Политическая инициатива Восточного партнерства, запущенная Европейским союзом в 2009 г. и нацеленная на развитие отношений с шестью восточными странами из бывшего социалистического блока, в 2019 г. отмечает 10-летний юбилей. Программа взаимодействия с Арменией, Азербайджаном, Белоруссией, Грузией, Молдавией и Украиной была рассчитана в первую очередь на передачу этим странам европейского опыта и подходов к развитию экономики, политических институтов и гражданского общества. Однако в контексте текущих событий политика ЕС в отношении программы Восточного партнерства воспринимается Россией крайне негативно и с высоким уровнем недоверия, а ее результаты пока далеки от желаемых.
10 лет со дня начала реализации программы позволяют европейцам сделать некоторые промежуточные выводы и попытаться внести коррективы в повестку. Полученный опыт доказал, что страны, входящие в Восточное партнерство, развиваются по уникальным, непохожим друг на друга траекториям, что осложняет взаимодействие с ними по одинаковым меркам и стандартам. С другой стороны, как только Россия стала противостоять европейскому дискурсу относительно доминирования европейских ценностей на территории указанных стран, практически сразу же начался процесс формирования образа «агрессивной России», которая стремится расширить зону своего влияния.
Страны Восточного партнерства искусственно поставлены перед выбором — европейский или российский путь развития. В результате такой политики Европы и России часть стран включается в противостояние двух полюсов, таким образом превращаясь в буферную зону между ними, а часть выбирает позицию стороннего наблюдателя и стремится к формированию площадки для потенциального взаимодействия противоборствующих сторон.
Политическая инициатива Восточного партнерства, запущенная Европейским союзом в 2009 г. и нацеленная на развитие отношений с шестью восточными странами из бывшего социалистического блока, в 2019 г. отмечает 10-летний юбилей. Программа взаимодействия с Арменией, Азербайджаном, Белоруссией, Грузией, Молдавией и Украиной была рассчитана в первую очередь на передачу этим странам европейского опыта и подходов к развитию экономики, политических институтов и гражданского общества. Однако в контексте текущих событий политика ЕС в отношении программы Восточного партнерства воспринимается Россией крайне негативно и с высоким уровнем недоверия, а ее результаты пока далеки от желаемых.
10 лет со дня начала реализации программы позволяют европейцам сделать некоторые промежуточные выводы и попытаться внести коррективы в повестку. Полученный опыт доказал, что страны, входящие в Восточное партнерство, развиваются по уникальным, непохожим друг на друга траекториям, что осложняет взаимодействие с ними по одинаковым меркам и стандартам. С другой стороны, как только Россия стала противостоять европейскому дискурсу относительно доминирования европейских ценностей на территории указанных стран, практически сразу же начался процесс формирования образа «агрессивной России», которая стремится расширить зону своего влияния.
Если мы поднимемся на мета уровень анализа и посмотрим на ситуацию Восточного партнерства, то увидим, что шесть стран находятся между двумя центрами, претендующими на то, чтобы производить определенные институты и смыслы и соревнующимися друг с другом за влияние на эти территории. У Европы ценностный и институциональный опыты артикулированы и операционализированы лучше [1], поэтому ее стратегия представляется более успешной. Опыт и институциональные практики России скорее находятся в неявном (тацитном) состоянии, чтобы их перенять, нужно их прожить и прочувствовать. Поэтому передавать их сложнее, хотя тоже возможно через неформальные практики.
Страны Восточного партнерства искусственно поставлены перед выбором — европейский или российский путь развития. В результате такой политики Европы и России часть стран включается в противостояние двух полюсов, таким образом превращаясь в буферную зону между ними, а часть выбирает позицию стороннего наблюдателя и стремится к формированию площадки для потенциального взаимодействия противоборствующих сторон.
