Незападные теории международных отношений в полицентрическом мире: опыт ряда стран АТР (Вьетнам, Сингапур и Таиланд)

Анализ опыта Вьетнама, Сингапура и Таиланда в развитии национальных школ ТМО подтверждает тезисы о «догоняющем» и фрагментированном характере незападных ТМО. Во всех трех странах наблюдается значительное влияние западных парадигм, особенно реализма, что обусловлено как историческим контекстом (холодная война, колониальное прошлое или его отсутствие), так и прагматической ориентацией академической среды на решение национальных задач. Вьетнам пытается синтезировать марксистско-ленинскую идеологию с местными традициями, такими как «бамбуковая дипломатия», Сингапур адаптирует западные теории к региональным реалиям через прагматический реализм, а Таиланд остается привязанным к классическому реализму, несмотря на уникальную историю независимости. Однако ни одна из этих стран пока не создала полностью самостоятельной школы ТМО, что подчеркивает зависимость от западных интеллектуальных стандартов и ограниченность ресурсов для теоретических инноваций.

Классическая философская мысль АТР, включающая конфуцианство, буддизм и даосизм, обладает потенциалом для формирования уникальных подходов к ТМО, но ее влияние ограничено из-за слабой теоретической базы и приоритета прагматических задач. С точки зрения Т. Куна, ТМО в этих странах находятся на допарадигмальной стадии, а по И. Лакатосу, их «защитный пояс» недостаточно развит для конкуренции с западными теориями. Подход А. Ачарьи и Б. Бузана подчеркивает, что культурные барьеры и отсутствие систематической традиции изучения МО тормозят развитие незападных школ. Вьетнам демонстрирует частичную интеграцию философии в концепции, такие как «бамбуковая дипломатия», Сингапур использует прагматические элементы конфуцианства, а Таиланд опирается на буддистские принципы и «экономику достаточности». Для реализации этого потенциала необходимы институциональные реформы, расширение академической автономии и преодоление языковых барьеров.

Для российской науки о международных отношениях опыт стран АТР предлагает ценные уроки. Во-первых, он демонстрирует необходимость учета культурной самобытности и исторического контекста при разработке национальных подходов к ТМО, что перекликается с идеями А. и П. Цыганковых о значении «самобытности» для сохранения позиций России как самостоятельного актора. Во-вторых, мультипарадигмальный подход, сочетающий локальные традиции с глобальными теориями, может стать основой для развития отечественных концепций, способных дополнить или оспорить западные нарративы. В-третьих, ограниченное участие Вьетнама, Сингапура и Таиланда в глобальных дебатах из-за языковых барьеров и прагматического фокуса служит напоминанием о важности преодоления подобных препятствий в российской академической среде, особенно в условиях санкционного давления и разрыва научных связей с Западом после 2022 г.

Перспективы дальнейших исследований незападных ТМО в контексте АТР связаны с расширением географического и тематического охвата. Изучение опыта других регионов, таких как Латинская Америка или Африка, позволит глубже понять вклад незападного мира в глобальные знания о международных отношениях. Кроме того, углубленный анализ взаимосвязи между культурными ценностями и теоретическими разработками может привести к созданию более универсальных моделей, выходящих за рамки западноцентризма. Наконец, укрепление академического взаимодействия между незападными странами, включая Россию, через совместные платформы и конференции, способно усилить их коллективное влияние на дисциплину. Таким образом, изучение незападных школ ТМО не только обогащает глобальный дискурс, но и открывает путь к более инклюзивному и полицентричному пониманию мировой политики.

