«Зеленый курс» как триггер углубления интеграции в Европейском союзе

История развития ЕС показывает, что реализация крупных проектов способна дать импульс углублению интеграции и повлечь за собой системные изменения в организационной структуре и функционировании объединения. Чтобы такой эффект стал возможен, проект должен обладать определенными характеристиками. В самых общих чертах — необходимы устойчивый спрос на интеграционный проект, готовность политиков сформулировать интеграционное предложение (в расчете на политические выгоды, которые можно получить после того, как общество ощутит позитивные изменения), высокая вероятность успешной реализации задуманного и способность проекта запустить эффект перелива (spillover), затрагивающий значительную часть функционала объединения.

В настоящей статье представлено исследование «Зеленого курса» (ЗК) Европейского союза и его способности дать новый импульс развитию ЕС. В первой части рассмотрены предпосылки и общие параметры ЗК. Вторая посвящена анализу его реализации с точки зрения формирования нормативной и регуляторной базы. В третьей части исследованы основные параметры системы управления (governance), сложившиеся в климатической/энергетической политике ЕС, а также происходящая в последние годы трансформация этой системы.

Среди факторов, которые стимулировали Евросоюз к разработке «Зеленого курса», необходимо подчеркнуть следующие: во-первых, риски, связанные с потеплением климата, стали восприниматься в Европе не как нечто гипотетическое и отдаленное, а как чрезвычайная климатическая ситуация, требующая экстренных мер уже сегодня; во-вторых, в 2010-е гг. в европейских обществах сформировался широкий и в целом устойчивый консенсус в поддержку зеленой трансформации; в-третьих, будучи глобальным лидером в области климатической повестки, ЕС стремится сохранить свое лидерство и использовать его как способ повышения субъектности на международной арене.

«Зеленый курс» представляет собой стратегию трансформации европейской экономической модели на основе интеграции целей устойчивого развития во все аспекты регулирования экономики, попытку перехода от традиционной «количественной» логики экономического роста к логике «качественного» роста («построста»), приоритет которого — экологическая и социальная устойчивость. Реализация задуманного, даже частичная, приведет к заметному изменению образа жизни европейцев. В эпоху Таможенного союза (1960–1980-е гг.) ЕС занимался преимущественно управлением внешнеэкономической деятельности. Создание Единого внутреннего рынка (конец 1980-х гг.) и несколько позже — Экономического и валютного союза (конец 1990-х гг.) преобразовали Европейский союз в «регуляторное государство». Инкорпорация концепции устойчивого развития во все сферы экономической политики в случае успешной реализации может стать третьим этапом развития экономической модели ЕС.

Современный геополитический кризис повлек за собой экономическую и энергетическую турбулентность на европейском пространстве. В 2023–2024 гг. готовность вкладывать экономические и политические ресурсы в «зеленую трансформацию» уменьшается. Однако социальная база ЗК остается существенной, а накопленный опыт и реформированная за последние годы модель управления в этой сфере обеспечивают достаточную инерцию.

«Зеленый курс» опирается на двадцатилетний опыт проведения энергетической/климатической политики, в целом эффективные регуляторные механизмы и практические достижения. За прошедшие с момента инициации ЗК четыре года в ЕС сформирована нормативная база, необходимая для его реализации. При этом в продолжение ранее наметившейся тенденции наблюдается переход от мягких ко все более жестким методам регулирования для того, чтобы обеспечить последовательность на всех уровнях управления и предсказуемость проводимого курса в долгосрочной перспективе. Европейские политики осознают риск того, что чрезмерное использование регуляторных мер может стать тяжелым бременем для экономики. Поэтому Европейский союз стремится выдержать баланс между механизмами установления цены на углерод, целевыми нормативами, техническими стандартами и мерами поддержки.

Принципиальная неопределенность связана с масштабом возможных негативных последствий для экономического роста и конкурентоспособности. Однако, опираясь на высокоразвитую экономику и акцентируя благоприятное влияние ЗК на качество жизни и социальное развитие, европейские политики рассчитывают не только успешно минимизировать эти негативные последствия, но и использовать переход к устойчивой экономике как стимул для экономического развития.

Для политической элиты ЕС «Зеленый курс» — это проект стратегического значения, который призван не только внести вклад в борьбу с глобальным потеплением и провести кардинальную трансформацию европейской экономической модели, но также сформировать привлекательный образ будущего и вдохнуть новую динамику в развитие интеграционного процесса. Проведенные реформы существенно повысили комплексность проводимого курса, de facto расширили полномочия Евросоюза (принят большой набор законодательных мер по вопросам, которые ранее не были урегулированы на уровне ЕС) и регуляторные полномочия Еврокомиссии, установили новые обязательства для государств-членов и сформировали более жесткие механизмы влияния на политику национальных властей.

С учетом всех особенностей «Зеленого курса», его успешная реализация может стать этапной вехой в развитии Европейского союза, еще одним моментом перезапуска интеграционного проекта.

Введение

Изучение механизмов углубления интеграции — важное и хорошо разработанное направление интеграционных исследований. Один из подходов заключается в том, что системная трансформация интеграционного объединения происходит как следствие реализации крупных проектов. Общий рынок, Экономический и валютный союз (ЭВС), Шенген, который позднее стал одним из ключевых элементов Пространства свободы, безопасности и правосудия, расширение 2004 г. и т.п. — все это были триггеры, которые стимулировали значительное количество других изменений, что в совокупности привело к углублению интеграции и качественной трансформации Европейского союза.

Чтобы подобного рода проект повлек за собой системные изменения интеграционного объединения, он должен обладать определенными характеристиками. В самых общих чертах — необходимы устойчивый спрос на интеграционный проект, готовность политиков сформулировать интеграционное предложение (в расчете на политические выгоды, которые можно получить после того, как общество ощутит позитивные изменения), высокая вероятность успешной реализации задуманного и способность проекта запустить эффект перелива (spillover)¹, затрагивающий значительную часть функционала объединения².

В настоящей статье проведено исследование «Зеленого курса» (ЗК) ЕС и его способности дать новый импульс развитию Европейского союза. В первой части рассмотрены предпосылки и общие параметры ЗК. Вторая посвящена анализу его реализации с точки зрения формирования нормативной и регуляторной базы. В третьей части исследованы основные параметры системы управления (governance), сложившиеся в климатической/энергетической политике ЕС, а также происходящая в последние годы трансформация этой системы.

