Нередко можно услышать, что интересы Британии и России в корне противоречат друг другу, причем настолько сильно, что хотя стороны в открытый конфликт никогда не вступали, союзниками им быть не суждено. Кто-то может посчитать, что оттепель, наступившая в отношениях между двумя странами после «холодной войны», по большей части сошла на нет, задохнувшись от нехватки подлинного доверия.
Нередко можно услышать, что интересы Британии и России в корне противоречат друг другу, причем настолько сильно, что хотя стороны в открытый конфликт никогда не вступали, союзниками им быть не суждено. Кто-то может посчитать, что оттепель, наступившая в отношениях между двумя странами после «холодной войны», по большей части сошла на нет, задохнувшись от нехватки подлинного доверия.
Если внимательно проследить историю двух стран, станут отчетливо видны связи между ними. На разных отрезках истории эти связи проявлялись по-разному, и пусть иногда они ослабевали под натиском жизненно важных соображений вроде безопасности, тем не менее, они не исчезли.
При обращении к истории двух великих империй — Британии и России — возникает соблазн рассматривать отношения между ними исключительно сквозь имперскую призму, а сами государства расценивать как державы, которым суждено вечно быть недругами в силу неизменного столкновения интересов этих двух расширяющихся жизненных пространств. Однако поддаться такому соблазну означает забыть о тех тесных связях, которые скрепляли государства и населяющие их народы на протяжении столетий. Когда-то эти связи выражались в схожих эпизодах борьбы двух народов за права и свободы (недавние беспорядки в Лондоне напомнили об уходящей корнями в далекое прошлое цепи насилия, которая прослеживается в британской истории). В другие времена это были кровные связи между правящими семействами, подобные тем, что соединяли монархов Британии, Германии и России. Оба государства прошли через кровавые гражданские войны, и в обоих (пусть в разное время и при разных обстоятельствах) монархи были убиты.
Когда при анализе отношений между двумя имперскими государствами хотят подчеркнуть различия между ними, зачастую отсылают к географии. Действительно, в каком-то смысле те безграничные просторы, которые известны сегодня под названиями «Россия» и «Британия», выглядят практически противоположностями. Но это не так. В процесс строительства Британской Империи были вовлечены обширные земли по всему миру, отделенные от имперского центра бескрайними океанами. Россия по мере своего разрастания тоже охватывала все более обширные участки земли, среди которых были и практически непролазные, не прикрытые от нападения болотистые края, и тяжелые горные местности, и, разумеется, арктический север. Обе империи создавались в конфликте с местными народами и на фоне потрясающего разнообразия условий местности и природной среды. Ранняя история обоих народов определялась столкновениями с враждебными соседями. В случае России это были племена и группы, которые вторгались из степи, — от печенегов до Золотой Орды. В случае Британии главным врагом на протяжении всей ее истории было соседнее государство — Франция.
В январе 1649 г. короля Англии Карла I обвинили в том, что он «тиран, изменник и душегуб; а также публичный и неисправимый враг Содружества Англии», признали виновным и приговорили к «смерти чрез усекновение главы». Московия ответила на это незамедлительно. В июне 1649 г. царь Алексей Михайлович подписал указ, которым изгнал из Московии всех английских купцов, и затем разорвал с Англией дипломатические отношения. Указ, в частности, гласил: «царскому величеству ведомо учинилось, что англичане всею землею учинили большое злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти». Неважно, чем был обусловлен разрыв отношений: принципом, как утверждают некоторые, или ловко ухваченной возможностью избавить Московию от угрожающе успешных конкурентов местным предпринимателям, — значение этого шага для обеих сторон было велико. Кромвель, вполне возможно, стремился восстановить связи, учитывая, каких весомых успехов сумели добиться в Москве английские купцы. Однако Алексей Михайлович, предлагавший войскам английского монарха помощь деньгами и зерном, не торопился налаживать отношения с новым режимом. Оба государства предпринимали слабые попытки возобновления контактов (со стороны Московии — через тайную поддержку будущего короля Карла II), которые, впрочем, ни к чему не приводили вплоть до мая 1660 г., когда монархия в Англии была восстановлена. Царь Алексей Михайлович отправил в Лондон делегацию с поздравлениями Карлу II.
Это был первый яркий пример того, как в российско-британских отношениях внутренняя ситуация в одной стране может с легкостью выйти на передний край внешней политики другой. Этот момент стал ключевым для обеих стран и для отношений между ними. Он дал понять, насколько сильно Московия вовлечена во внутриполитические процессы в Англии и насколько Англия экономически активна в том пространстве, которое мы сейчас называем Россией.