Изучение теорий международных отношений (ТМО), которые многие отечественные и зарубежные исследователи называют «расколотой дисциплиной» (Holsti, 1989), представляет собой актуальную задачу для российских общественных наук. По сравнению с западноевропейской политической мыслью российская политология относительно молода: несмотря на значительный исторический задел научного сообщества, развитие дисциплин политологии и международных отношений в России долгое время носило догоняющий характер. В последние годы намечается прогресс, подкрепленный идеей «самобытности», которая, по мнению А. и П. Цыганковых, необходима «для сохранения и развития Россией позиций самостоятельного государства с уникальными ценностями и отлаженной системой национальных интересов» (Цыганков, Цыганков, 2022, с. 7). Этот процесс, как отмечают авторы, стимулируется самой жизнью и объективными вызовами. В российской политической науке накоплен солидный задел по изучению ТМО. Хотя английский язык остается основным инструментом научной коммуникации, число публикаций ученых, для которых это неродной язык, неуклонно растет — заметный вклад вносят, например, специалисты из Китая и Индии.

История развития дисциплины для стороннего наблюдателя наиболее ясно прослеживается через «великие дебаты», начавшиеся с первых шагов ее становления как самостоятельной области знаний (Цыганков, Цыганков, 2022, с. 8). В последние 10–15 лет к классическим спорам добавился новый — о вкладе незападного мира в формирование глобальных знаний о международных отношениях.

Незападные школы ТМО (Non-Western International Relations Theory) —национальные подходы, не относящиеся к западным (США, Канада, Европа, Австралия) и не укорененные в классической литературе эпохи Просвещения. Как заметил Р. Кокс, «теории всегда предназначены для кого-то и для чего-то» (Cox, 1981, p. 128), но классические ТМО не всегда способны объяснить события, выходящие за рамки западного опыта. Дж. Хобсон выделяет шесть мифов, формирующих гегемонию западных ТМО: историографический (евроцентричные метанарративы), позитивистский (иллюзия ценностной нейтральности), миф «великих дебатов» (скрытый консенсус евроцентризма), «суверенитет и анархия» (иерархия в пользу Запада), миф глобализации (западный конструкт) и «великие традиции» (непрерывность либерализма, реализма и марксизма) (Хобсон, 2013, с. 201-211).

Эти идеи перекликаются с тезисом Т. Алексеевой о продвижении западных ценностей через ТМО (Алексеева, 2017, с. 221). Актуальность изучения незападных подходов обусловлена их потенциалом преодолеть западноцентризм и объяснить полицентричный мир, что особенно важно для России в условиях современных вызовов. Таким образом, актуальность изучения феномена незападных школ ТМО определяется рядом причин. Во-первых, большинство современных парадигм в ТМО создавались западными учеными в западных университетах и научных центрах. Более того, по словам Д. Лейка, незападных ученых исключали из профессионального «мейнстрима» в области международных отношений (Lake, 2016, p. 1115-1116).

Как заметил С. Хоффманн, ТМО можно назвать американским обществоведением, поскольку «развитие дисциплины нельзя отделить от роли Америки в мировых делах после 1945 г.» (Hoffman, 1977, p. 47). Действительно, если рассматривать теоретико-методологическую литературу по международным отношениям, американские специалисты выступили авторами более половины публикаций в десятке наиболее цитируемых журналов по международным отношениям.

Спад активности в производстве научного знания в США и создания новых больших нарративов актуализировал поиски гипотез в рамках незападных ТМО. «Если теории, которые у нас имеются», — пишет Х. Булл, «преимущественно западные по своему происхождению и кругозору, могут ли они представить адекватное понимание мировой политической системы, которая преимущественно незападная?» (Bull, 1994, p. 209). Ему вторит другой авторитетный исследователь — И. Орен, который обращает внимание на то, что современные ТМО исторически формировалась в контексте послевоенного доминирования США, что привело к ее ориентации на поддержание гегемонии и воспроизводство западноцентричных парадигм, таких как реализм и либерализм. Однако, по его мнению, эта ориентация стала ограничивать способность дисциплины реагировать на вызовы полицентричного мира, где незападные акторы и перспективы играют все большую роль (Oren, 2016, p. 572-573).