Предпосылки и основные контуры «Зеленого курса»

Констатин Суховерхов, Александр Шеповалов, Даниил Проказов, Артем Кашедов, Юлия Соловьева, Олеся Семичева:
Нормативно-правовые основы политики ЕС в области экологии

Ключевая цель «Зеленого курса» — достижение углеродной нейтральности в ЕС к 2050 г. Задача борьбы с потеплением климата основывается не на абстрактном идеализме, а на оценке потенциальных неблагоприятных последствий. В отсутствии климатической политики средняя температура к 2100 г. может вырасти на 3° в сравнении с доиндустриальным уровнем. Реализация этого сценария, согласно актуальным оценкам Объединенного исследовательского центра Еврокомиссии (ЕК), приведет к тому, что в странах ЕС ежегодно 90 тыс. человек будут умирать от жары; водные ресурсы в южных странах Союза сократятся на 40% и 13 млн человек будут регулярно испытывать недостаток воды; ежегодно 0,5 млн человек будут страдать от речных наводнений (экономический ущерб от которых составит 40 млрд евро в год); еще 2,2 млн человек — от повышения уровня океана и прибрежных наводнений (экономический ущерб — 238 млрд евро в год). И это лишь некоторые из возможных последствий. Разумеется, можно критически относиться к отдельным сценарным оценкам, однако нет рациональных оснований отрицать устоявшееся экспертное мнение о причинах и темпах глобального потепления, а также о его серьезных негативных последствиях. К тому же проблема неблагоприятной экологической динамики не сводится только к изменению климата. К примеру, уже сейчас по причинам, связанным с загрязнением воздуха, в Европе ежегодно преждевременно умирают 400 тыс. чел. В политической элите Евросоюза на основе вполне рациональных соображений сформировался широкий консенсус по вопросу о том, что цена перехода к углеродно-нейтральной экономике будет большой, но цена бездействия будет еще больше. Климатические изменения имеют накапливающийся характер, а предпринимаемые меры могут дать эффект лишь в долгосрочной перспективе. Поэтому сторонники «зеленой трансформации» считают необходимым уже сегодня принимать дорогостоящие и иногда болезненные решения, чтобы получить значимые результаты послезавтра.

В европейских обществах и политических элитах влияние сторонников устойчивого развития и «зеленой трансформации» в последние десятилетия стабильно усиливалось. На выборах в Европарламент (ЕП) 2019 г. «зеленые» существенно увеличили свое представительство [1,2]. Поддержка «зеленого» дискурса в наибольшей степени распространена в странах Северной и Западной Европы, в меньшей степени — в Южной Европе, и в основном довольно маргинальна в восточных странах ЕС [2,3]. Это неудивительно. Здоровая окружающая среда, качественная среда проживания, многие современные элементы политической культуры (права человека, корпоративная социальная ответственность) — это роскошь, спрос на которую общество предъявляет лишь по достижении определенного уровня благосостояния.

Реагируя на изменение общественного мнения, традиционные политические партии инкорпорировали «зеленую» повестку в число своих приоритетов, что подтверждается, в частности, исследованием электоральных манифестов за 1990–2022 гг. [4]. Математическое моделирование результатов выборов в ЕП 2019 г. показало, что в Северной и Западной Европе внимание к природоохранной повестке позитивно сказывалось на результатах не только «зеленых», но и традиционных партий [2, pp. 71–84]. Ирина Прохоренко, опираясь на материалы социологических опросов и политической дискуссии, делает вывод, что в конце 2010-х гг. и вплоть до 2022 г. в странах ЕС существовал «широкий и устойчивый общественный консенсус в поддержку выбранного нарратива» устойчивого развития [5, pp. 92]. Опора на этот доминирующий нарратив позволила руководству ЕС сформулировать «Зеленый курс» и сделать его флагманским проектом Евросоюза.

Рост расходов промышленности и домохозяйств на энергоносители и снижение темпов роста экономики, произошедшие вследствие энергетического кризиса 2022–2023 гг., заметно ослабили уровень поддержки «зеленой трансформации». Регулярно проводимые Europe Elects опросы общественного мнения показывают существенное сокращение электоральной поддержки «зеленых» партий. В декабре 2023 – феврале 2024 г. по странам ЕС прокатились массовые демонстрации фермеров, протестующих не только против роста цен на топливо, но и против предлагаемых в рамках «Зеленого курса» ужесточения экологических стандартов и пересмотра правил распределения сельскохозяйственных субсидий. Среди представителей промышленности также растет скепсис по поводу если не самого ЗК, то по крайней мере темпов трансформации. К примеру, генеральный директор Orgalim³ Малте Логан весной 2023 г. выражал обеспокоенность по поводу конкурентоспособности европейского бизнеса, столкнувшегося с «цунами законопроектов» [6].

Изменение настроений общества и бизнеса проявляется на политическом уровне. Крупнейшая политическая группа в ЕП — Европейская народная партия — с середины 2023 г. стала занимать более сдержанную позицию по «зеленому» законодательству, все чаще апеллируя к необходимости защиты национальных производителей. Яркий пример — ход дебатов по так называемому Закону о восстановлении природы (Nature Restoration Law) и о прекращении производства автомобилей с двигателями внутреннего сгорания (ДВС). Аналогичные процессы идут и на национальном уровне. В этой связи знаковым событием стали сказанные в начале мая 2023 г. слова президента Франции Эмманюэля Макрона о необходимости взять паузу в принятии нового «зеленого» законодательства на уровне ЕС. Уже через несколько дней глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен вынуждена была солидаризироваться с этим тезисом, заявив, что Евросоюзу необходимо оценить свою способность абсорбировать большое число обсуждаемых законопроектов. Однако к этому моменту большинство заявленных в рамках «Зеленого курса» законов уже были приняты (см. далее).

Максим Сигачев, Андрей Бардин, Татьяна Хайнацкая:
Зелёная политическая повестка в странах североевропейской модели

«Зеленый курс» очень часто рассматривают как продолжение энергетической/климатической политики Евросоюза, важными целями которой с начала 2000-х гг. были снижение выбросов парниковых газов и опережающее развитие возобновляемой энергетики. Однако это гораздо более масштабный проект. «Зеленый курс» предусматривает коренную трансформацию экономики ЕС для того, чтобы обеспечить экономический рост без увеличения объема используемых ресурсов, построить справедливое и процветающее общество с современной, ресурсосберегающей и конкурентоспособной экономикой. Эти цели — продолжение предыдущих программ Евросоюза в области экономического развития (Лиссабонская стратегия и Стратегия «Европа 2020»). Принципиальная новизна заключается в том, что ЗК привносит императив устойчивого развития во все направления экономической политики и охватывает широкий круг сфер экономической активности: «чистая» энергетика, устойчивая промышленность (экономика замкнутого цикла и новая промышленная политика), строительство и эксплуатация зданий, продовольственный сектор (проект «От фермы к вилке» — «From Farm to Fork»), устранение загрязнений окружающей среды и поддержка биоразнообразия, «умная мобильность» и т.д. (основные направления см. в табл. 1). В контексте «Зеленого курса» на уровне ЕС помимо вышеупомянутых проектов предусматривается реформа аграрной и торговой политики, акцентирование целей устойчивого развития в образовании, комплекс мер по трансформации общественного сознания (прежде всего продвижение концепции ответственного потребления). Это означает перевод в плоскость масштабных политических решений идущей последние два десятилетия дискуссии об адекватности традиционной концепции постоянного экономического роста. Растущее внимание экспертов привлекают такие концепции, как «инклюзивный рост», «пост-рост» и «антирост».