Такая культура вовлеченности, такая политика вмешательства оставались неизменными на протяжении столетий. Кровные связи не помешали Европе скатиться в войну 1914 г. А в 1917 г., с февраля по октябрь, в Центральном Комитете большевистской партии не утихали споры по поводу того, надо ли и если да, то в каких пределах, переносить военные действия с фронтов Первой мировой войны на фронт борьбы внутренней. Впоследствии эти дебаты повторились на Уайт-холле, в отделах разработки внешней политики, где велись дискуссии о том, как обращаться с новой Россией, и о масштабах поддержки контрреволюционных сил. Если взглянуть на стенограммы заседаний британского Кабинета, проходивших в марте 1919 г., царившие в Уайт-холле настроения станут очевидны: «Г-н Бонар Лоу заявил, что надо стараться отделять нашу деятельность в балтийских странах от общей политики в отношении России. Мы приступили к поддержке стран Балтии в их противостоянии большевистской угрозе» (. Однако эту позицию разделяли не все. Так, тогдашний министр пенсий и активист молодой лейбористской партии Джордж Барнс выразил сущность британской политики в отношении России одной крайне емкой фразой: «Мы всегда ставили не на ту лошадь».
Исключительно внутренние соображения вынудили британского монарха Георга V отказать свергнутым имперским правителям России в предоставлении убежища в Британии. Английская монархия, единственная из «трех кузин», вышла из войны практически невредимой, хотя и находилась в уязвимом положении. Смена британской королевской семьей фамилии в 1917 г. (была Сакс-Кобург-Гота, стала Виндзор) и ловкие пропагандистские шаги (посещение госпиталей, поездки в военные части, осмотры заводов, церемонии вручения медалей) помогли институту монархии выжить. При этом вряд ли стоит сомневаться в том, что желание протянуть руку дружбы у правящего английского монарха действительно было, но чувство долга перед собственным местом службы — британским троном — возобладало. Какие бы советы ни давало правительство (оно озвучило предложение дать убежище гонимому царскому семейству России), монарх понимал: подари Британия прибежище самодержцу, прослывшему в общественном сознании тираном, и его супруге, которую народ подозревал в симпатиях к Германии, и доверие к престолу может подвергнуться серьезному удару.
Это событие знаменует собой поворотный момент в истории российско-британских отношений, поскольку явственно дает понять, насколько для института монархии было важно собственное выживание. У тех, кто родился и вырос с осознанием того факта, что институт монархии служит народу Британии, появилось понимание: в современном мире, если ты должен выполнять какие-то функции, делать это нужно наиболее подходящим образом. Пусть британская монархия действовала независимо от правительства, но уже в то время она занимала позиции, на которых стоит и сегодня, — растущей удаленности от политики (хотя она и оказывала определенное влияние на общие вопросы национального благосостояния).
В последующие десятилетия политические и дипломатические отношения между Британией и Советским Союзом ухудшились, дойдя до точки конфликта. Открытой войны между двумя государствами не было, но они постоянно находились в стадии противостояния. Оно выражалось либо через враждебную риторику, либо через войны, которые велись чужими руками в отдаленных уголках земного шара, либо через тайные операции. Но если отвлечься от реальной политики, Советская Россия так никогда и не заслонила собой культурное богатство своей предшественницы — империи образца XIX века. И речь здесь вовсе не только о толстых пыльных томах и древних рукописях. Париж, Лондон, Нью-Йорк и другие города мира оказались наполнены людьми, для которых Россия имперская была Россией родной, их отечеством, их личным прошлым. Именно благодаря этим новым впрыскам экзотики в космополитичные центры Европы и Америки в общественном сознании никогда не существовало одного нераздельного представления о том, что такое «Россия».
В военно-политическом смысле Советский Союз, несомненно, воспринимался как гигант. Но в смысле культурном образ России был более многогранен. Аналогично, какие бы антисоветские (антироссийские) козни ни замышлялись на Уайт-холле, дистанцирование британской монархии от политических игрищ позволяет людям в других странах увидеть образ иной Британии — той, с которой они могут находить общий язык, какой бы ни была политика государства. Крайне незначительная в политической плоскости внутри страны и одновременно чрезвычайно весомая в международных отношениях, особенно в отношениях с Россией, — такова роль, которую британская монархия играет в последние десятилетия.
