Кризис лидерства в ЕС: новые тенденции и перспективы

Последнее десятилетие стало периодом серьезных испытаний для Европейского союза (ЕС) как интеграционного объединения. Череда событий на международной арене способствовала усилению позиций евроскептиков, которые критикуют институциональную структуру ЕС, считая ее устаревшим форматом взаимодействия, не соответствующим современным вызовам. Миграционный кризис, вызванный событиями арабской весны 2015 г., выход Великобритании из состава ЕС 2016 г., пандемия COVID-19, затянувшаяся на несколько лет, выступили в роли катализатора дезинтеграционных процессов. Каждый из кризисов так или иначе оказал негативное влияние на экономическую стабильность ЕС, подорвал доверие населения к отдельным институтам организации, а также поставил под сомнение единство стран, которые сознательно ограничили свой суверенитет ради принятия коллективных решений, особенно в сложные исторические периоды.

Изначально идея европейского единства основывалась на том, что страны-участницы жертвуют частью своего национального суверенитета ради достижения «общего блага». Иными словами, интеграция построена на принципе: «что хорошо для большинства — хорошо для всех». Однако этот принцип перестает работать, если большинство определяется не количеством государств-членов, а «громкостью голоса» отдельных стран, обладающих приоритетом в принятии решений.

Если внешний враг в лице России на почве украинского кризиса был создан искусственно с целью сплочения европейских стран, то внутренний враг образовался естественным образом в результате процессов, протекающих в европейском обществе. К таким внутренним вызовам относятся правые политические силы в отдельных странах ЕС, многие из которых придерживаются схожих взглядов по внешнеполитическим вопросам.

Из двух уже описанных тенденций вытекает третья и наименее оптимистичная — отсутствие эффективного управленца среди лидеров государств — членов ЕС. Здесь возникает закономерный вопрос: если лидеры государств — членов ЕС не готовы взять на себя всю полноту ответственности за управление процессами евроинтеграции, не могут разработать стратегию сплочения разрозненных позиций, то кто сейчас в наибольшей степени претендует на роль «инженера евроинтеграции»?

ЕС нуждается в эффективном менеджере, способном регулировать ситуативные процессы, возникающие внутри организации. Идея «общего блага» теряет свою актуальность из-за глубокого размежевания между странами-участницами по многим внутренним и внешнеполитическим вопросам. Сегодня «благо» все чаще определяется интересами отдельных государств, которые принимают решения не ради большинства, а ради собственной выгоды.

Если текущие тенденции сохранятся, ЕС может столкнуться с экономическим кризисом, который окажется более масштабным, чем нынешний. Высокие цены на энергоресурсы, финансирование внешних проектов за пределами зоны ответственности Евросоюза, а также попытки конкурировать с США и Китаем в сфере новых технологий приводят к расходам, которые организация не может себе позволить, особенно в условиях давления со стороны Вашингтона. Дезинтеграционные процессы могут усилиться, хотя о полном развале ЕС речь пока не идет. Государства-члены осознают, что их вес в мировой политической системе зависит от единства. Однако с появлением новых форм гарантий от внешних игроков, например, энергетических гарантий для Венгрии и Словакии со стороны России, условия сосуществования в рамках ЕС могут быть пересмотрены.

Проблема заключается в том, что действия ЕС не могут основываться исключительно на желании или нежелании государств-членов проводить определенный политический или экономический курс. За годы существования ЕС так прочно связал себя институциональными и функциональными узами с США, что в условиях «трампизма» это стало настоящей угрозой европейской интеграции и системы безопасности. При этом потенциальные лидеры, такие как Урсула фон дер Ляйен, вместо того чтобы сместить фокус с трансатлантического на европейский вектор, продолжают укреплять связи с США. Например, в 2021 г. началась серия саммитов Евросовета по торговле и технологиям ЕС-США, за четыре года проведено семь встреч на высоком уровне. Хотя теоретически создание такого института можно объяснить недальновидностью европейских политиков, которые не ожидали возвращения Д. Трампа, ошибки в принятии внешнеполитических решений во многом обусловлены отсутствием сильного лидера.