Власть ценностей и дискурса
Если мы будем рассматривать ситуацию с точки зрения дискурсивной теории (М. Фуко), то окажется, что транслирование своих ценностей не выглядит такой уже безобидной практикой. В определенный момент безвозмездное дарение демократических и либеральных ценностей обернется продуманной стратегией по распространению власти на новые территории. В современном информационном мире тот, кто задает дискурсивные рамки, определяет правила игры и управляет ситуацией. Поэтому задача каждого из центров — максимально полно распространить свои ценностные модели и практики.
Нужно учитывать также общую тенденцию европейской цивилизации к прозелитизму и пропаганде своих ценностных моделей, что неизменно используется как базовая стратегия поведения на международной арене со времен великих европейских империй. Европоцентризм, неприятие другой культуры, классификация чужих практик как варварских и нецивилизованных — все это в каких-то отдельных формах сохранилось в современной Европе.
Трансляция европейских ценностей в рамках Восточного партнерства подается нашими европейскими партнерами как элемент помощи более отсталым в институциональном развитии странам. Фактически в ситуации кризиса более сильные акторы привносят свои правила игры, чтобы втянуть новые ресурсы и территории в свою сферу влияния. Одновременно с этим ведется работа по созданию непривлекательного образа оппонента. Собственно, этим и занимаются последние пять лет российские и западные СМИ.
Восточное партнерство — это война ценностей и систем институтов
Основой привлекательности европейских демократических институтов становится мощное экономическое развитие, которое демонстрировала Европа на протяжении всего XX в. Благоприятные условия жизни, свободная среда для творчества, понятные, хотя и жесткие правила жизни, привлекают лучшие умы из развивающихся стран. Сотрудничество с Европой дает путь к институциональным инновациям и знаниям, но не обеспечивает безопасность и защиту национальных интересов, в частности, Армении (Нагорный Карабах), ряда Балканских стран.
При этом Россия воспринимает Восточное партнерство как геополитический проект Европы по расширению своего влияния. При том, что, по мнению ряда экспертов, Европа сегодня не конфликтует с Россией, основной конфликт разворачивается между Россией и США. Но вслед за этим встает правомерный вопрос — становится ли ЕС центром выработки геополитической стратегии.
В планировании этого проекта в 2009 г. выстраивалась совершенно иная картина мира и прогноз ситуации. Тогда не учитывалась возросшая сейчас роль Китая, а также влияние исламского фактора. Для этих набирающих мощь международных сил Европа и Россия друг от друга практически не отличаются. Рост международного влияния Китая, а также широкое распространение ислама (в частности в его радикальных формах) могут стать теми общими вызовами, над борьбой с которыми Европе и России предстоит думать совместно.
В 2009 г. российское видение ситуации не учитывалось или рассматривалось односторонне, сейчас активная позиция России стала для многих в Европе большим сюрпризом. Москва требует, чтобы с ее мнением и интересами считались, а они не вполне вписываются в старую модель Восточного партнерства.
Опыт реализации программы также показал, что вступление в Восточное партнерство вовсе не означает, что движение будет только позитивным. Европейцы списывают неудачи интеграции на сильное давление со стороны Москвы, оказываемое на лидеров отдельных стран. Хотя и в самих странах Партнерства сейчас происходит выбор формулы взаимодействия. Обобщая существующий опыт, можно выделить два базовых варианта стратегии стран в отношении двух противоположных полюсов (России и Запада) — буферная зона или площадка для переговоров.
Буферная зона — это ситуация противостояния между полюсами влияния, когда они ведут борьбу на территории фактически своей периферии, не затрагивая собственные ресурсы. Это мы видим в открытом конфликте в Донбассе, когда радикальные пассионарии не находят выплеска своей энергии дома и готовы втягиваться в военные авантюры в соседнем государстве. Или Молдавия, в которой результат политического выбора граждан зависит от того, кто поддерживает кандидата — Россия или Европа. В Грузии успех во внутренней политике также во многом зависит от внешнеполитических предпочтений элиты. Страны — буферные зоны выбрали стратегию игры с нулевой суммой, сделав ставку только на одного игрока, тем самым поставив себя в более уязвимую позицию. В случае проигрыша одной стороны, они также оказываются в числе проигравших.