По сути, «Зеленый курс» предполагает трансформацию европейской экономической модели за счет интеграции целей устойчивого развития во все аспекты регулирования экономики. Базовый нормативный документ Евросоюза в сфере «Зеленого курса» — Регламент 2021/1119 от 30.07.2021 г. (так называемый Европейский климатический закон) — установил, что любые действия ЕС должны учитывать цель достижения климатической нейтральности. Цели устойчивого развития были интегрированы в Европейский семестр — ключевой механизм макроэкономического регулирования в Европейском союзе. Таким образом, охрана окружающей среды сегодня осмысляется как один из ключевых элементов экономического развития, а процесс макроэкономической координации в ЕС в значительной степени переориентирован на обеспечение устойчивого роста [7,8]. Как отмечают Андреас Гольдтау и Ричард Янг, климатическая/энергетическая политика «становится ключевым фактором (connective shaper), связующим прочие сферы европейской интеграции… первостепенным по значимости вопросом внутренней политики и ядром стратегии ЕС в области безопасности и геополитики» [9, p. 121].

Намеченный в «Зеленом курсе» переход к новой экономической модели должен осуществляться в соответствии с критериями справедливости и инклюзивности. В программе “Fit for 55”⁴ Еврокомиссия отмечает, что «переход к климатической нейтральности дает уникальную возможность снизить системное неравенство». Экспертные оценки показывают, что реализация ЗК к 2030 г. окажет в целом небольшое воздействие на рынок труда⁵, однако влияние на отдельные сектора и страны/регионы может быть весьма значительным. К тому же увеличение стоимости энергоресурсов может повлечь диспропорциональную нагрузку на домохозяйства с низкими доходами и малый бизнес, которые тратят значительную часть своих доходов на транспорт и энергоресурсы.

Поэтому «Зеленый курс» включает разного рода компенсационные меры для уязвимых категорий граждан и сообществ, прежде всего Фонд справедливого перехода и Социальный климатический фонд. К настоящему моменту в контексте реализации ЗК приняты либо находятся в процессе обсуждения ряд регуляторных мер, призванных облегчить трудовую мобильность в условиях структурной перестройки экономики и обеспечить достойный уровень социальной защиты трудящихся. Кроме того, следует отметить, что реализация “Зеленого курса” по своей сути способствует улучшению качества жизни за счет улучшения окружающей среды, качества и инклюзивности городской среды, развития новых форм занятости и общественных практик. В целом, как отмечает Анна Цибулина [10, p. 13], идеология и практика ЗК «в значительности степени вписываются в концепцию «пост-роста» с присущей ей ориентацией на достижение заданных характеристик экологического и социального развития, нежели экономического роста».

«Зеленый курс» вписан в глобальный контекст и нацелен на выполнение обязательств, которые ЕС взял на себя в рамках Парижского соглашения 2015 г. Помимо этого ЗК вносит вклад в реализацию значительного числа Целей устойчивого развития, одобренных ООН в 2015 г. Евросоюз с конца 1990-х гг. выступал с проактивной позицией в области климатической политики и позиционировал себя как глобального лидера в этой сфере [11, pp. 339-341]. Это лидерство проявляется в выработке пионерских практик регулирования, высоких достижениях в сфере сокращения выбросов (лидерство примером), активизме в ходе переговоров в двусторонних и многосторонних форматах, убеждении международных партнеров, в том числе с использованием механизмов торговой политики и содействия развитию, и передаче им наработанного опыта регулирования.

Марина Ларионова [12, p. 141] приходит к выводу, что в контексте реализации «Зеленого курса» ЕС системно задействует совокупность своих ресурсов для интернационализации целей климатической трансформации. Для Евросоюза сохранение глобального лидерства в области климатической политики — это важный инструмент мягкой силы и влияния на международной арене. Стремление Брюсселя убедить другие страны последовать по проложенному им пути мотивировано не только ценностными соображениями, но и желанием выровнять условия конкуренции для углеродоемких предприятий, функционирующих в ЕС и за его пределами.

Реализация «Зеленого курса»

Прошедшие с момента провозглашения «Зеленого курса» четыре с лишним года (с декабря 2019 г. по февраль 2024 г.) дают возможность оценить, в какой степени ЕС продвинулся в реализации этого проекта. Разумеется, еще рано анализировать прогресс в терминах практических результатов (изменение деловых практик, структурная трансформация экономики и т.п.). Однако мы можем оценить, в какой степени сформирована декларированная нормативная база и регуляторная среда.

Основу этой части нашего исследования составили шесть основных стратегий, входящие в состав ЗК. К каждой из этих стратегий был приложен план действий, в котором перечислялось большое число практических мероприятий. Из этих перечней мы выбрали те меры, факт реализации которых может достоверно установить внешний наблюдатель⁶: принятие законодательных актов и документов мягкого права, разработка более узких субсекторальных стратегий, создание специализированных структур управления (системы мониторинга, промышленные альянсы и т.п.). Затем, на основе единой базы законодательства Евросоюза EUR-lex, пресс-релизов и иных открытых источников мы выяснили степень реализации данных мер, разбив их на три группы: меры реализованы, находятся в процессе официального обсуждения, не реализованы (в этом случае не исключено, что продолжаются технические консультации, информация о которых не доступна внешнему наблюдателю). Результаты исследования представлены в Табл. 1.

Таблица 1. Реализация «Зеленого курса» ЕС по состоянию на 20 января 2024 г.

Примечание: н. п. — не планировалось.

^* Включая ряд мер в области энергетики, не вошедших в «Fit for 55» (борьба с выбросами метана, водородная энергетика и т. п.).

^** Значительная часть мер по этому направлению предполагает реформу законодательства в области энергетики, и поэтому они учтены в таблице в разделе «Энергетика».

^*** Промышленная стратегия включает ряд направлений, которые в официальном дискурсе и, соответственно, в этой таблице, вынесены в отдельные направления деятельности (экономика замкнутого цикла, умная мобильность, ряд вопросов энергетической политики).

Составлено автором по данным базы законодательства ЕС EUR-lex (www.eur-lex.europa.eu) и интернет-портала ЕС https://european-union.europa.eu

Собранные данные позволяют сделать вывод, что подавляющая часть запланированных законодательных актов и иных мер уже воплощена в жизнь. Существенное число законопроектов еще находятся на стадии обсуждения, что не удивительно, поскольку длительность законодательного цикла в Европейском союзе составляет в среднем около двух лет с момента представления законопроекта. Законодательный процесс в целом шел довольно гладко, однако в 2023 г. дискуссии в Совете ЕС и Европарламенте стали более жесткими, часть документов «забуксовала» или была отложена. Наиболее острые разногласия имели место по поводу Закона о восстановлении природы, пакета документов по водороду, Директивы о реновации зданий, запрета автомобилей с ДВС, введения стандарта Евро-7, Директивы о возобновляемой энергетике и реформы рынка электроэнергии⁷. Наибольший прогресс с точки зрения законодательного процесса наблюдается в области энергетики («Fit for 55») экономики замкнутого цикла. В принятом к настоящему моменту законодательстве сущностное содержание и базовые целевые нормативы за редким исключением отражают изначальную амбициозную позицию Еврокомиссии.