Для России отсутствие лидера в европейской системе принятия решения — скорее проблема, чем преимущество. Несмотря на все сложности в российско-европейских отношениях, рано или поздно сторонам придется сесть за стол переговоров. Важно, чтобы гарантии, закрепляющие договоренности, оставались устойчивыми и не зависели от смены политических элит.

Последнее десятилетие стало периодом серьезных испытаний для Европейского союза (ЕС) как интеграционного объединения. Череда событий на международной арене способствовала усилению позиций евроскептиков, которые критикуют институциональную структуру ЕС, считая ее устаревшим форматом взаимодействия, не соответствующим современным вызовам. Миграционный кризис, вызванный событиями арабской весны 2015 г., выход Великобритании из состава ЕС 2016 г., пандемия COVID-19, затянувшаяся на несколько лет, выступили в роли катализатора дезинтеграционных процессов. Каждый из кризисов так или иначе оказал негативное влияние на экономическую стабильность ЕС, подорвал доверие населения к отдельным институтам организации, а также поставил под сомнение единство стран, которые сознательно ограничили свой суверенитет ради принятия коллективных решений, особенно в сложные исторические периоды.

Почему нагрянул кризис Евролидерства?

В 2021 г. назрел еще один кризис, нанесший удар по внутренней системе ЕС и ставший катализатором роста поддержки населением европейских стран правых партий, —кризис евролидерства. На протяжении длительного времени ключевую роль в укреплении европейского единства и принятии решений в сложных политических ситуациях играла канцлер ФРГ Ангела Меркель. Ей удавалось выстраивать конструктивные отношения как с лидерами государств — членов ЕС, так и с руководителями стран, имевших с Евросоюзом значительные разногласия. Ярким примером считается взаимодействие ЕС с США в период первого президентского срока Д. Трампа, чья евроатлантическая политика воспринималась в Европе как одиозная. Другим примером служит диалог с российским президентом В. Путиным, с которым А. Меркель удавалось поддерживать контакты и находить точки соприкосновения по большинству вопросов. Это свидетельствует о способности балансировать между различными центрами силы, отстаивая не только интересы Германии, но и обеспечивая стабильность и единство ЕС.

Фактически А. Меркель взяла на себя роль ключевого объединяющего элемента внутри ЕС, а также функцию медиатора между Евросоюзом и внешними акторами в процессе урегулирования кризисных ситуаций. Однако в конце 2021 г. она покинула пост канцлера ФРГ, а ее преемник, Олаф Шольц, оказался более открытым и категоричным в своих суждениях, но менее последовательным в действиях. Ему не пришлось сталкиваться с жесткой позицией Дональда Трампа по европейским вопросам, поскольку в январе 2021 г. в США к власти пришел демократ Джо Байден, который рассматривал Европу как младшего партнера в реализации американских стратегических амбиций. Тем не менее эти благоприятные внешние условия не позволили О. Шольцу перенять эстафету у А. Меркель и сохранить за Германией статус негласного лидера ЕС. Это ознаменовало начало периода поиска нового лидера, способного эффективно обеспечить единство и устойчивость европейской интеграции. В связи с этим возникают закономерные вопросы: какие факторы препятствовали европейским политикам занять освободившуюся позицию, и какие тенденции определяют современную динамику развития европейской политической системы.

Иван Тимофеев, Полина Чуприянова:
Политика санкций ЕС в отношении России после февраля 2022 г.: направления изменений

Тенденция 1. Разобщение

Изначально идея европейского единства основывалась на том, что страны-участницы жертвуют частью своего национального суверенитета ради достижения «общего блага». Иными словами, интеграция построена на принципе: «что хорошо для большинства — хорошо для всех». Однако этот принцип перестает работать, если большинство определяется не количеством государств-членов, а «громкостью голоса» отдельных стран, обладающих приоритетом в принятии решений. Ярким примером можно назвать миграционный кризис 2015 г., который стал одним из первых серьезных испытаний на сплоченность между наиболее и наименее развитыми странами ЕС. Государства Южной Европы, а также Венгрия и Словакия в силу своего географического положения и сложной экономической ситуации, оказались наиболее уязвимыми перед наплывом беженцев.

