Латиноамериканский регион все чаще фигурирует в числе новых приоритетных направлений российской внешней политики. Несмотря на трудности как объективного, так и субъективного характера, возвращение в Латинскую Америку способно обеспечить нашей стране новых выгодных партнеров и укрепить ее позиции в нарождающемся многополярном мире.
1990-е годы можно в целом считать потерянными для политики России в Латинской Америке. Собственно и политики фактически никакой не было. В национальной внешнеполитической доктрине того времени этот регион традиционно (как в советский период) занимал одно из последних мест. Отдельные успешные акции на этом направлении, безусловно, имели место. Например, в 1996–1997 гг. состоялись визиты в регион министра иностранных дел России Е.М. Примакова, в ходе которых был подписан целый пакет соглашений о сотрудничестве с Мексикой, Кубой. Венесуэлой, Аргентиной, Колумбией, а главное — с Бразилией (о стратегическом партнерстве в XXI веке и о создании «большой» российско-бразильской комиссии). Однако эти акции носили в основном спорадический характер, а подписанные соглашения «зависали в воздухе».
Более того, именно в начале 1990-х годов, когда наша страна ушла с Кубы, бросив недостроенными около 500 крупных объектов и почти в 30 раз сократив объем торговли 1, в Латинской Америке сформировался весьма негативный имидж России как ненадежного партнера, ориентированного, главным образом, на развитие связей с Западом. Этому способствовал и крутой вираж, произошедший в российской внешней политике после событий 11 сентября 2001 г. Заявив о готовности России участвовать в формируемой США антитеррористической коалиции, президент В.В. Путин 17 октября 2001 г. объявил об уходе нашей страны с единственного стратегического объекта в дальнем зарубежье — станции радиоэлектронного слежения в местечке Лурдес близ Гаваны, причем без предварительного уведомления кубинской стороны 2.
Перелом в отношениях со странами региона наступил с завершением «ельцинской эпохи». Представляется, что этому во многом способствовали сами латиноамериканские государства. Напомним, что в 1999 г. Группа Рио, объединявшая ведущие государства региона, стала, по сути, единственной в мире группировкой, не просто осудившей бомбардировки Югославии, но и указавшей в своей декларации на конкретные статьи Устава ООН, которые нарушили страны НАТО 3. В феврале 2003 г. Мексика и Чили, будучи непостоянными членами СБ ООН, несмотря на экономическую зависимость от США, фактически сорвали прохождение второй англо-американской резолюции, санкционировавшей интервенцию в Ираке.
Представляется, что эти действия заставили кремлевские верхи по-новому взглянуть на перспективы сотрудничества с государствами этого региона. Уже в марте 2003 г. президент В.В. Путин принял в Кремле представителей Группы Рио, причем эта встреча не носила формальный характер. Стороны высказались за то, чтобы не ограничиваться регулярными контактами в рамках сессий Генеральной Ассамблеи ООН (проводятся с 1995 г.), а проводить встречи в России и в странах-членах Группы.
К середине десятилетия участился обмен визитами на самом высоком уровне. Приведем лишь один пример. В ноябре 2008 г. президент Д.А. Медведев посетил сразу четыре страны: Перу, Бразилию, Венесуэлу и Кубу. Комментируя визит, он отметил: «...мы посещали такие государства, в которых никогда российские руководители не бывали... Это означает одно: этим странам не уделялось внимания, и мы в каком-то смысле сейчас только начинаем полноценное полноформатное и, надеюсь, взаимовыгодное общение с руководителями этих государств и соответственно с экономиками этих государств. Здесь нечего стесняться и бояться конкуренции, надо смело ввязываться в драку».
При этом Россия прибегла к ряду нетрадиционных и достаточно эффектных акций, чтобы продемонстрировать свой интерес к присутствию в регионе. В ноябре 2008 г. эскадра боевых кораблей во главе с флагманом нашего военно-морского флота тяжелым атомным ракетным крейсером «Петр Великий» зашла в территориальные воды враждебной США Венесуэлы для участия в совместных военно-морских учениях боевых кораблей Северного флота ВМФ РФ. Одновременно в рамках возобновившегося с 1999 г. патрулирования просторов Атлантического и Тихого океанов посадку на военно-морской базе этой страны совершили два наших стратегических бомбардировщика.
Своеобразное «возвращение» России в Латинскую Америку было в немалой степени обеспечено «левым дрейфом» в регионе, приведшем к появлению целой группы государств, которые усматривали в расширении связей с Россией важный рычаг укрепления своих позиций в условиях конфликтных отношений с США. Многие из них воспринимали Россию как наследницу былой мощи Советского Союза. При этом практически полностью совпадали подходы сторон к строительству нового миропорядка: он должен быть многополярным, а не подстроенным под интересы одной сверхдержавы. Эта мысль была зафиксирована в многочисленных совместных документах, подписанных во время встреч на высоком уровне (практически все лидеры ведущих латиноамериканских стран в первом десятилетии ХХI в. побывали с официальными визитами в Москве).