Евгений Типайлов:
Международная климатическая повестка как инструмент западной газовой дипломатии

Для примера рассмотрим основные элементы реформированной Директивы о возобновляемой энергетике. Изначально Комиссия предлагала к 2030 г. довести долю возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в конечном потреблении энергии до 40%. Одна группа стран считала это чрезмерным, другая, наоборот, недостаточным. С учетом проактивной позиции ЕП и в контексте энергетического кризиса 2022–2023 гг. итоговый документ ставит цель 42.5%. Ожесточенный спор возник по поводу правил зачета в качестве возобновляемой энергии зеленого, розового, синего и иных типов водорода⁸. Франция, традиционно отстаивая интересы атомной энергетики, настаивала на зачете розового водорода, а Германия требовала ужесточения правил зачета менее экологичных типов водорода. В итоге, как обычно бывает в ЕС, было выработано компромиссное решение. Во многих аспектах итоговый документ идет дальше предложений Комиссии. Например, Директива обязывает государства-члены создать «территории ускорения ВИЭ» (renewables acceleration areas), в которых будут действовать упрощенные процедуры лицензирования проектов и выдачи разрешений на строительство. Также Директива установила, что развитие возобновляемых источников энергии — важнейший общественный интерес (overriding public interest), а это существенно ограничивает возможность противников конкретных проектов оспорить в судах их реализацию.

Наиболее проблемные направления «Зеленого курса» — тесно связанные между собой сельское хозяйство («От фермы к вилке») и сохранение биоразнообразия. По оценке экспертов Европейского научного консультативного совета по изменению климата, с точки зрения выбросов парниковых газов сектор «практически не изменился с 2005 г.», при этом две трети выбросов приходится на животноводство [13]. Противодействуя «Зеленому курсу», сельскохозяйственное лобби апеллирует как к научным аргументам («зеленые» стандарты снизят объем производства), так и к политическим (цена адаптации и снижение конкурентоспособности). При этом сельское хозяйство находится в числе тех секторов, которые в наибольшей степени уязвимы для рисков, связанных с изменением климата. Фактически аграрии используют «стратегию безбилетника», рассчитывая, что бремя расходов на борьбу с потеплением будут нести другие отрасли, а они смогут пожинать плоды этой политики. Однако они используют эту стратегию довольно успешно, опираясь на мощное лобби, высокую способность мобилизации на протестные акции и политическую чувствительность сельскохозяйственной политики.

Самый яркий пример трудностей в этой сфере — история обсуждения так называемого Закона о восстановлении природы. В согласованном документе (его формальное принятие ожидается до конца текущей легислатуры Европейской комиссии)⁹ многие формулировки были смягчены, текст содержит многочисленные оговорки и дает странам возможность пользоваться рядом исключений. Аналогичным образом ряд еще обсуждаемых законопроектов, касающихся сельского хозяйства и биоразнообразия, был существенно скорректирован, в частности, Регламент об использовании пестицидов и Директива о выбросах в промышленности, которая также касается животноводства. Обсуждение этих документов продвинулось весьма далеко, потому велики шансы их принятия до конца текущей легислатуры ЕК¹⁰. Некоторые предложения, анонсированные еще в 2020–2021 гг., Комиссия представила лишь в конце 2023 г. (защита прав животных), а некоторые не представила до сих пор (устойчивые системы производства продовольствия, маркировка продуктов питания). С учетом меняющихся политических настроений вероятность представления, а тем более принятия этих документов после выборов в Европарламент 2024 г., невелика.

В целом к концу 2023 г. были проведены необходимые для реализации «Зеленого курса» реформы. В текущей каденции Еврокомиссия реализовала большинство намеченных планов. На долю нового состава ЕК, который приступит к исполнению своих обязанностей осенью 2024 г., останется ряд значимых документов по проектам «От фермы к вилке» и «Биоразнообразие», а также незначительные «хвосты» по другим направлениям. К тому же в 2023 г. Еврокомиссия обнародовала ряд новых инициатив, отражающих новую расстановку акцентов в рамках «Зеленого курса», продвижение которых потребует больших усилий.

Остановимся чуть подробнее на реформе регулирования энергетического сектора (ядра ЗК), поскольку более 75% выбросов парниковых газов в Евросоюзе связано с производством и потреблением энергии. В этой части «Зеленый курс» концептуально продолжает те направления энергетической/климатической политики, которые реализовывались с начала 2000-х гг. Двадцатилетняя история дает возможность оценить имеющиеся достижения. Принципиальное значение имеют два аспекта: эффективность сформированной системы управления и фактические достижения, то есть степень выполнения предыдущих планов.

К 2020 г. ЕС планировал на 20% повысить энергоэффективность, на 20% сократить выбросы парниковых газов и увеличить до 20% долю возобновляемой энергии в энергобалансе. Как показано в Табл. 2, Евросоюз существенно перевыполнил эти планы. В части снижения выбросов все страны ЕС выполнили национальные планы, в части развития возобновляемой энергетики — все, кроме Франции, в части энергоэффективности — не справились 10 стран Союза. Хотя ряд государств-членов незначительно отстали от национальных планов, в масштабе всего ЕС прогресс очевиден.

Таблица 2. Эволюция целей ЕС в области климата и энергетики на 2030 г.

^* Конечное потребление энергии.

^** Первичное потребление энергии.

В рамках долгосрочного планирования с середины 2010-х гг. Европейский союз разработал и постепенно повышал целевые нормативы на 2030 г. Политический консенсус вокруг «Зеленого курса» дал возможность переформулировать ранее существовавшие планы и зафиксировать принципиально более амбициозные цели (см. табл. 2).

В сфере энергетики ключевые элементы ЗК — Европейский климатический закон 2021 г. и пакет мер «Fit for 55». Климатический закон устанавливает обязательство достичь климатической нейтральности к 2050 г. и обязательную промежуточную цель сократить выбросы парниковых газов на 55% к 2030 г. Он предусматривает ряд мер по обеспечению согласованности всех секторальных направлений деятельности ЕС для целей достижения климатической нейтральности, устанавливает систему мониторинга мер, реализуемых на национальном уровне, и обеспечивает долгосрочную предсказуемость, необходимую для экономических субъектов.

Обнародованный Еврокомиссией в июле 2021 г. пакет «Fit for 55» предусматривает совершенствование нормативной базы Евросоюза по всем ключевым аспектам климатической/энергетической политики. Учитывая центральную роль энергетики, ЕК, другие институты ЕС и государства-члены уделили приоритетное внимание разработке нового законодательства в этой сфере, и все запланированные документы, кроме Директивы по налогу на энергию, были приняты к осени 2023 г. (см. Табл. 3).

Таблица 3. Реформа системы управления в соответствии с пакетом «Fit for 55».

Примечание.

^* Также «Пограничный корректирующий углеродный механизм», ПКУМ.

^** Законопроект представлен в 2021 г., документ еще не принят.