Метафора моста не очень прижилась, скорее эксперты склоняются к метафоре переговорной площадки. Тут себя проявляет Белоруссия, выступая площадкой для мирных переговоров по Донбассу; Армения — как прототипный полигон апробации экономического взаимодействия с ЕС и ЕАЭС; Азербайджан, бывший до недавних пор закрытым и ориентированным на собственное экономическое процветание. Позиция переговорной площадки более сильная и в перспективе более устойчивая, хотя и более дорогая в исполнении стратегия. При ее реализации достаточно высоки транзакционные издержки.
Игра с ненулевой суммой
В настоящий момент отношения Европы и России по поводу стран Восточного партнерства задержались в формате игры с нулевой суммой — выбор «или Запад, или Россия» закрывает многие дополнительные возможности для этих стран. При активном вмешательстве США в процессы, происходящие в Европе, никто не застрахован от реализации сценария игры с отрицательной суммой.
Эту ситуацию реалистично оценила Армения, которая стремится к поиску вариантов сотрудничества с двумя региональными объединениями на условиях, выгодных всем сторонам. Похожую политику проводит Белоруссия. За это власти стран часто подвергаются нападкам в СМИ по поводу «сотрудничества с Западом» или «сотрудничества с Россией».
В экспертном сообществе Европы постепенно формируется понимание, насколько важно изучать и понимать российскую позицию и российский дискурс. Поскольку санкции приводят только к сложностям в экономике, но никак не влияют на политический и социальный климат в России, а ситуация противостояния приводит только к взаимным потерям, назревает необходимость поиска альтернативных путей взаимодействия.
Продвижение в сторону сценария игры с ненулевой суммой представляется наиболее благоприятным исходом. Однако выход из противостояния невозможен без реализации конкретной целенаправленной политики. Обозначу несколько возможных шагов, которые уже сейчас звучат в экспертных дискуссиях. Во-первых, необходимо увеличить объем фактических, а не стереотипных знаний друг о друге. В этой связи развитие образовательных программ о ЕС, а также о России в Европе — желательный для воссоздания и развития формат. Во-вторых, экспертное знание не должно подвергаться обструкции, если оно приходит к выводам, недостаточно хорошо вписывающимся в общую пропагандистскую идеологическую рамку. В-третьих, в экспертизе важно ставить под сомнение выводы и искать нестандартные решения. Полезно сравнивать, какие дискурсы россияне и европейцы используют для обозначения одних и тех же фактов. Продавливание своего дискурса на экспертном уровне не приведет к положительным результатам, даже если на первых этапах удастся настоять на своем. Кроме того, отдельная важная задача — поиск общих целей Европы и России. Опыт сотрудничества в Арктике показывает, что перед лицом общих угроз Россия и Европа все же могут эффективно взаимодействовать. Наконец, в перспективе всем сторонам выгодно формирование переговорных площадок на территории стран Восточного партнерства. Несомненно, в этой ситуации страны Восточной Европы будут конкурировать друг с другом за то, чья площадка для переговоров лучше и удобнее. Рост конкуренции будет приводить к росту качества и снижению цены транзакционных издержек. Может также произойти специализация переговорных площадок. Переговорные хабы по разным вопросам с развитой инфраструктурой и экспертной поддержкой — вполне благоприятная альтернатива буферным зонам вооруженного и политического противостояния. Для стран Восточного партнерства это будет означать развитие образовательных программ, повышение квалификации в переговорных практиках. В результате страны вместо буферов могут стать точками роста доверия в региональном и глобальном измерении.
1. Неявное (тацитное) знание является нетъемлимой частью человека или группы лиц. Его сложно описать и передать через формализованные правила и инструкции. Это знание получается в результате опыта или совместного действия.