Во-вторых, по выражению М. Лебедевой, произошла трансформация политической организации мира, которая в своей основе западная. Эта трансформация охватила различные ее уровни» (Лебедева, 2017, с. 248). Восточные философские и политические идеи, а также уникальные исторические процессы нередко исключались из теоретических исследований, что зачастую препятствовало точной интерпретации современных особенностей международных отношений. Феномен «подъема Азии» и ограниченная способность классических теорий международных отношений объяснить его вызвали появление множества работ, критиковавших западноцентричные подходы и анализировавших вклад академических сообществ незападных стран (Pan, Kavalski, 2022).

В-третьих, новый виток вооруженной эскалации на Украине после 24 февраля 2022 г. вызвал беспрецедентное внешнее санкционное давление, в том числе и на сферу отечественной науки в сфере международных отношений. Так, например, 31 марта 2022 г. крупнейшие научные издательства (Elsevier, Springer Nature, IOP Publishers, Wolters Kluwer, ACS Publications, Brill Academic Publishers и другие) заявили, что они приостанавливают продажу своей продукции и услуг организациям России и Белоруссии, а почти все ведущие научные организации США и Западной Европы прекратили сотрудничество и приостановили совместные проекты с российскими научными организациями, включая выступления и презентации российских ученых на зарубежных конференциях» (Айсин, 2022). В науке, безусловно, импортозамещение невозможно, но осознание западноцентризма в ТМО вызывает дополнительный интерес к «незападной школе ТМО».

Таким образом, в данной статье рассматривается актуальная тема изучения незападных подходов в ТМО в ряде стран Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), которые вызывают особенный интерес. Вьетнам, Сингапур и Таиланд выбраны благодаря их уникальным историко-политическим контекстам: социалистическое прошлое и интеграция Вьетнама в мировую экономику, прагматизм Сингапура как глобального хаба и независимость Таиланда от колониализма, формирующая особую дипломатическую традицию. Эти страны, будучи членами АСЕАН, представляют разнообразие подходов к ТМО в АТР, что делает их подходящими кейсами для изучения незападных теорий.

Особенности изучения ТМО во Вьетнаме

Иван Тимофеев:
Политическая философия: атрибут сверхдержавы

Формирование вьетнамской школы международных отношений происходило под влиянием сложного сочетания философских, религиозных и идеологических традиций, включая конфуцианство, буддизм, даосизм, идеи французского Просвещения и марксистско-ленинскую идеологию, адаптированную Хо Ши Мином. С точки зрения Т. Куна, вьетнамская ТМО может находится на допарадигмальной стадии, где различные подходы сосуществуют без единой доминирующей парадигмы. Лакатосовская модель позволяет рассматривать марксизм и идеи Хо Ши Мина как «жесткое ядро», а адаптацию западных теорий — как «защитный пояс», который пока недостаточно развит для создания самостоятельной программы. С точки зрения подхода А. Ачарьи и Б. Бузана, вьетнамская ТМО останется фрагментированной из-за отсутствия систематической традиции изучения международных отношений.

Исторически развитие ТМО во Вьетнаме связано с процессом государственного строительства после объединения страны в 1975–1976 гг. и политики «обновления», начатой в 1986 г. на VI съезде Коммунистической партии Вьетнама (КПВ). Первоначально дисциплина опиралась на идеи Хо Ши Мина, подчеркивавшие независимость и революционную дипломатию, однако со временем стала включать элементы западных теорий, что было вызвано переходом от изоляции к открытости и экономической интеграции.

Институционально изучение ТМО началось с создания Института международных отношений в 1959 г. (переименованного в 2008 г. в Дипломатическую академию Вьетнама), а первые программы подготовки специалистов появились в 1970-х гг. (Minh, 2008, p. 132-134). Ключевой шаг в развитии произошел в 1990-х гг., когда вузы, такие как Университет социальных наук и гуманитарных наук в Ханое, начали предлагать специализированные курсы, а Дипломатическая академия запустила магистратуру в 1993 г. и докторантуру в 2010 г.