Для примера рассмотрим детальнее Регламент об инфраструктуре для альтернативного топлива. Цели документа: создание инфраструктуры, минимально необходимой для развития автотранспорта на альтернативном топливе (электромобиле и т.п.) и совместимость этой инфраструктуры в разных странах ЕС. В частности, страны Союза обязаны обеспечить наличие: 1) заряжающих станций для электромобилей как минимум каждые 60 км на ключевых автотрассах к концу 2025 г., на прочих междугородних автотрассах — к концу 2030 г.; 2) заправок для автомобилей на водородном топливе — каждые 200 км на ключевых автотрассах к концу 2030 г. Минимально необходимая совокупная мощность заряжающих станций увязана с мощностью проданных в стране автомобилей. Отметим, что в итоговом тексте эти требования повышены в сравнении с предложением Комиссии. Таким образом, Евросоюз стремиться разрешить дилемму «курица или яйцо»: потребители не покупают электромобили, потому что за пределами крупных городов недостаточно заряжающих станций, а бизнес не строит заряжающие станции, поскольку малое число электромобилей не генерирует достаточного спроса.

Трансформация системы управления

К концу 2010-х гг. в Европейском союзе сформировалась гибкая система управления в области климатической/энергетической политики. В сферах энергосбережения и возобновляемой энергетики основу регулирования составляет открытый метод координации [14]. На уровне ЕС фиксируются целевые нормативы, общие принципы и набор возможных механизмов стимулирования. Основная ответственность за реализацию политики лежит на государствах-членах. Для достижения целевых нормативов они разрабатывают детальные долгосрочные национальные планы, регулярно (раз в два года) обновляют их, отчитываются о реализованных мерах и достигнутом прогрессе. Еврокомиссия анализирует действия государств-членов, формулирует детальные рекомендации и обеспечивает механизмы обмена лучшими практиками. На площадке Совета министров государства-члены оценивают достижения друг друга и при необходимости мягко воздействуют на отстающих; возможности использования санкций ограничены, как правило, применяется стратегия «назови и пристыди» (naming and shaming). В сфере снижения выбросов парниковых газов основным механизмом является Система торговли выбросами, которая представляет собой довольно жесткий регуляторный механизм, обеспечивающий формирование цены на углерод.

Помимо этого, на уровне Евросоюза установлены и регулярно обновляются детальные правила и стандарты по некоторым узким субсекторам (энергоэффективность зданий, маркировка, энергоаудит, обязательные и добровольные технические стандарты и т.п.). Также институты ЕС реализуют отдельные меры стимулирования НИОКР и пилотные проекты.

Александр Камкин:
Промышленность ЕС на пути к самоликвидации?

Большое значение для успешной реализации поставленных целей имеет вовлечение в процесс местных властей и сообществ, бизнеса, потребителей и общественных организаций, развитие механизмов общественных консультаций для учета интересов стейкхолдеров и регулярный мониторинг на национальном, местном и отраслевом уровнях. Для налаживания горизонтальных связей Еврокомиссия поддерживала создание и функционирование различных площадок, среди которых наиболее известны Ковенант мэров (Covenant of Mayors) и Платформа снижения рисков для проектов в области энергоэффективности (De-risking Energy Efficiency Platform).

Инициированный в 2015 г. проект Энергетического союза, который был одним из приоритетных проектов Комиссии Юнкера, повысил политическую значимость климатической/энергетической политики. Проведенная в рамках проекта реформа управления обеспечила более высокий уровень согласованности всех аспектов политики: энергетическая безопасность, функционирование СТВ, возобновляемая энергетика, энергоэффективность, энергетические субсидии, качество топлива, конкурентоспособность чистых энергетических технологий и т.д. В 2018 г. была радикально реформирована система управления Энергетического союза, во многих аспектах произошел переход от мягких к жестким методам управления [15].

Разумеется, сложившаяся к концу 2010-х гг. система управления климатической/энергетической политикой имеет ряд дефектов. На стадии разработки законодательства амбициозные предложения ЕК нередко подвергались ревизии в Совете министров, в котором балансировались различные интересы и озабоченности государств-членов. Впрочем, осторожность ряда членов Совета, как правило, уравновешивалась позицией Европарламента, который традиционно поддерживает идеи устойчивого развития и играет существенную роль в законодательном процессе. При этом нельзя говорить о существовании в Совете каких-либо стабильных про- и анти- «зеленых» блоков. Коалиции в Совете строятся в ходе обсуждения конкретного законопроекта, а точнее — его отдельных положений, и имеют гибкий характер.

При реализации политики на национальном уровне имеют место заметные различия между национальными планами разных стран ЕС, а также между действиями некоторых стран и общим курсом. Хотя в Евросоюзе существует принципиальное согласие относительно реализуемого курса, государства-члены учитывают особенности структуры экономики и энергетического сектора и склонны защищать интересы национальных стейкхолдеров. Законодательные и регуляторные полномочия институтов ЕС в сфере климатической/энергетической политики постепенно увеличивались. Однако эти вопросы входят в сферу совместной компетенции, и государства-члены сохраняют суверенитет в определении структуры энергобаланса, что дает им возможность (впрочем, ограниченную) имитировать или затягивать реализацию общего курса.

Традиционно управление климатической/энергетической политикой в Европейском союзе оценивают на основе критериев амбициозности и жесткости. Амбициозность связывают с количественными параметрами средне- и долгосрочных целей и общей последовательностью проводимого курса; это чрезвычайно важно, чтобы убедить стейкхолдеров в необходимости изменить свое поведение и бизнес-процессы, хотя это и требует больших издержек. Жесткость режима характеризует степень обязательности правил и соотношение мягких и жестких методов принуждения к их соблюдению. Иногда к указанным критериям добавляют еще два. Плотность регулирования отражает разнообразие существующих инструментов (финансовые стимулы, регуляторные практики, горизонтальные связи, механизмы поддержки НИОКР, информационные и образовательные проекты и т.п.). Комплексность — это распространение коммунитарного регулирования на смежные сферы. Ряд авторов убедительно доказывают, что за два десятилетия XXI в. система климатического управления в ЕС существенно усовершенствовалось [15, 16, 17], а меры, намеченные в рамках «Зеленого курса», «обещают дополнительное улучшение» [18, p. 446]. Приведенные экспертные оценки следует рассматривать с учетом упомянутых выше оговорок, однако в целом сложившуюся к концу 2010-х гг. систему управления можно оценить как довольно эффективную. Главное свидетельство этого — успешная реализация намеченных на 2020 г. целей (см. Табл. 2).

«Зеленый курс» предусматривает, с одной стороны, совершенствование существующих механизмов управления и их распространение на новые сферы, а с другой — ряд принципиальных изменений.

Среди принципиальных изменений прежде всего следует отметить новый уровень комплексности политики. Климатическая/энергетическая политика преобразуется в политику «зеленой трансформации», охватывающую основные отрасли экономики (промышленность, транспорт, сельское хозяйство). Об этом свидетельствует даже простое перечисление основных направлений «Зеленого курса» (см. Табл. 1). Однако список этих направлений далеко не исчерпывающий. Сфера действия ЗК, в принципе, ничем не ограничена: ранее упомянутый Европейский климатический закон установил, что любые предлагаемые на уровне ЕС меры и законопроекты должны проходить оценку на предмет их соответствия цели «Зеленого курса» (ст. 6(4)).

