного стратегического противостояния с ней.

Тем не менее, позволим сделать одно замечание. Некоторые главы федеральных земель продолжают балансировать между федеральной антироссийской линией и прагматичной региональной политикой. Премьер-министр Саксонии Михаэль Кречмер, несмотря на вынужденную жесткость последних заявлений в отношении российских дипломатов, ранее выступал за сохранение диалога с Москвой. Бургомистр Гамбурга Петер Ченчер с 2022 г. отказывается разорвать культурные связи с Санкт-Петербургом, подчеркивая важность «внегосударственного» уровня контактов. Это дает некоторые основания говорить о потенциале «культурного регионального трека» как инструмента мягкой коррекции официального курса.

Россия в контексте основных внешнеполитических векторов правительства

Черно-красная коалиция приходит к власти с комплексом стратегических внешнеполитических приоритетов, которые прямо или косвенно затрагивают российский трек. [2] В этих векторах Россия не столько объект диалога, сколько фактор противодействия или элемент угроз.

Трансатлантический вектор: с Россией — «в пакете угроз». Курс Мерца ориентирован на глубокую координацию с США, включая военное, санкционное и технологическое взаимодействие. РФ рассматривается в контексте стратегического соперничества с «авторитарными державами». Поддержка Украины — часть трансатлантической солидарности, закрепленной в коалиционном договоре, несмотря на минимум прямых упоминаний России.

Китайская ось: РФ как «вторичный» элемент. Конфигурация антикитайской политики в ЕС и НАТО расширяется. В этом контексте Россия становится частью более широкой конструкции «сдерживания Востока». Для Берлина приоритет — сокращение зависимости от Китая, что, однако, не исключает продолжения диалога с Пекином. В отличие от Поднебесной, РФ не рассматривается как стратегический рынок — ни с экономической, ни с технологической точки зрения.

Центральная Азия и Кавказ: поворот Ost-Ausschuss к новой периферии. Формальное «расширение интереса» ФРГ в регионе связано с ускользающими экономическими каналами на евразийском континенте. Восточный комитет с 2022 г. переориентировался на поддержку немецкого бизнеса в Казахстане, Узбекистане, Киргизии, Туркмении, Таджикистане, Азербайджане и Грузии. Де-факто это признание свернувшихся перспектив работы в РФ и попытка заместить российский рынок постсоветским «мостом к Индии и Китаю». В политическом плане — инструмент мягкого сдерживания влияния Москвы.

Артем Соколов:
Германия и Вторая мировая война

Украина: неотъемлемый элемент германской внешнеполитической идентичности. Коалиционное соглашение кратко, но ясно указывает на продолжение всесторонней поддержки Киева. Украина становится центральным элементом «европейской миссии» Германии. Любая потенциальная нормализация с Россией будет определяться украинским треком и вряд ли станет возможна без закрепления нового баланса сил в пользу Запада.

Балтийско-Скандинавский макрорегион (БСМ): фактор давления и милитаризации. После вступления Швеции и Финляндии в НАТО БСМ стал пространством новой архитектуры сдерживания. Германия активно вовлечена в логистику, разведку, инфраструктурные проекты (от портов до «цифрового щита»). РФ в этом контексте — противник по определению, и германская политика здесь наиболее жестка и активна. При этом просматривается выстраивание «второй линии обороны» — в виде гуманитарных инициатив, включая вытеснение любых пророссийских НКО и мемориальных форматов.

Заключение: «Холодная отстраненность» как новая реальность

На старте своей работы правительство Ф. Мерца получает в наследство не только разрушенные германо-российские политические связи, но и институционализированное недоверие — подкрепленное санкционной политикой, сформированным негативным общественным мнением и внешнеполитическими обязательствами ФРГ. Коалиционный договор лишь косвенно отражает эту реальность: РФ в нем отсутствует как адресат диалога, но фигурирует как теневая переменная в ряде внешнеполитических и оборонных приоритетов.

Будущие шаги коалиции, скорее всего, будут строиться на основе следующих посылов:

• идеологическая рамка: комплексная поддержка Украины и санкционная консолидация против России рассматриваются как моральный и политический императив; возврат к business as usual, по убеждению Мерца и Клинбайля, невозможен без смены власти в Москве или радикального пересмотра ее курса;
• институциональный сдвиг: формирующиеся структуры внутри ЕС (Европейский оборонный союз, единый санкционный механизм, энергетическая автономия) системно вытесняют возможность двусторонней нормализации; роль ФРГ как локомотива ЕС означает, что даже потенциальное смягчение позиции Берлина будет зависеть от Брюсселя, Парижа и Вашингтона;
• бизнес и «остаточные интересы»: германское предпринимательское сообщество остается в России в режиме «выживания в относительно комфортных условиях»; открытый лоббизм в Берлине в пользу восстановления экономических связей невозможен ни по линии Восточного комитета, ни в рамках ведущих групп интересов, например, BDI или DIHK; однако сценарий частичной нормализации (в сферах технологий, поставок оборудования, логистики) не исключен в среднесрочной перспективе, особенно в случае появления буферных форматов (например, через третьи страны или наличия спецрежимов поставок);
• фактор исторической памяти и геополитики: в условиях обострения неформальных сражений за прошлое (от Второй мировой войны до «новой идентичности Восточной Европы») историческая политика становится еще одним контуром дистанцирования; попытки выстроить мосты через культуру, образование или науку сталкиваются с институциональными барьерами, созданными в 2022–2024 гг.

Несмотря на доминирование антироссийской линии на федеральном уровне, на земельном сохраняются отдельные попытки балансировки. В дополнение к вышеупомянутым Саксонии и Гамбургу, интерес представляет позиция отдельных представителей Берлина и Бранденбурга, поддерживавших ранее экономические форматы с РФ. Тем не менее, в условиях «психополитической блокировки» даже умеренные заявления региональных акторов подвергаются резкой критике.

Таким образом, курс Берлина на «холодную отстраненность» от России приобретает устойчивый, системный характер. Эта линия может быть скорректирована только в случае крупного внешнеполитического перелома, который изменит логику восприятия угроз и возможностей в Евросоюзе. До тех пор стратегия правительства Ф. Мерца будет оставаться не политикой диалога, а политикой контроля последствий конфликта.

Впервые опубликовано в журнале «Аналитические записки Института Европы РАН» (Выпуск II) № 15, 2025 (№ 383).

DOI: http://doi.org/10.15211/analytics21520253744

1. Коалиционеры подписали согласованный 9 апреля и обсуждённый в партиях договор 5 мая 2025 г. Текст см.: Verantwortung für Deutschland. Koalitionsvertrag zwischen CDU, CSU und SPD. 21. Legislaturperiode. URL: https://www.cdu.de/app/uploads/2025/04/Koalitionsvertrag-2025-1.pdf (дата обращения: 06.05.2025).

2. См. также: Белов В.Б. Апрельские коалиционные тезисы ХДС/ХСС и СДПГ // Аналитические записки Института Европы РАН. (Выпуск II) № 12, 2025 (№ 380). – С. 12-18. DOI: http://doi.org/10.15211/analytics212202501218