Вьетнамская ТМО характеризуется тремя основными подходами (Huynh, 2020; Торопчин, 2023). Первый — классический — базируется на марксизме-ленинизме и идеях Хо Ши Мина, которые остаются обязательной частью учебных программ в университетах, таких как Национальный университет Ханоя или Академия журналистики и коммуникации. Государство через КПВ направляет исследования на поддержку социалистических целей, что ограничивает академическую автономию. Второй — традиционный — опирается на синкретизм конфуцианства, буддизма и даосизма, подчеркивая гармонию и стратегическую гибкость, что проявляется в современной внешней политике. Третий — интегративный — сочетает конструктивизм (анализ идентичности), адаптированный реализм (учет статуса малой державы) и либеральные идеи о взаимозависимости, адаптированные к местным условиям.

Современная вьетнамская ТМО отличается практической направленностью, тесно связанной с внешнеполитическими задачами. Исследования сосредоточены на региональной безопасности, отношениях с великими державами, экономической дипломатии и глобальных вызовах, таких как климатические изменения и цифровизация.

Методология сочетает качественные и количественные подходы с традиционным анализом, основанным на историческом и культурном контексте (Ho, 1987). Важную роль играет концепция «бамбуковой дипломатии», официально закрепленная в 2021 г. лидером КПВ Нгуен Фу Чонгом (Bui, 2024). Она символизирует устойчивость (национальные интересы), прочность (политический курс) и гибкость (адаптация к внешним условиям), что особенно заметно в нейтральной позиции Вьетнама по конфликту России и Украины, где страна избегает осуждений, фокусируясь на мирных инициативах.

Институциональная база ТМО включает ведущие центры в Ханое и Хошимине, в частности, Дипломатическую академию Вьетнама и Национальный университет Хошимина, а также около 180 аналитических центров, что делает Вьетнам одним из лидеров по их числу в мире. Профессиональные издания, как International Studies Review и National Defence Journal, способствуют развитию теоретических дискуссий. Среди ключевых концепций выделяются «средняя держава» (неофициально используемая для анализа роли Вьетнама в регионе, например, по проблеме Меконга) и принципы «трех нет» (отказ от военных альянсов, иностранных баз и конфронтации), дополняемые идеей невмешательства силой (Vuong, Pham, 2023).

Несмотря на прогресс, вьетнамская ТМО остается молодой и зависимой от западных теорий. Вклад в глобальную науку ограничен из-за языковых барьеров и ориентации на прагматизм, а не на фундаментальные разработки. Однако интеграция местных традиций (например, «агентности» и независимости) с западными подходами создает потенциал для уникальной школы, хотя пока она находится на стадии становления, сочетая адаптацию и сохранение идеологической основы марксизма и идей Хо Ши Мина.

Школа ТМО в Сингапуре

Игорь Истомин:
Международно-политическая теория и её критики

Сингапур представляет собой уникальный случай небольшого государства с высокой стратегической значимостью, где внешняя политика и академический дискурс по международным отношениям (ТМО) формируются под влиянием как западных традиций, так и регионального контекста. С точки зрения Т. Куна, сингапурская ТМО демонстрирует черты «нормальной науки», опираясь на западные парадигмы, такие как реализм, без значительных парадигмальных сдвигов. Подход И. Лакатоса позволяет рассматривать прагматический реализм как «жесткое ядро» сингапурской школы, а конструктивистские элементы, такие как «азиатские ценности», как часть «защитного пояса», который пока не сформировал самостоятельную программу. Согласно подходу А. Ачарьи и Б. Бузана, зависимость от англоязычных стандартов препятствует развитию независимой ТМО в Сингапуре.

Развитие дисциплины началось после обретения независимости в 1965 г. Изначально, в 1950-х гг., в условиях британского влияния ТМО изучались через призму истории и права (Chong, 2024). С 1970-х гг. в Национальном университете Сингапура (NUS) и других учреждениях стали появляться междисциплинарные курсы, интегрирующие элементы политологии и экономики, что отражало общемировые тенденции. К 1990-м гг. дисциплина приобрела более специализированный характер, что способствовало формированию местной академической традиции, хотя и под сильным воздействием западных моделей.

