«Май в июне»: update по Брекзиту

Отставка Терезы Мэй, объявленная ею со слезами утром 25 мая 2019 г., подвела черту под тем сюрреализмом, который столь нетипичен для британского истеблишмента. Другое дело экстравагантность — именно на этой ниве, похоже, преуспевает главный претендент на пост лидера консерваторов и премьер-министра Борис Джонсон.

Можно долго говорить о том, что привело Мэй к столь печальному и, по мнению многих британцев, позорному финалу, не дававшему ей никакого права апеллировать к гендерному фактору и косвенно — к памяти «железной леди». Она совершила все возможные для политика грехи: шла против своего же кабинета, против собственной парламентской фракции; проводила антипартийную (вспомним это подзабытое слово!) политику, стремясь заручиться поддержкой «заклятого врага» в лице лейбористской оппозиции, да еще под руководством «марксиста» Дж. Корбина; шла против электората, однозначно — в ответ на однозначно сформулированный выбор — высказавшегося за выход из Евросоюза еще три года назад; наконец, против своей страны, давая повод себя подозревать в сговоре с Брюсселем. Шантажируя однопартийцев перспективой еще одних досрочных выборов, а страну — тем, что никакого Брекзита не будет, если не пройдет её соглашение с ЕС, трижды проваленное в Палате общин, она упорствовала до последнего, пока не лишилась уже чисто физической возможности фантазировать: в поддержке ей отказали её ключевые министры, без которых она не могла внести в парламент свой новый законопроект, переполнивший чашу терпения коллег.

Как бы то ни было, сказались её общая неадекватность требованиям должности и момента, особенности личного плана, включая интровертность, заставлявшие призывать уже её мужа уговорить её «признать неизбежное». Эпопея Мэй много говорит и о самом истеблишменте, который износился интеллектуально и нравственно: ведь, голосуя за неё однопартийцы, думали о козле отпущения за неизбежные тяготы/компромиссы, сопряженные с разводом с континентальной Европой. Но… получилось, как получилось.

За все теперь настало время мести.

Н. Гумилёв

Отставка Терезы Мэй, объявленная ею со слезами утром 24 мая 2019 г., подвела черту под тем сюрреализмом, который столь нетипичен для британского истеблишмента. Другое дело экстравагантность — именно на этой ниве, похоже, преуспевает главный претендент на пост лидера консерваторов и премьер-министра Борис Джонсон.

Можно долго говорить о том, что привело Мэй к столь печальному и, по мнению многих британцев, позорному финалу, не дававшему ей никакого права апеллировать к гендерному фактору и косвенно — к памяти «железной леди». Она совершила все возможные для политика грехи: шла против своего же кабинета, против собственной парламентской фракции; проводила антипартийную (вспомним это подзабытое слово!) политику, стремясь заручиться поддержкой «заклятого врага» в лице лейбористской оппозиции, да еще под руководством «марксиста» Дж. Корбина; шла против электората, однозначно — в ответ на однозначно сформулированный выбор — высказавшегося за выход из Евросоюза еще три года назад; наконец, против своей страны, давая повод себя подозревать в сговоре с Брюсселем. Шантажируя однопартийцев перспективой еще одних досрочных выборов, а страну — тем, что никакого Брекзита не будет, если не пройдет её соглашение с ЕС, трижды проваленное в Палате общин, она упорствовала до последнего, пока не лишилась уже чисто физической возможности фантазировать: в поддержке ей отказали её ключевые министры, без которых она не могла внести в парламент свой новый законопроект, переполнивший чашу терпения коллег.

Как бы то ни было, сказались её общая неадекватность требованиям должности и момента, особенности личного плана, включая интровертность, заставлявшие призывать уже её мужа уговорить её «признать неизбежное». Эпопея Мэй много говорит и о самом истеблишменте, который износился интеллектуально и нравственно: ведь, голосуя за неё однопартийцы, думали о козле отпущения за неизбежные тяготы/компромиссы, сопряженные с разводом с континентальной Европой. Но… получилось, как получилось.

Её фатальной ошибкой была неспособность понять, что нельзя было играться с установленной датой выхода их ЕС — 29 марта 2019 г. Её произвольный перенос — только потому, что Мэй с фанатичной одержимостью держалась своего соглашения и не могла представить себе выход без соглашения (так называемый «жесткий Брекзит»), — грозил конституционным кризисом в стране и ни много ни мало подрывом доверия к самой британской демократии. Она проскочила такие стоп-сигналы, как сокрушительное поражение тори на муниципальных выборах 2 мая (потеряли свыше 1 300 мест, которые приобрели либдемы и «зеленые», но не лейбористы, которые тоже оказались минусе) и резкий рост популярности среди консервативного электората созданной лишь в середине апреля Н. Фараджем Партии Брекзита.