Прорыв начался в военно-технической области. Начиная с 2004 г., Венесуэла приступила к масштабным закупкам российских вооружений на общую сумму более 4 млрд долл. Военно-техническое сотрудничество было налажено не только с Венесуэлой. Военная техника была закуплена также Бразилией, Колумбией, Эквадором и Боливией.
Россия постаралась внедриться и в чисто экономические области отношений с основными партнерами. В той же Венесуэле к концу десятилетия работали наши нефтегазовые компании «Лукойл» и «Газпром». РУСАЛ сделал масштабные инвестиции в бокситовую промышленность Гайяны. «Роснефть» получила «блок» нефтеразведки на кубинском шельфе в Мексиканском заливе.
Заметно оживилась и взаимная торговля со странами региона: за последнее десятилетие товарооборот утроился и достиг 15 млрд долл. 4. Вместе с тем, несмотря на определенное облагораживание структуры российского экспорта, в котором несколько возросла доля машин и оборудования, она в целом оставляла желать лучшего. Достаточно привести в качестве примера Бразилию. Почти 90 % российского экспорта составляли минеральные удобрения, в бразильском же преобладали мясо и тропические товары.
В целом, несмотря на участие России в БРИК, Бразилия оставалась наиболее «слабым звеном» российской политики в этом объединении. Во всяком случае, отводимая Бразилии роль на «шкале» российских внешнеполитических приоритетов пока неизмеримо ниже той, которая отводится Китаю и Индии. Следует признать, что намеченного еще в 1997 г. стратегического партнерства с Бразилией у России до сих пор не сложилось.
Во многом это объясняется фактическим отсутствием у российского руководства отдельной системы приоритетов во взаимодействии с этой страной. Последнее же, на наш взгляд, обусловлено пока еще слабым представлением о том, насколько взаимодополняемы могут оказаться интересы двух наших ресурсно-самодостаточных стран уже в ближайшие десятилетия.
К сожалению, по своей экономической активности и Китай, а в последнее время и Индия существенно опережают Россию, занимая те ниши на рынке, которые вполне могла бы занять и наша страна.
Другой вопрос, почему российский вектор в отношении Бразилии существенно слабее, чем, скажем, в отношении Китая? Почему китайской стороне, отношения с которой в XX в. изобиловали конфликтами, в том числе и вооруженными, мы передаем уникальные военные технологии в области самолетостроения, а Бразилии, с которой вообще никогда не было конфликтов и столкновений на международной арене, отказываем в этом?
Представляется, речь, прежде всего, может идти о сохранении остаточного принципа в подходе к этому региону, который был присущ сначала руководству СССР, а в 1990-е годы «успешно» унаследован российским руководством. Но если у Советского Союза в качестве стратегического партнера «была» Куба, то Российская Федерация, резко свернувшая отношения с Островом Свободы, поиск новых партнеров просто не вела, а отношениям с Бразилией уделяла ничуть не больше внимания, чем отношениям с любой другой латиноамериканской страной.
Если Россия действительно заинтересована в серьезных, имеющих вес в мировой политике партнерах, то именно бразильское направление следует выделить в главный вектор нашей политики в регионе. Речь идет о выстраивании особой системы партнерства, включающей перестройку всей системы торгово-экономических связей, разработку системы льготных условий для передачи и обмена новыми технологиями, в частности, в аэрокосмической области. При этом отношения с руководством Бразилии целесообразно максимально интенсифицировать, вывести на более высокий уровень, курируемый главой государства или правительства.
В этом смысле определенный оптимизм вызывает растущее понимание российскими «верхами» необходимости сместить центр тяжести экономического взаимодействия со странами региона в область научно-технического сотрудничества. Именно в сфере высоких технологий Россия наиболее конкурентоспособна. На это во многом был ориентирован апрельский (2010 г.) визит в страны региона президента Д.А. Медведева.
Слабая конкурентоспособность России по сравнению с другими странами, предпринимающими немалые усилия по наращиванию своих политических и экономических позиций в этом регионе, пока еще сохраняется. Да и инвестиционные возможности нашей страны существенно уступают возможностям США, Китая, ЕС и даже Индии.
Однако в целом, несмотря на трудности как объективного, так и субъективного характера, в предстоящие десятилетия при соответствующих усилиях тенденция к расширению присутствия России в этом регионе может получить дальнейшее развитие. В этом случае латиноамериканское направление в российской внешней политике имеет все шансы оформиться в самостоятельное направление, что позволит обеспечить нашей стране новых выгодных партнеров и укрепить ее позиции в нарождающемся многополярном мире.
1. Куба: от адаптации к переменам? М.: ИЛА РАН, 2007. С. 53
2. Облик России – взгляд из Латинской Америки. М.: ИЛА РАН, 2009. С. 25.
3. Латинская Америка в современной мировой политике. М.: Наука, 2009. С. 203.
4. Таможенная статистика внешней торговли Российской Федерации: Сборник. Федеральная таможенная служба России. М., 2011. С. 7–13.