Сингапурские ученые адаптируют западные теории к азиатским реалиям, делая акцент на прагматизм и стабильность. Это проявляется в стратегическом балансировании между великими державами и активной роли в региональном сотрудничестве, особенно в рамках АСЕАН, где страна продвигает многостороннюю дипломатию и концепцию взаимозависимости. Реализм остается ведущим подходом, однако с 1990-х гг. заметно влияние конструктивизма, связанное с дискуссиями об «азиатских ценностях» и «пути АСЕАН». Тем не менее возможности для создания уникальной школы ТМО ограничены рядом факторов:

• Публикационное давление: ученые ориентированы на англоязычные журналы, что усиливает зависимость от западных стандартов и затрудняет разработку оригинальных теорий.

• Государственное влияние: исследования часто направлены на поддержку прагматичных государственных интересов, что сужает пространство для теоретических инноваций.

• Прикладной фокус: в отличие от западных центров, где приоритет отдается фундаментальным концепциям, в Сингапуре сфокусированы на анализе конкретных геополитических вызовов.

Согласно исследованию Дж. Чонга, проведенному в 2022 г. среди 45 сингапурских ученых, большинство из которых мужчины (84,4%), работающие на tenure-track позициях (75,5%), реализм воспринимается как наиболее полезный подход для анализа международного порядка (34%) и внешней политики Сингапура (58,1%). Конструктивизм занимает второе место (19,1% и 16,3% соответственно), что указывает на устойчивую приверженность традиционным парадигмам. При этом 46,7% респондентов не используют общие теории, отдавая предпочтение эмпирическим и позитивным методам (43,2% чистый позитивизм, 43,2% с элементами постпозитивизма) (Chong, 2022, p. 323).

Исторически ТМО в Сингапуре развивались под влиянием государства, что объясняет акцент на национальной безопасности и внутренней политике. В 1990-е гг. в стране стал популярен конструктивизм благодаря региональным проектам, однако использование данной концепции не привело к радикальному отходу от западных рамок, так как неудобные вопросы о природе власти и демократической прозрачности преимущественно обходились стороной. Современные вызовы, такие как технологическая глобализация, способствовали появлению концепции «экономического реализма», демонстрирующего того как малое государство может добиваться внушительных результатов благодаря политике гибкого управления и инновациям. Новые направления, такие как сетевая дипломатия и теория кибербезопасности также находят свое отражение в сингапурской научной школе.

Большинство сингапурских ученых (62,2%) сосредоточены на теме Восточной и Юго-Восточной Азии, что подчеркивает региональную ориентацию их научных работ. Однако исследования по-прежнему базируются на западной теоретико-методологической основе: 81,3% самых влиятельных за последние 30 лет ученых по прежнему родом из Северной Америки, а 18,8% — из Европы. Публикации исключительно на английском языке связаны с давлением институтов (75,6%) и стремлением к международному признанию (95,6% ученых видят это как путь к продвижению в мировой науке). Несмотря на осведомленность о ТМО (48,9% «несколько знакомы», 13,3% «очень знакомы»), интерес к «незападным» подходам остается ограниченным: лишь 31,1% считают важным учитывать местные культуры и историю, а 46,7% видят важность дебатов о ТМО для студентов (Chong, 2022, p. 232-233)

Таким образом, школа ТМО Сингапура сочетает элементы западных теорий с национальными особенностями, такими как прагматизм и регионализм, однако институциональные и внешние факторы препятствуют формированию независимой школы. Перспективы ее развития зависят от способности местных ученых интегрировать азиатский опыт в глобальный дискурс, преодолевая давление англоязычной академической среды.