Выборы в Европарламент 23–26 мая, сами по себе унизительные для страны, которая намеревалась до них покинуть европроект, дорисовали картину, реальность которой Мэй уже не могла отрицать. На них лидировал Фарадж с 32% голосов, оставив позади как тори (ок. 10% — результат на уровне прецедента 1832 года!), так и лейбористов (14%). Укрепили свои позиции либдемы и «зеленые», последовательно выступающие против выхода из ЕС. Таким образом, подтвердился раскол в стране с издержками для двух ведущих партий, обещавших на выборах 2017 года выполнить волю большинства, которая была ясно выражена на референдуме в июне 2016 года. Мощно заявил о себе и запрос в обществе на внятный, а не виртуализированный Брекзит (с фактическим сохранением в составе Таможенного союза ЕС, но уже без права голоса).

В итоге, Мэй официально уходит со своего поста 7 июня (с последующим исполнением обязанностей до выборов ей замены) и еще успеет принять с государственным визитом президента Трампа (3–5 июня), советом которого твердо держаться на переговорах с Брюсселем она явно пренебрегла. Но хозяин Белого дома будет с ней великодушен, раз она уступает место родственной ему душе — Б. Джонсону, который на голову опережает всех своих конкурентов (с рейтингом порядка 40% против других, не выходящих за рамки значений ниже 10). Хотя официальное выдвижение кандидатур начнется после 7 июня, претенденты уже определились, и фаворит Джонсон первым делом обещал выйти из ЕС 31 октября, во что бы то ни стало, то есть с новым соглашением или без оного. Когда стали известны итоги выборов в Европарламент, его примеру последовало большинство других кандидатов — трудно было не прочесть ветхозаветную «надпись на стене». Фарадж даже заявил, что сам будет претендовать на пост премьера, если и когда дело дойдет до всеобщих выборов. В сложном положении оказались лейбористы, жаждущие новых выборов и разрывающиеся между требованием нового референдума и приверженностью уже демократически выраженной воле электората.

Джонсон, как к нему ни относиться, — вполне в духе карнавального времени на Западе, когда в форме клоунады сподручно оптом отрицать накопившееся у западных элит бремя предрассудков (либеральных и иных), — имеет преимущество наиболее радикальной альтернативы соглашательской политике Мэй и потому спасителя партии и Отечества. То есть тут он напоминает Трампа и даже Черчилля, кумира обоих (Джонсон даже написал о нём книгу), с той лишь разницей, что сейчас речь идет не вооруженной борьбе с Германией, а битве за независимость и душу Британии перед лицом угрозы «ползучего» германского экономического и не только порядка на континенте.

Нельзя исключать свойственных тори попыток составить заговор против фаворита (чтение шекспировского «Макбета» никогда не помешает в британских условиях). Заглавную роль в нем готов взять на себя М. Гоув, который в свой время предал Джонсона, своего соратника по кампании за Брекзит, расчистив дорогу для кандидатуры Мэй. Судя по материалам СМИ, он действовал по наущению медиа-магната Р. Мердока, своего рода «серого преосвященства» британской политики с тех пор, как его туда ввела М. Тэтчер, разрешив ему приобрести «Таймс». Через «Таймс» прошла жена Гоува (сейчас колумнист «Дейли Мейл»), а с Джонсоном они разошлись, когда тот работал в «Таймс». Кстати, как утверждают, неудачные для тори досрочные выборы 2017 года Мэй провела с подачи Мердока, вопреки мнению экспертов и руководства партии. В качестве цены за свою оплошность ей пришлось расстаться со своими давними помощниками, на которых она целиком полагалась еще в свою бытность министром внутренних дел. Отсутствие этой опоры также может объяснять неадекватное поведение Мэй в должности с почти диктаторскими полномочиями, да еще в столь важном для судеб страны вопросе.

К концу июня в парламентской фракции по результатам рейтинговых голосований будут отобраны две кандидатуры, которые будут вынесены на голосование всех членов партии. В конце июля у страны будет новый премьер-министр. Если им станет Джонсон, то он предложит партнерам по ЕС провести новые переговоры. Брюссель может «моргнуть», столкнувшись с единым англо-американским фронтом, но, скорее всего, подтвердит свою позицию о том, что достигнутое в июле 2018 года соглашение — единственно возможное, и тогда у сторон будут 2–3 месяца для согласования в авральном порядке наиболее неотложных вопросов выхода Лондона без соглашения.

Москве придется быть зрителем в этом шоу с элементами драмы и трагедии и их фарсовыми вариантами, сопровождающим закрытие англосаксами своего глобального проекта за его ненадобностью в пользу перехода к «транзакционной дипломатии» также в кругу друзей и союзников. Как показывает опыт, в том числе премьерство Мэй, внутризападные разборки проходят под аккомпанемент антироссийской политики. Но сама смена правительства в Великобритании и то, что страна начнет свое «глобальное» существование, пусть даже в тандеме с США, в принципе создают предпосылки для нормализации со временем российско-британских отношений.