Зеленый путь для избранных?

Приверженность «зеленой экономике» подтверждают все больше государств мира, пестуя ее в качестве единственного возможного пути развития. Вместе с тем реализация «зеленых инициатив» предполагает наличие у государств совокупности большого набора исходных параметров и возможностей. Может ли в таком случае «зеленый путь» быть равновозможным и справедливым для всех, или он подходит только для избранных?

Сегодняшняя тенденция нарастания «зеленого тренда» вызывает все больше вопросов. Совсем не очевидна «справедливость» и «эффективность» «зеленой» экономической модели, предлагаемой развитыми странами остальному миру.

Во-первых, нельзя отрицать тот факт, что несмотря на заявления о переходе, учитывающем страновые особенности каждого государства, механизмы для реализации такого подхода до сих пор не выработаны.

Пока мы наблюдаем обратную ситуацию, когда под эгидой «зеленого перехода» формируются рамки унифицированного торгового режима, отвечающего интересам лишь избранной группы индустриально-развитых стран без учета особенностей развивающихся стран и стран с переходной экономикой.

Во-вторых, главными драйверами устойчивой модели экономики являются технологии и человеческий капитал. Оба компонента напрямую зависят от экономической модели государств. Их развитие — долгий процесс, совпадающий с эволюцией государственного устройства. Например, у государств рентной модели (к таковым относится Россия), уровень технологического развития крайне низок и для преодоления технологической отсталости требуется перенастройка всей государственной системы.

В-третьих, «равный» доступ, заявленный «зеленой моделью» экономики, не реализуется в соответствии с поставленной задачей. Напомним, что доступ к фондам, финансирующим «зеленые» проекты ограничен компаниям и странам, в отношении которых применен санкционный режим, а это значит, что в обозримой перспективе они не смогут претендовать на соответствующую финансовую помощь.

«Зеленый переход» может быть успешным только в случае соответствия текущей фазе цикла развития государства. Когда имеется внутренняя потребность и ресурс для осуществления такого перехода, но не тогда, когда он навязан извне.

Приверженность «зеленой экономике» подтверждают все больше государств мира, пестуя ее в качестве единственного возможного пути развития. Вместе с тем реализация «зеленых инициатив» предполагает наличие у государств совокупности большого набора исходных параметров и возможностей. Может ли в таком случае «зеленый путь» быть равновозможным и справедливым для всех, или он подходит только для избранных?

В 1980-х гг. прошлого века канадский ученый-исследователь, экономист Кроуфорд Холлинг ввел в оборот экономической науки понятие «экологическая экономика» (синонимы — биоэкономика, эко-экономика). Под этим понятием исследователь понимал междисциплинарную отрасль академических исследований, цель которой — изучение влияния производственной деятельности человека на экосистему.

При этом экономисты-экологи занимались вполне конкретными вопросами — определением параметров и условий равного доступа к ресурсам всех человеческих поколений, выработка механизмов для нивелирования необратимых изменений окружающей среды, а также, что особенно обращает на себя внимание сегодня, разработкой методов определения результатов устойчивого развития.

Через 30 лет от «экологической экономики» отпочковался термин «зеленая экономика», достаточно быстро став новым модным трендом.

«Зеленая экспансия»

Константин Суховерхов:
«Зелёная сделка» ЕС — угроза для России?

Идея «зеленой экономики» начала свое масштабное распространение в 2011 г. после выхода доклада Программы ООН по окружающей среде (далее по тексту — ЮНЕП). В докладе «Навстречу зеленой экономике» утверждалось, что экономика «зеленого пути» должна быть не только эффективной, но и справедливой. Как указано в документе, справедливость подразумевает «признание глобальных и страновых аспектов с целью обеспечения возможности справедливого перехода государств к низкоуглеродной, ресурсоэффективной, социально-ориентированной и инклюзивной модели экономики». При этом заявлено, что реализовать «зеленую» модель экономики возможно только посредством внедрения технологических инноваций, принимая во внимание проблему изменения климата и дефицит природных ресурсов. После конференции ООН по устойчивому развитию Рио+20, термин «зеленая экономика» стал окончательно политическим, укоренившись в речи функционеров различного уровня. Тогда же «зеленая экономика» была заявлена инструментом достижения Целей устойчивого развития.

Сегодняшняя тенденция нарастания «зеленого тренда» вызывает все больше вопросов. Совсем не очевидна «справедливость» и «эффективность» «зеленой» экономической модели, предлагаемой развитыми странами остальному миру.

Во-первых, нельзя отрицать тот факт, что несмотря на заявления о переходе, учитывающем страновые особенности каждого государства, механизмы для реализации такого подхода до сих пор не выработаны.

Пока мы наблюдаем обратную ситуацию, когда под эгидой «зеленого перехода» формируются рамки унифицированного торгового режима, отвечающего интересам лишь избранной группы индустриально-развитых стран без учета особенностей развивающихся стран и стран с переходной экономикой.

Во-вторых, главными драйверами устойчивой модели экономики являются технологии и человеческий капитал. Оба компонента напрямую зависят от экономической модели государств. Их развитие — долгий процесс, совпадающий с эволюцией государственного устройства. Например, у государств рентной модели (к таковым относится Россия), уровень технологического развития крайне низок и для преодоления технологической отсталости требуется перенастройка всей государственной системы.

В-третьих, «равный» доступ, заявленный «зеленой моделью» экономики, не реализуется в соответствии с поставленной задачей. Напомним, что доступ к фондам, финансирующим «зеленые» проекты ограничен компаниям и странам, в отношении которых применен санкционный режим, а это значит, что в обозримой перспективе они не смогут претендовать на соответствующую финансовую помощь.