В поисках решения о справедливом распределении мигрантов они обратились за помощью к ЕС. Предлагаемая система квотирования учитывала такие факторы, как показатель ВВП, численность населения и количество уже принятых мигрантов. Система была принята на вооружение без учета голосов ряда несогласных стран квалифицированным большинством голосов. Страны Восточной Европы, находящиеся вдали от эпицентра кризиса, выступили против этой системы, а Франция воздержалась от активного содействия. Единственной страной, которая активно участвовала в обсуждении и выражала сдержанную поддержку южным соседям, была Германия, чью позицию озвучивала А. Меркель. Таким образом, решения, которые не требуют единогласной поддержки всех членов ЕС, фактически разобщают европейское единство, провоцируя в том числе дезинтеграционные процессы.

В свою очередь, когда в 2022 г. началась Специальная военная операция (СВО) на Украине, страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) столкнулись с массовым притоком украинских беженцев. Некогда критически настроенные государства, такие как Польша, Чехия, Эстония, Латвия и Литва активно стали требовать от ЕС перераспределения беженцев и выделения дополнительных финансовых средств для поддержки тех, кто оставался на их территории. Такая дуалистичная позиция свидетельствует о приоритете национальных интересов над идеей «общего блага» и отсутствии единого подхода к взаимопомощи внутри ЕС.

Вторым кейсом, который указывает на явное разобщение между странами ЕС, можно считать проблему выпуска «евробондов» или «коронабондов» — общих долговых облигаций, способных, по мнению экономически слабо развитых европейских стран, снизить нагрузку на экономику в период пандемии COVID-19. Такие страны как Италия, Испания, Греция, Бельгия, Люксембург и Словения написали коллективное письмо действовавшему на тот момент главе Европейского Совета Ш. Мишелю с предложением по выпуску «коронабондов». Однако Австрия, Дания, Финляндия, Германия, Нидерланды и Швеция выступили против этого предложения. Все эти страны объединяет высокий кредитный рейтинг, а также консервативная финансовая политика и строгий контроль за собственной экономической политикой в условиях кризисов. Выбирая между финансовой помощью другим странам и выпуском взаимный финансовых обязательств, они предпочли первый вариант, потому что в поток помощи можно остановить в любой момент, а вот расплачиваться по долгам других стран — процесс долгий и мало предсказуемый.

Также как южные страны Европы в случае с миграционным кризисом или экономически слабые страны в период пандемии, ЕС оставил без внимания позиции Венгрии и Словакии по вопросу топливно-энергетических санкций в отношении России. Венгрия, выразившая озабоченность по поводу прекращения поставок энергоресурсов из РФ, не получила четкого ответа от ЕС на вопрос о том, как компенсировать возможные потери. Таким образом, можно констатировать, что принцип «общего блага» в ЕС все чаще уступает место национальным интересам, что ставит под сомнение единство и эффективность европейской интеграции в условиях современных вызовов.

Елена Алексеенкова:
«Единый голос Европы» — голос Мелони?

Тенденция 2. Внутренний враг

Если внешний враг в лице России на почве украинского кризиса был создан искусственно с целью сплочения европейских стран, то внутренний враг образовался естественным образом в результате процессов, протекающих в европейском обществе. К таким внутренним вызовам относятся правые политические силы в отдельных странах ЕС, многие из которых придерживаются схожих взглядов по внешнеполитическим вопросам. Например, большинство правых партий сходятся в критике миграционной политики ЕС, выступают против предоставления масштабной помощи Украине и т.д.

Однако, несмотря на схожесть позиций по основным вопросам, правым силам не удается консолидироваться и выступить единым фронтом в Европейском парламенте. Основной источник противоречий — идеологические разногласия. Правые партии делятся на две основные группы: «Европейские консерваторы и реформисты» и «Идентичность и демократия». Первая группа не выступает открыто против политики ЕС, не призывает вернуть часть утраченного суверенитета национальным государствам. Ее представители скорее стремятся реформировать ЕС, добиваясь большей согласованности между всеми государствами-членами. К ним можно отнести, например, итальянскую партию «Братья Италии» и польскую — «Право и справедливость».

