Современная система международных отношений в отличие от предыдущих не связана с наименованием какого-либо многостороннего договора, устанавливающего характер и порядок мироустройства. Более того, определить количество крупных самостоятельных центров силы затруднительно. США пытаются задержать ускользающую однополярность (моноцентричность) как через сплочение собственных союзников в формате НАТО, так и через укрепление спиц в тихоокеанском «колесе» (hub and spokes).
В 1950-1970-е гг. действовал Манильский пакт, учредивший создание Организации договора Юго-Восточной Азии для обеспечения коллективной безопасности. Участниками данного военного блока тогда стали США, Великобритания, Франция, Австралия, Новая Зеландия, Пакистан, Таиланд, Филиппины, а партнёрами — Республика Корея, Южный Вьетнам и Королевство Лаос.
Победа вьетнамского народа в войне с империалистами положила конец существованию организации. В силу специфики холодной войны в Азии физическое противостояние «двух миров» сохранилось только на Корейском полуострове. С 1996 г. возобновился очаг напряжённости в Тайваньском проливе, поскольку после распада СССР полезность Пекина для Вашингтона превратилась скорее в опасность.
Вместе с тем какой-либо институт, подобный НАТО, в Азии больше не появился. Главная причина — отсутствие общей угрозы, которая, согласно теории «баланса угроз» С. Уолта, и стала главной причиной объединения европейских государств вокруг США после окончания Второй мировой войны. Четырёхсторонний диалог по безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе (QUAD) выстроен скорее по логике неформального «клуба по интересам», не имея в основе устава и не подразумевая чётких обязательств. Это объясняется тем, что растущий Китай не воспринимается однозначно как противник даже среди американских союзников и партнёров.
Асимметричная многополярность
В современном мире центром гравитации становится так называемый Индо-Тихоокеанский регион, включающий в себя обширные пространства Восточной и Южной Азии. Несмотря на главенствующую роль Вашингтона в строительстве «свободного и открытого ИТР», влияние американцев всё же ограничено только традиционными союзниками. Подавляющее же большинство государств региона являются непосредственными участниками процесса транзита порядка в условиях американо-китайского комплексного противоборства, а значит, вынуждены принимать какую-либо сторону или хотя бы обозначать собственную позицию.
Пекин и Нью-Дели скорее поддерживают Москву, чем выступают на стороне Вашингтона. Хотя уровень солидарности и побуждающий мотив у индийского и китайского руководств совершенно разные. Китай столкнулся с открытой угрозой территориальной целостности и политическому режиму со стороны Запада, тогда как Индия просто не согласна играть по чужим правилам и быть «на побегушках». Несмотря на все чаяния США и союзников, конкуренция между региональными гигантами не переходит в открытую фазу даже при наличии между ними нерешённого пограничного спора.
Крайне важным фактором является приверженность России, Индии и Пекина идее многополярного мира, основанного на равноправии и увеличении роли развивающихся стран. Индийское руководство в отличие от соратников выступает за отказ от политики великих держав и большее разнообразие в международных отношениях. Дипломатическая линия страны прошла путь через неприсоединение к ограниченному вовлечению (pointed alignment) в духе неореализма.
Правительство Н. Моди на словах признаёт Пекин главным вызовом безопасности и растущей угрозой, однако воздерживается называть его противником в официальных документах. При этом главный повод для волнений отнюдь не пограничный спор, а скорее контроль над морскими пространствами и влиянием в соседних государствах (Шри-Ланка, Мьянма, Бангладеш, Непал). Индия не приемлет китайской версии многополярного мира, основанного на антагонизме Западу, считая такой подход империалистическим. Вместе с тем в Нью-Дели понимают, что и биполярность в любом виде не отвечает национальным интересам. Перераспределение властных полномочий между Китаем и США, сопровождаемое изменением структуры и веса международных институтов, вообще может оставить Индию на обочине мировой политики.
Одной из форм увеличения собственного влияния индийцы считают участие в многосторонних форматах сотрудничества, подобных ШОС, БРИКС и «Группе двадцати» для предотвращения «китайского крена» в новом миропорядке. Такой подход можно назвать «асимметричной многополярностью», в котором средние державы способны на равных взаимодействовать с великими, безо всякой иерархии. Кроме того, в Нью-Дели считают несправедливым то, что Китай единолично представляет всё гигантское азиатское сообщество в Совете Безопасности ООН на постоянной основе, а потому выступают за получение равных возможностей и для себя.