Во-вторых, Европейский климатический закон обязывает Еврокомиссию, начиная с 2023 г., раз в пять лет оценивать, в какой степени действия каждого государства-члена соответствуют целям достижения климатической нейтральности и адаптации к изменениям климата (ст. 7)¹¹. Эта оценка должна осуществляться на основе интегрированных национальных планов в сфере климата и энергетики, национальных долгосрочных стратегий и представляемых раз в два года отчетов. Выявив неадекватность действий какого-либо государства-члена, Комиссия разрабатывает публичные рекомендации: страна обязана либо их выполнить, либо предоставить обоснованные возражения. Таким образом, все аспекты «Зеленого курса» (а по сути, практически вся национальная промышленная, и даже шире — экономическая политика) включаются в существующую в рамках Энергетического союза систему мягкого «коммунитарного управления» (ранее было показано, что эта система после 2018 г. стала значительно более жесткой).

Третье важное новшество — выделение беспрецедентного объема средств на коммунитарном уровне. На цели «зеленой трансформации» была переориентирована значительная часть средств созданного после эпидемии COVID-19 финансового инструмента «ЕС следующего поколения» (Next Generation EU), бюджет которого составляет 750 млрд евро на 2021–2027 гг. Помимо этого, учрежден Механизм справедливого перехода (Just Transition Mechanism), который объединяет ряд инструментов экономической поддержки общим объемом 55 млрд евро на период 2021–2027 гг. В 2023 г. создан Социальный климатический фонд, который предусматривает поддержку домохозяйств и малого бизнеса для того, чтобы компенсировать им издержки, связанные с повышением цен на энергоресурсы после включения автомобильного транспорта и зданий в Систему торговли выбросами (СТВ) . На эти цели будут направлены полученные от продажи дополнительных квот средства в сумме до 72 млрд евро за 2025–2032 гг.

Такие объемы финансирования дают мощный стимул для органов власти на национальном и местном уровнях, равно как и для бизнеса. Разумеется, существует риск, что национальные политики могут использовать эти средства для извлечения ренты или получения общественной поддержки (political capture). Чтобы избежать этого, необходимы эффективные механизмы управления на коммунитарном уровне, более жесткие, чем административный мониторинг и отчетность. Такие механизмы были созданы.

Александр Котов:
С какой силой звонит колокол? Масштабы деиндустриализации в ЕС

Использование средств из бюджетов «ЕС следующего поколения» и Механизма справедливого перехода основано на весьма жестких правилах кондициональности (обусловленности), касающихся целей, промежуточных показателей и прозрачности использования средств. Для начала финансирования требуется, чтобы Комиссия утвердила соответствующий национальный план, а выделение последующих траншей возможно лишь после утверждения национального отчета, отражающего прогресс на пути к углеродной нейтральности. Новые правила распределения средств свидетельствуют об ужесточении ранее мягкого управления [15, 19].

В-четвертых, бюджет Евросоюза — не единственный, и даже не главный источник финансового стимулирования. Традиционно в рамках энергетической/климатической политики основные средства поступали от национальных бюджетов и частных инвесторов. Вот почему ЕС уделяет большое внимание таргетированию национальной господдержки на цели «зеленой трансформации» и совершенствованию механизмов привлечения частных инвестиций (см. далее).

В 2020 г. в Европейском союзе была принята так называемая «Зеленая таксономия» (green taxonomy): она предусматривает создание списка «зеленых» видов экономической деятельности, которые соответствуют критериям устойчивого развития и потому могут претендовать на различные формы государственной поддержки. В последующие годы были уточнены правила идентификации и финансирования проектов общего интереса. Объемы средств (в различных формах), выделяемых на национальном уровне для поддержки «зеленых» проектов, демонстрируют растущую динамику и принципиально превосходят возможности бюджета ЕС. Только в 2022 г. Еврокомиссия одобрила национальные схемы поддержки для целей развития ВИЭ и декарбонизации промышленности на сумму в 51 млрд евро. Разумеется, масштаб национальных усилий существенно различается по странам ЕС в зависимости от их финансовых возможностей.

Совершенствуется регулирование механизмов привлечения частных инвестиций. Растет объем рынка «зеленых» облигаций и облигаций устойчивого развития, развиваются механизмы его регулирования [20, 21]. В 2020 г. стоимость европейских активов, управляемых на основе стратегии «негативного скрининга»12, составляла 9,1 трлн долл., управляемых с учетом критериев Экологического, социального и корпоративного управления (ЭСКУ)¹³ — 4,1 трлн долл. Для борьбы с практикой «озеленения» (greenwashing) инвестиций в последние годы в Европейском союзе было принято несколько значимых нормативных актов. В частности, Регламент 2019/2088 устанавливает требования по учету экологических рисков при инвестировании. В развитие этого трека в 2023 г. Еврокомиссия приняла Европейские стандарты отчетности в области устойчивого развития и Регламент о европейских «зеленых» облигациях, который устанавливает жесткие требования для эмитентов таких бумаг.

В-пятых, цели устойчивого развития были интегрированы в Европейский семестр. Переформулированы официальные цели макроэкономического регулирования, в настоящее время они включают: экологическую устойчивость, производительность, справедливость и макроэкономическую стабильность. Символическим образом это было отражено в переименовании ключевого документа: Ежегодная стратегия роста в 2020 г. получила название Ежегодная стратегия устойчивого роста, а позднее — Ежегодный обзор устойчивого роста (Annual Sustainable Growth Survey). Разрабатываемые на уровне Евросоюза для каждого государства-члена национальные рекомендации теперь включают раздел, касающийся энергетики и устойчивого развития. Европейский семестр становится важным инструментом подачи стратегических сигналов в сфере зеленой трансформации, дополняет появившиеся механизмы кондициональности и жесткого управления.

Отметим, что за двадцать лет реализации климатической/энергетической политики в ЕС соответствующая нормативная база глубоко укоренилась на национальном уровне. К примеру, в последние годы в ряде европейских стран высшие суды приняли решения о необходимости защиты прав граждан от надвигающихся климатических изменений и о наличии соответствующих обязательств у правительств (например, Верховный суд Нидерландов (2019 г.), Парижский административный суд (2021 г.), Германский федеральный конституционный суд (2021 г.), Брюссельский суд первой инстанции (2021 г.), Высший административный суд Берлина-Бранденбурга (2023 г.).

Общество и бизнес также в значительной степени согласились с необходимостью грядущих изменений. Акторы, вложившие значительные ресурсы в адаптацию к будущим правилам, становятся частью базы поддержки ЗК и обеспечивают стабильность проводимого курса. Характерно, что, когда премьер-министр Великобритании Риши Сунак в сентябре 2023 г. предложил отменить ранее введенный запрет на продажу автомобилей с двигателем внутреннего сгорания с 2030 г. и перенести эту дату на 2035 г., значительная часть автомобильной индустрии выступила с резкой критикой.

Необратимость выбранного курса подкрепляется включением идей «зеленой трансформации» в образовательный процесс. Одной из двух стратегических целей Европейского образовательного пространства с 2021 г. стало «устойчивое экономическое благосостояние, зеленая и цифровая трансформации и содействие занятости». А в июне 2022 г. Совет ЕС принял детальные рекомендации по этому вопросу.