Более радикально настроенная вторая группа выступает за возвращение национального суверенитета, укрепление христианского наследия и идентичности. В ее рядах преобладают евроскептики, считающие многие институты ЕС нежизнеспособными. К этой группе принадлежат французская партия «Национальное объединение» Марин Ле Пен и, в некоторой степени, немецкая «Альтернатива для Германии». Эта группа также выступает за рациональную, а не эмоциональную политику, например, за восстановление утраченных связей с Россией.

Казалось бы, наличие таких групп внутри ЕС могло бы способствовать появлению лидера, способного объединить хотя бы правые силы. Однако на данный момент это представляется маловероятным. Например, партии, входящие в группу «Европейские консерваторы и реформисты», по-разному голосовали по вопросу Нового пакта ЕС о миграции и предоставлении убежища из-за различий в национальных интересах между Италией и Польшей. Что касается отдельных лидеров, которые могли бы выступить в роли медиаторов, ситуация также сложная. В. Орбан, выступающий за укрепление связей с Россией и поддерживающий диалог с В. Путиным, сталкивается с критикой со стороны Дж. Мелони, которая осуждает подобные действия и считает необходимым критиковать политику России. Если контакты А. Меркель с В. Путиным воспринимались как возможность решения проблем, то в случае с В. Орбаном такие действия вызывают лишь критику, что усиливает как межличностные, так и межпартийные противоречия среди правых сил.

Более того, нельзя сбрасывать со счетов и внутригосударственные проблемы в странах ЕС. Так, правые силы становятся все более популярными во Франции и в Германии, которые имеют большое политическое и экономическое влияние в ЕС. Кроме того, нельзя игнорировать внутригосударственные проблемы в странах ЕС. Правые силы набирают популярность во Франции и Германии, которые традиционно претендуют на ведущие роли в организации. Марин Ле Пен и Алис Вайдель становятся все более влиятельными фигурами, открыто заявляющими о необходимости пересмотра либеральной политики своих стран. Даже Сара Вагенкнехт, лидер левоконсервативной партии «Союз Сары Вагенкнехт», привлекает все больше внимания не только в восточной части Германии, где традиционно преобладают консервативные взгляды, но и на западе страны. Причина ее растущей популярности заключается в открытой критике утопичности «зеленой» повестки и антироссийских санкций, которые наносят ущерб европейской экономике и энергетике, что находит отклик у значительной части населения.

Анастасия Таликина:
Кто вставляет палки в колеса немецкой промышленности?

Тенденция 3. Неэффективное управление

Из двух уже описанных тенденций вытекает третья и наименее оптимистичная — отсутствие эффективного управленца среди лидеров государств — членов ЕС. Уходящий со своего поста О. Шольц, мало того, что не имеет поддержки среди населения собственной страны (положительно политику канцлера Германии оценивает только 31% населения, тогда как отрицательно — 64%), принимал решения, которые идут вразрез с интересами ЕС. Речь идет, прежде всего, о решениях, связанных с санкциями в отношении России и с попытками отказаться от энергетических ресурсов, получаемых странами — членами ЕС из России.

Со своей стороны президент Франции Э. Макрон пытается сделать из своей страны локомотив европейской интеграции, что особенно заметно в сфере бизнеса и высоких технологий. Так, в феврале 2025 г. под председательством Макрона в Париже состоялся саммит по искусственному интеллекту. Непосредственно перед мероприятиями в интервью президент недвусмысленно намекнул, что Старый Свет в текущих условиях не претендует на лидерство в этой области. С учетом истории самой Франции, да и ряда других европейских стран, между строк в интервью можно прочесть, что французский президент понимает неконкурентоспособность европейцев в вопросах разработки и внедрения искусственного интеллекта. Передовые идеи в области высоких технологий находятся в руках других, более восприимчивых к этому, стран — Китая и США. Отдельно необходимо заметить, что на саммит Э. Макрон хоть и рекламировал некую новую европейскую стратегию в области ИИ InvestAl с подачи председателя Европейской комиссии Урсулы фон дер Ляйен, но все же больше внимания уделял перспективам французской компании Mistral. Кроме того, на саммит были приглашены далеко не все представители стран — членов ЕС в ИТ-сфере.