Индия всеми силами пытается сохранить стратегическую автономность, которую в МИД страны считают главной отличительной особенностью и основной целью национальной дипломатии. Фокус же на многополярность, по замыслу, придаст Нью-Дели глобальный вес в качестве лидера развивающихся стран. Перефразируя слова Юлия Цезаря, для Нью-Дели лучше быть первым среди малых и средних стран, чем на вторых ролях среди больших и великих.
Сбалансированная сила
Обновлённый Стратегический обзор обороны Австралии (Defence Strategic Review) подчёркивает важность коллективных усилий по обеспечению безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе. По мнению аналитиков, вооружённые силы, выстроенные на «балансирующем принципе» (balanced force), недостаточны для противодействия значительным угрозам. По этой причине Канберра планирует обзавестись современными боевыми системами, включая и крылатые ракеты морского и воздушного базирования для нанесения ударов по наземным целям. Этой же логике подчинены и планы по вводу в строй многоцелевых атомных подводных лодок в рамках соглашения «AUKUS» с США и Великобританией.
Существенный повод для беспокойства Канберры представляет военная деятельность КНР в Южно-Китайском море, главным образом заключающаяся в создании оборонительной инфраструктуры на искусственных и природных островах. Это даёт Пекину возможности передового развёртывания не только средств обнаружения, противовоздушной и береговой обороны, но также авиации и ударного ракетного оружия. В Австралии не сбрасывают со счетов и возможность появления поблизости китайской военной базы, особенно в свете договорённостей в сфере безопасности между КНР и Соломоновыми островами.
Тем не менее в австралийских политических кругах существуют и сомнения в необходимости обеспечивать военным путём американские интересы в Южно-Китайском море и южной части Тихого океана, поскольку китайцы явно не собираются высаживаться на «зелёном континенте». Увеличение же оборонительных возможностей Австралии должно стать катализатором американо-китайских переговоров по вопросам безопасности в ИТР и разграничения сфер влияния, но не иметь конкретной цели участия в боевых действиях против НОАК.
Однако, несмотря на решение ряда спорных вопросов в двусторонней торговле, отношения Пекина и Канберры далеки от идеальных. Правительство Э. Албанезе провозглашает курс на нормализацию связей с КНР, однако усиление взаимодействия с США и Японией в сфере безопасности, включая военные учения, обмен разведданными и логистическую поддержку, этому совершенно не способствуют.
Спелая хурма на новый лад
В марте 2023 г. во время визита в Индию премьер-министр Японии Фумио Кисида раскрыл детали нового национального плана по содействию созданию «свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона». Интересно, что японский лидер не исключил присоединение к инициативе и других стран, поскольку в цели не входит формирования какого-либо лагеря или блока. Таким образом, Ф. Кисида, вероятно, послал Пекину сигнал о том, что Токио готов к диалогу и не рассматривает концепцию ИТР исключительно в контексте сдерживания Китая.
Конфликт на Украине якобы побудил японское руководство усилить меры безопасности военными средствами. Главный повод для беспокойства, по словам Ф. Кисиды, заключается в односторонних попытках изменения расстановки сил.
Для большей привлекательности среди развивающихся стран японские авторы попытались выйти за рамки территориальных споров и военно-политической безопасности. План Токио фокусируется на нетрадиционных угрозах в ИТР в прагматичном ключе — например, на изменении климата, кибербезопасности и здравоохранении. Используется и популистский тезис о равноправии представителей глобального Юга в политических делах и мировой экономике. Японцы также выдвигают внешне привлекательную концепцию человеческой безопасности (human security), выстроенную вокруг таких приоритетов как выживание, благосостояние, личные достоинства и индивидуальность.
Вместе с тем новый план всё же не представляет собой ничего прогрессивного: идеи верховенства закона, свободы навигации и демократических ценностей фактически маскируют намерения японского руководства существенно укрепить позиции страны. При этом ослабление как Китая, так и США в противоборстве будет на руку Токио — в духе стратегии «спелой хурмы», характеризовавшей отношения милитаристов с СССР в годы Второй мировой войны.