Расширение финансовых обязательств Европейского союза имеет важное значение для динамики интеграции. Для финансирования инструмента «ЕС следующего поколения» и Механизма справедливого перехода Евросоюз получил право привлекать средства на рынках капитала и постепенно получает новые источники собственных ресурсов. Осенью 2021 г. Еврокомиссия с успехом провела эмиссию первого выпуска «зеленых» облигаций. Средства от введенных в последние годы налогов на непереработанный пластик и на цифровые транзакции, от Механизма пограничной углеродной корректировки, а также дополнительные отчисления от торговли квотами на выбросы будут напрямую поступать в бюджет ЕС. Создание новых источников собственных доходов Союза повышает финансовую автономию организации и может стать началом долгосрочного тренда.

Выводы

Среди факторов, которые стимулировали Евросоюз к разработке «Зеленого курса», необходимо подчеркнуть следующие: во-первых, риски, связанные с потеплением климата, стали восприниматься в Европе не как нечто гипотетическое и отдаленное, а как чрезвычайная климатическая ситуация, требующая экстренных мер уже сегодня; во-вторых, в 2010-е гг. в европейских обществах сформировался широкий и в целом устойчивый консенсус в поддержку зеленой трансформации; в-третьих, будучи глобальным лидером в области климатической повестки, ЕС стремится сохранить свое лидерство и использовать его как способ повышения субъектности на международной арене.

«Зеленый курс» представляет собой стратегию трансформации европейской экономической модели на основе интеграции целей устойчивого развития во все аспекты регулирования экономики, попытку перехода от традиционной «количественной» логики экономического роста к логике «качественного» роста («построста»), приоритетом которого является экологическая и социальная устойчивость. Реализация задуманного, даже частичная, приведет к заметному изменению образа жизни европейцев. В эпоху Таможенного союза (1960–1980-е годы) ЕС занимался преимущественно управлением внешнеэкономической деятельности. Создание Единого внутреннего рынка (конец 1980-х гг.) и несколько позже — Экономического и валютного союза (конец 1990-х гг.) преобразовали Европейский союз в «регуляторное государство». Инкорпорация концепции устойчивого развития во все сферы экономической политики, в случае успешной реализации, может стать третьим этапом развития экономической модели ЕС.

Современный геополитический кризис повлек за собой экономическую и энергетическую турбулентность на европейском пространстве. В 2023–2024 гг. готовность вкладывать экономические и политические ресурсы в «зеленую трансформацию» уменьшается. Однако социальная база ЗК остается существенной, а накопленный опыт и реформированная за последние годы модель управления в этой сфере обеспечивают достаточную инерцию.

«Зеленый курс» опирается на двадцатилетний опыт проведения энергетической/климатической политики, в целом эффективные регуляторные механизмы и практические достижения. За прошедшие четыре года в ЕС в целом сформирована нормативная база, необходимая для реализации ЗК. Вместе с тем в продолжение ранее наметившейся тенденции наблюдается переход от мягких ко все более жестким методам регулирования для того, чтобы обеспечить последовательность на всех уровнях управления и предсказуемость проводимого курса в долгосрочной перспективе. Европейские политики осознают риск того, что чрезмерное использование регуляторных мер может стать тяжелым бременем для экономики. Поэтому Европейский союз стремится выдержать баланс между механизмами установления цены на углерод, целевыми нормативами, техническими стандартами и мерами поддержки.

Принципиальная неопределенность связана с масштабом возможных негативных последствий для экономического роста и конкурентоспособности. Однако, опираясь на высокоразвитую экономику и акцентируя благоприятное влияние ЗК на качество жизни и социальное развитие, европейские политики рассчитывают не только успешно минимизировать эти негативные последствия, но и использовать переход к устойчивой экономике как стимул для экономического развития.

Для политической элиты ЕС «Зеленый курс» — это проект стратегического значения, который призван не только внести вклад в борьбу с глобальным потеплением и провести кардинальную трансформацию европейской экономической модели, но также сформировать привлекательный образ будущего и вдохнуть новую динамику в развитие интеграционного процесса. Проведенные реформы существенно повысили комплексность проводимого курса, de facto расширили полномочия Евросоюза (принят большой набор законодательных мер по вопросам, которые ранее не были урегулированы на уровне ЕС) и регуляторные полномочия Еврокомиссии, установили новые обязательства для государств-членов и сформировали более жесткие механизмы влияния на политику национальных властей.

С учетом всех особенностей «Зеленого курса», его успешная реализация может стать этапной вехой в развитии Европейского союза, еще одним моментом перезапуска интеграционного проекта.

Материал был написан 28.02.2024 г. и впервые опубликован в журнале «Мировая экономика и международные отношения».

Кавешников Н. “Зеленый курс” как триггер углубления интеграции в Европейском союзе. // Мировая экономика и международные отношения, 2024, т. 68, № 6, сс. 93-107. https://doi.org/10.20542/0131-2227-2024-68-6-93-107

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES

1. Квашнин Ю.Д., Кудрявцев А.К., Плевако Н.С., Швейцер В.Я., ред. Выборы в Европарламент – 2019: национальные ответы на вызовы европейской интеграции. Москва, ИМЭМО РАН, ИЕ РАН, 2019. 178 с. Kvashnin Yu.D., Kudryavtsev A.K., Plevako N.S., Shveitser V.Ya., eds. European Parliament Elections 2019: National Responses to the Dilemmas of European Integration. Moscow, IMEMO, IE RAS, 2019. 178 p. (In Russ.)

2. De Sio L., Franklin M., Russo L., eds. The European Parliament Elections of 2019. Rome, Luiss University Press, 2019. 283 p.

3. Ровинская Т. “Зеленые” в политическом поле Западной Европы (последние тенденции). Мировая экономика и международные отношения, 2019, т. 63, № 3, сс. 40-48. Rovinskaya T. Greens in the Political Landscape of Western Europe (Recent Trends). World Economy and International Relations, 2019, vol. 63, no. 3, pp. 40-48. (In Russ.) Available at: http://dx.doi.org/10.20542/0131-2227-2019-63-3-40-48

4. Schwörer J. Mainstream Parties and Global Warming: What Determines Parties’ Engagement in Climate Protection? European Journal of Political Research, 2024, vol. 63, no. 1, pp. 303-325. Available at: https://doi.org/10.1111/1475-6765.12602

5. Прохоренко И.Л. Нарративы энергетического перехода в Европейском союзе. Вестник Московского Университета. Серия XXV. Международные отношения и мировая политика, 2022, № 4, сс. 77–97. Prokhorenko I.L. Energy Transition Narratives in the European Union. Lomonosov World Politics Journal, 2022, no. 4, pp. 77-97. (In Russ.) Available at: http://dx.doi.org/10.48015/2076-7404-2022-14-4-77-97

6. Fleming S., Hancock A., Bounds A. Political Pushback Puts Brakes on Brussels’ Green Agenda. Financial Times, 16.05.2023. Available at: https://www.ft.com/content/9f36ae94-fc37-43d6-9bf2-57c4079c93d1 (accessed 10.02.2024).