Здесь возникает закономерный вопрос: если лидеры государств — членов ЕС не готовы взять на себя всю полноту ответственности за управление процессами евроинтеграции, не могут разработать стратегию сплочения разрозненных позиций, то кто сейчас в наибольшей степени претендует на роль «инженера евроинтеграции»?

Если посмотреть на упоминания в средствах массовой информации и в евроспециализированных аналитических центрах имен представителей отдельных институтов ЕС, то можно заметить, что наиболее часто встречается имя Урсулы фон дер Ляйен. Наблюдается устойчивая тенденция, согласно которой она стремится играть роль лидера ЕС. Однако такая позиция устраивает далеко не всех. Основная причина заключается в том, что У. фон дер Ляйен активно продвигает не только интересы ЕС, но и трансатлантическую повестку, тесно связанную с интересами США. При этом, если в период президентского срока Дж. Байдена это было хоть как-то оправданно шансом на тесное сотрудничество США и ЕС, то при Д. Трампе этот шанс сводится к минимуму. Тем не менее председатель Еврокомиссии продолжает вопреки здравому смыслу призывать к отказу от энергетических ресурсов из России, настаивать на финансовой и военной поддержке Украины, а также поддерживать политику Израиля в конфликте сектора Газа.

Алексей Чихачев:
Отличник евроинтеграции

Выводы и перспективы евролидерства

ЕС нуждается в эффективном менеджере, способном регулировать ситуативные процессы, возникающие внутри организации. Идея «общего блага» теряет свою актуальность из-за глубокого размежевания между странами-участницами по многим внутренним и внешнеполитическим вопросам. Сегодня «благо» все чаще определяется интересами отдельных государств, которые принимают решения не ради большинства, а ради собственной выгоды.

Если текущие тенденции сохранятся, ЕС может столкнуться с экономическим кризисом, который окажется более масштабным, чем нынешний. Высокие цены на энергоресурсы, финансирование внешних проектов за пределами зоны ответственности Евросоюза, а также попытки конкурировать с США и Китаем в сфере новых технологий приводят к расходам, которые организация не может себе позволить, особенно в условиях давления со стороны Вашингтона. Дезинтеграционные процессы могут усилиться, хотя о полном развале ЕС речь пока не идет. Государства-члены осознают, что их вес в мировой политической системе зависит от единства. Однако с появлением новых форм гарантий от внешних игроков, например, энергетических гарантий для Венгрии и Словакии со стороны России, условия сосуществования в рамках ЕС могут быть пересмотрены.

Проблема заключается в том, что действия ЕС не могут основываться исключительно на желании или нежелании государств-членов проводить определенный политический или экономический курс. За годы существования ЕС так прочно связал себя институциональными и функциональными узами с США, что в условиях «трампизма» это стало настоящей угрозой европейской интеграции и системы безопасности. При этом потенциальные лидеры, такие как Урсула фон дер Ляйен, вместо того чтобы сместить фокус с трансатлантического на европейский вектор, продолжают укреплять связи с США. Например, в 2021 г. началась серия саммитов Евросовета по торговле и технологиям ЕС-США, за четыре года проведено семь встреч на высоком уровне. Хотя теоретически создание такого института можно объяснить недальновидностью европейских политиков, которые не ожидали возвращения Д. Трампа, ошибки в принятии внешнеполитических решений во многом обусловлены отсутствием сильного лидера.

Для России отсутствие лидера в европейской системе принятия решения — скорее проблема, чем преимущество. Несмотря на все сложности в российско-европейских отношениях, рано или поздно сторонам придется сесть за стол переговоров. Важно, чтобы гарантии, закрепляющие договоренности, оставались устойчивыми и не зависели от смены политических элит.