Предельно ясно, что «устойчивая зеленая модель», помимо решения конкретных задач развития, безусловно крайне важных, соответствующих современным потребностям человека, преследует и другие цели.

Пределы «зеленого роста»

Так что же сулит государствам «зеленый» устойчивый рост? Какая цель у новых финансово-экономических механизмов «зеленой экономики»?

Для объяснения рамок «зеленого перехода» обратимся к экономической теории Зависимости от предыдущего развития («Path Dependency»), основы которой были заложены американскими экономистами-историками П. Дэвидом и Б. Артуром, получив свое развитие в работах американского экономиста, нобелевского лауреата Д. Норта. В России термин «path dependence» известен как «теория колеи», который был сформулирован 15 лет назад в исследованиях экономиста А. Аузана.

«Теория колеи» позволяет спрогнозировать потенциальные результаты «зеленого перехода» для государств, опираясь на их исходные параметры развития. Например, страны увеличивают свою производственную корзину в основном за счет продуктов, производство которых требует тех возможностей, которыми они уже располагают. То есть государства исходят из возможностей своей «колеи развития», опираясь на свои уникальных параметры.

Юлия Трефилова:
Мир без курса. Неустойчивое развитие и глобальное управление

«Зеленая» модель экономики предполагает наличие у государства стратегических инвестиций для развития новых возможностей с целью производства нового конкурентного продукта, и главная цель — преодоление потолка своей «колеи развития».

То есть «зеленый переход» создает дополнительный импульс для увеличения производственной корзины развитых государств, потенциал которых позволяет совершить качественный скачок посредством инвестиций и инноваций.

Именно государства с развитыми экономиками явились инициаторами «зеленого» перехода. Объясняется это тем, что они исчерпали потенциал своей индустриальной модели развития, достигли пика эффективности и более не могут идти по пути энергоемкой экономики. Таким образом, «зеленая экономика» для них — это модель их следующего цикла развития.

Тем временем развивающиеся страны и государства с переходной экономикой, прочно зависимые от «колеи развития», едва ли могут претендовать на справедливый переход исходя из особенностей своих экономических моделей. Попытка решить «зеленое уравнение» для них не своевременно и, вероятно, обернется откатом назад.

То есть «зеленый переход» может быть успешным только в случае соответствия текущей фазе цикла развития государства. Когда имеется внутренняя потребность и ресурс для осуществления такого перехода, но не тогда, когда он навязан извне.

Барьерные механизмы реализации «зеленого роста»

«Зеленый путь» предполагает появление новых финансовых и экономических механизмов, формирует новые правила глобальной игры, стимулирует конкуренцию институтов.

Объявленный «зеленый переход» предполагает появление регуляторных (стимулирующих и обязывающих) механизмов, и в первую очередь для стран, зависящих от экспорта нефтепродуктов и энергоносителей.

Так, в середине 2021 г. ожидается введение Евросоюзом трансграничного углеродного регулирования (ТУР), что обернется дополнительной нагрузкой для производителей углеродоемких товаров, экспортируемых в ЕС.

В результате сравнительной оценки эффекта введения ТУР, нагрузка на российских производителей углеродоемких товаров составит 5,3 млрд евро в год, что существенно выше, чем у других экспортеров аналогичных товаров — США (1,3 млрд евро), Китай (1,2 млрд евро), Саудовскую Аравию (0,6 млрд евро) и Катар (0,3 млрд евро), что в значительной степени обусловлено структурой российского экспорта.

Таким образом, вполне очевидно, что справедливость модели «зеленой экономики» имеет крайне избирательный характер и в отношении ряда стран предполагает выработку богатого протекционистского инструментария, что противоречит положениям Рамочной конвенции ООН об изменении климата, которые провозглашают недопустимость использования мер по борьбе с изменением климата для ограничения международной торговли.

Константин Суховерхов:
Обзор экологической политики России

Уже сейчас очевидно, что посредством «всеобщего озеленения», создается новая система торговли, а Евросоюз может вполне успешно реализовать один из своих приоритетных внешнеполитических треков — совершенствование инструмента санкций, добавив в санкционную корзину новый корректирующий механизм и вводя отраслевые санкции в отношении стран — углеродных изгоев.

***

Идеи «зеленой экономики», опираясь на постулаты об общих ценностях безусловно притягательны, но позволяют действовать в рамках собственного развития лишь ограниченному числу стран. Они предполагают гармонизацию конкурирующих идей капитализма и устойчивости. Имея общую подоснову — стремление к увеличению капитала, эти идеи, однако, характеризуются наличием «слепых зон», которые подрывают их способность действовать в интересах глобальной устойчивости.

Тезис, положенный в основу конференции Рио+20, недооценивает сложности в реализации «политики устойчивости» в рамках нынешней глобальной экономической системы как на национальном, так и на наднациональном уровне. В частности, идеалистический подход, лежащий в основе «зеленой модели экономики», игнорирует зависимость государств от феномена «колеи развития», когда наличие тех или иных институциональных рамок, характеризующих экономическую модель, а также выбор, сделанный государством в поворотные моменты истории, не позволяет проводить в жизнь политику «устойчивости» в текущем цикле развития.

Движение к «устойчивости» сопряжено с реализацией экономики технологий и инноваций, а циклы технологического развития государства также напрямую зависят от «колеи развития».

Кроме того, за тезисом об обоюдном выигрыше от «зеленой экономической модели» скрываются трудные компромиссы, которые придется достичь, если глобальное общество встанет на путь подлинно устойчивого развития.

Адаптируя известную фразу Дж. Оруэлла к сегодняшнему дню, трансформации в глобальной экономике можно охарактеризовать так: «зеленая экономика» — это модель, где все равны, но некоторые более равны, чем другие.