7. Bloomfield J., Steward F. The Politics of the Green New Deal. Political Quarterly, 2020, vol. 91, no. 4, pp. 770-779. Available at: https://doi.org/10.1111/1467-923X.12917

8. Wolf S., Teitge J., Mielke J., Schütze F., Jaeger C. The European Green Deal – More Than Climate Neutrality. Intereconomics, 2021, vol. 56, no. 2, pp. 99-107. Available at: https://doi.org/10.1007/s10272-021-0963-z

9. Goldthau A.C., Youngs R. The EU Energy Crisis and a New Geopolitics of Climate Transition. Journal of Common Market Studies, 2023, vol. 61, no. S1, pp. 115-124. Available at: http://dx.doi.org/10.1111/jcms.13539

10. Цибулина А.Н. Изменение подходов к обеспечению роста ВВП в экономической политике ЕС. Вестник Санкт-Петербургского Университета. Экономика, 2024. В печати. Tsibulina A.N. Changing approaches to ensuring GDP growth in the EU economic policy. St Petersburg University Journal of Economic Studies, 2024. In press. (In Russ.)

11. Lenschow A. Environmental Policy: Contending Dynamics of Policy Change. Policy-Making in the European Union. 7th ed. Wallace H., Pollack M., Young A., eds. Oxford, Oxford University Press, 2015, pp. 344-366. Available at: https://doi.org/10.1093/hepl/9780198807605.003.0013

12. Ларионова М.В. Механизмы интернационализации “Зеленой сделки”. Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика, 2021, т. 16, № 3, сс. 124-160. Larionova M.V. The EUs Policies for the Green Deal Internationalization. International Organisations Research Journal, 2021, vol. 16, no. 3, pp. 124-160. (In Russ.) Available at: http://dx.doi.org/10.17323/1996-7845-2021-03-06

13. Arboleas M.S. Carbon Pricing for Agriculture Key to Cutting Emissions, Say EU Climate Advisers. Euractiv. 22.01.2024. Available at: https://www.euractiv.com/section/agriculture-food/news/carbon-pricing-for-agriculture-key-to-cutting-emissions-say-eu-climate-advisers/ (accessed 10.02.2024).

14. De la Porte C., Stiller S. Lessons about the ‘Harder’ Elements of OMC Governance for the EU Energy Union. Journal of Environmental Policy & Planning, 2020, no. 22:6, pp. 830-842. Available at: https://doi.org/10.1080/1523908X.2020.1785281

15. Knodt M., Schoenefeld J.J. Harder Soft Governance in European Climate and Energy Policy: Exploring a New Trend in Public Policy. Journal of Environmental Policy and Planning, 2020, vol. 22, no. 6, pp. 761-773. Available at: https://doi.org/10.1080/1523908X.2020.1832885

16. Jordan A., Moore B. Durable by Design? Policy Feedback in a Changing Climate. Cambridge, Cambridge University Press, 2020. 300 p.

17. Kulovesi K., Oberthür S. Assessing the EU’s 2030 Climate and Energy Policy Framework: Incremental Change toward Radical Transformation? Review of European, Comparative & International Environmental Law, 2020, no. 29(2), pp. 151-166. Available at: https://doi.org/10.1111/reel.12358

18. Oberthür S., Homeyer I. From Emissions Trading to the European Green Deal: the Evolution of the Climate Policy Mix and Climate Policy Integration in the EU. Journal of European Public Policy, 2023, no. 30:3, pp. 445-468. Available at: https://doi.org/10.1080/13501763.2022.2120528

19. Vanhercke B., Verdun A. The European Semester as Goldilocks: Macroeconomic Policy Coordination and the Recovery and Resilience Facility. Journal of Common Market Studies, 2022, vol. 60, no. 1, pp. 204-223. Available at: https://doi.org/10.1111/jcms.13267

20. Вострикова Е.О., Мешкова А.П. Страны Европы на пути к устойчивому инвестированию: успехи и противоречия. Научно-аналитический вестник Института Европы РАН, 2023, № 5(35), сс. 113-127.

Vostrikova E.O., Meshkova A.P. European Countries on the Road to Sustainable Development: Successes and Contradictions. Scientific and Analytical Herald of the Institute of Europe RAS, 2023, no. 5(35), pp. 113-127. (In Russ.) Available at: http://dx.doi.org/10.15211/vestnikieran52023113127

21. Стрежнева М.В. Финансовые аспекты “Европейской зеленой сделки”. Анализ и прогноз. Журнал ИМЭМО РАН, 2021, № 4, сс. 13-23. Strezhneva M.V. Financial Aspects of the European Green Deal. Analysis and Forecasting. IMEMO Journal, 2021, no. 4, pp. 13-23. (In Russ.) Available at: http://dx.doi.org/10.20542/afij-2021-4-13-23

1. Эффект перелива (spillover) — это распространение интеграции из одной сферы (отрасли) в другие.

2. Подробнее о способности крупных проектов генерировать импульс для углубления интеграции см.: Kaveshnikov N. (2024) The Role of Transformative Projects in European Union Integration Dynamics, Sovremennaya Evropa, no. 4 (forthcoming).

3. Европейская федерация технологичных отраслей, объединяющая предприятия таких отраслей, как машиностроение, электротехника и информационно-коммуникационные технологии.

4. Пакет мер с целью снизить выбросы парниковых газов в ЕС на 55% к 2030 г. (представлен Еврокомиссией в июле 2021 г.).

5. Численность рабочих мест изменится от –0.26% до +0.45% к базовому сценарию в зависимости от конкретной комбинации реализуемых мер и глобального контекста. В наибольшей степени пострадает угледобыча, также сократится занятость в нефтяной и газовой отраслях и в черной металлургии; наибольший рост занятости прогнозируется в электроэнергетике и строительстве.

6. В исследовании не учитывались меры, сформулированные в терминах «изучить возможность», «провести консультации», «продвигать инициативу» и т.п. Также в исследовании не учитывались меры, инициированные после 2020 г. (ряд из них уже принят), которые, хотя и соответствуют по тематике шести исследуемым стратегиям, но не были упомянуты в этих стратегиях.

7. При этом все указанные документы уже приняты, либо по ним достигнуто принципиальное согласие между Советом и ЕП (кроме пакета по водороду).

8. Зеленый – водород, произведенный с использованием электроэнергии из возобновляемых источников; розовый – с помощью атомной энергии; синий – из метана с улавливанием углекислого газа; коричневый – с помощью газификации угля; серый – из метана. Типы водорода перечислены от наиболее к наименее экологичным.

9. Прим. ред. РСМД: регламент (Закон о восстановлении природы) принят и подписан 26 июня 2024 г.

10. Прим. ред. РСМД: проект регламента об использовании пестицидов отозван, по директиве о выбросах в промышленности 12 апреля 2024 г. Совет ЕС одобрил позицию Европарламента, т.е. директива по существу принята.

11. Реакция Еврокомиссии на первые полученные национальные отчеты будет обнародована осенью 2024 г.

12. Стратегия “негативного скрининга” предусматривает отказ от инвестиций в определенные отрасли, которые оказывают неоднозначное влияние на экологию и общество.

13. Англ. Environmental, Social, and Corporate Governance (ESG) – свод правил и подходов к ведению бизнеса, ко­торые способствуют его устойчивому развитию.