Современные попытки кабинета Ф. Кисиды вдохнуть жизнь в первоначальное видение ИТР как объединения потенциалов ведущих экономик Тихого и Индийского океанов в основном вылились в поддержку формата QUAD в полном соответствии с генеральной линией Вашингтона. Ряд предложений вообще выглядит довольно странно. Например, провозглашение Японии лидером «индо-тихоокеанского способа кооперации» совершенно не отвечает реальности, поскольку страны Восточной и Южной Азии в основном заинтересованы в развитии продуктивных и выгодных отношений с Китаем, чем в формировании противовеса и альтернативы.
Успех плана Ф. Кисиды зависит от поддержки другими участниками QUAD, и прежде всего — Индией, а также популярности среди собственного населения. И если в формате «Группы семи» ещё удаётся демонстрировать некую солидарность против КНР и России, то на более разнообразных по составу участников площадках такая антагонистская позиция не находит понимания. Токио самоограничивает дипломатическую линию только отношениями со странами Запада, что подрывает авторитет среди развивающихся государств, борющихся за преодоление дискриминации и гегемонизма.
Кроме того, реализация любого плана потребует финансирования, которого будет весьма сложно добиться при нынешнем рейтинге доверия к правительству менее 40%. Возможно, единственной здравой мыслью является прагматичный подход к партнёрству в рамках ИТР и направленность на конкретные инициативы и проекты. Однако привнесение идеологической составляющей в виде защиты единственно правильного, по мнению Токио, либерального международного порядка существенно ограничивает число сторонников подобных идей, поскольку для тех же членов АСЕАН ничего прагматичнее добрососедских отношений с Пекином не существует.
Близкие контакты
По мнению европейских исследователей, в Северо-Восточной Азии усиливается поляризация в силу наступательной и агрессивной политики КНДР, КНР и России. В этой связи своеобразным государством-балансиром или swing state могла бы выступить Республика Корея.
Сеул представил собственный вариант Индо-Тихоокеанской стратегии, в котором не отрицает возможности продолжения сотрудничества с Китаем, однако констатирует угрожающий характер политики Пекина для региона. Не исключается присоединение РК к малосторонним (minilateral) форматам взаимодействия по вопросам безопасности — например, к QUAD и AUKUS, где корейцы уже представлены на уровне рабочих групп.
Президент Юн Согёль свободно высказывает персональное отношение к ситуации на Украине и в Тайваньском проливе, которое почти полностью совпадает с позицией Вашингтона и оставляет крайне мало шансов для налаживания связей с Пекином и Москвой. Пока Сеулу удаётся сохранять торгово-экономические и технологические связи с Китаем. Не распущен и секретариат по трёхстороннему сотрудничеству между КНР, Японией и РК, и даже есть идеи по развитию этого формата. Надежды на продолжение контактов возлагаются корейцами и на отделение Экономического и социального совета ООН по Азии и Тихому океану с офисом в Инчхоне.
Однако корейское руководство постепенно идеологизирует международное сотрудничество, чётко позиционируя себя как часть коллективного Запада. Так, в ходе визита во Вьетнам в июне 2023 г. Юн Согёль наткнулся на неготовность Ханоя увязать вопросы двустороннего торгово-экономического сотрудничества с многосторонним спором в Южно-Китайском море и ракетно-ядерной программой КНДР.
Характер контактов Сеула в сфере обороны и безопасности с Вашингтоном и Токио свидетельствует о явном включении в американскую стратегию. Посещение портов страны за последнее время тремя атомными подводными лодками ВМС США несёт сигнал скорее Пекину и Москве, чем Пхеньяну.
***
В Восточной Азии не сложилась и организация, подобная ОБСЕ, что воспринимается некоторыми зарубежными специалистами как недостаток. Однако данный независимый по замыслу институт наблюдателей и посредников дискредитировал себя в Сербии и на Украине. На тихоокеанском пространстве действуют Восточноазиатский саммит, Диалог Шангри-ла и Улан-Баторский диалог, где на различных уровнях — от глав государств до экспертов — обсуждаются насущные проблемы безопасности. Однако обычно варианты решений или хотя бы смягчения противоречий все равно прорабатываются в двустороннем формате.
Россия и Китай единогласно выступают за открытость и внеблоковость политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе, осуждая любые проявления формирования военных коалиций. Действия же США по выстраиванию гибкой архитектуры безопасности на основе двусторонних соглашений и малосторонних схем совершенно точно не способствуют миру и стабильности и, скорее всего, не привлекут новых сторонников.