Особенности тайской школы международных отношений

Ирина Звягельская:
Осмысление теории международных отношений

Таиланд представляет собой уникальный пример в Юго-Восточной Азии, будучи единственной страной региона, избежавшей колонизации со стороны европейских держав. Эта историческая независимость дала Таиланду возможность формировать собственный путь развития, включая подходы к изучению и практике международных отношений (МО). Однако, как отмечает К. Прасиртсук, независимость не всегда способствовала глубокой интеграции западных академических традиций в местное изучение МО, что одновременно предоставило свободу от внешнего влияния и ограничило развитие дисциплины (Prasirtsuk, 2009).

С точки зрения Т. Куна, тайская ТМО остается на допарадигмальной стадии, где отсутствует единая парадигма, а исследования носят преимущественно описательный характер. Применение подхода И. Лакатоса выявляет слабость «защитного пояса» тайской школы, так как местные теории не обладают достаточной эвристической силой для конкуренции с западными, а подхода А. Ачарьи и Б. Бузана — что отсутствие систематической традиции изучения МО в Таиланде усиливает зависимость от западных подходов.

Тайская модель изучения и преподавания МО сочетает элементы буддистской философии с традициями классического реализма. Буддистские ценности, такие как миролюбие и ненасилие, оказывают влияние на дипломатический стиль страны, который часто характеризуется гибкостью и стремлением к компромиссам. Однако, как подчеркивает К. Прасиртсук, в условиях исторических вызовов, включая холодную войну и геополитическое соседство с зонами конфликтов (например, Вьетнамом и Камбоджей), Таиланд отдавал приоритет национальной безопасности и стратегическим союзам, что укрепило реалистические подходы в МО.

Концепция «экономики достаточности», предложенная королем Пумипоном Адульядеем, также играет важную роль, фокусируясь на устойчивом развитии и самодостаточности как ключевых элементах внешней и внутренней политики. Эта философия нашла отражение в участии Таиланда в региональных инициативах, таких как АСЕАН и АТЭС, где страна продвигает принципы «азиатского пути» — консенсус и невмешательство во внутренние дела.

Как отмечает К. Прасиртсук, в первые десятилетия ТМО оставалась в тени более популярных направлений — государственного управления и внутренней политики, которые считались более востребованными для карьерного роста в бюрократии (Prasirtsuk, 2009). Первые курсы по ТМО в Таиланде появились в 1948 г. в Университете Чулалонгкорн с созданием факультета политических наук, а затем в 1949 г. в Университете Таммасат. Изначально программы были ориентированы на подготовку дипломатов для Министерства иностранных дел (MFA), что отражало прагматический подход к высшему образованию в стране. Значительный рост интереса к МО произошел лишь в конце 1990-х — начале 2000-х гг., особенно после событий 11 сентября 2001 г. и инцидента с захватом заложников в посольстве Мьянмы в 1999 г. Эти события повысили общественную осведомленность о международных проблемах и сделали профессию дипломата более привлекательной. Однако, несмотря на всплеск популярности, доступ к программам по МО оставался ограниченным из-за высоких вступительных требований и концентрации ведущих факультетов в Бангкоке, что подчеркивало элитарный характер дисциплины.

Одна из ключевых черт тайского подхода к МО — четкое разделение между академическим изучением дисциплины и ее практическим применением в политике. В отличие от некоторых стран региона, например, Индонезии, где преподаватели нередко переходят в сферу реальной политики, в Таиланде такие случаи редки. К. Прасиртсук приводит пример Сукхумбханда Парибатры как исключение, подчеркивая отсутствие устойчивой связи между академией и политической карьерой.

Теоретическая составляющая в преподавании МО в Таиланде развита слабо. Концепция реализма, укоренившаяся в период холодной войны под влиянием американской традиции, остается доминирующей парадигмой. Национальные интересы принимаются как данность без глубокого анализа их формирования, что отражает практическую ориентацию обучения. Как отмечает А. Барон-Гутти, в Таиланде практически отсутствуют теоретики МО, а исследования чаще сосредоточены на страноведении, особенно Юго-Восточной Азии, чем на разработке концептуальных рамок (Baron-Gutty, 2011).

В последние годы под влиянием глобализации и расширения доступа к зарубежному образованию (в США, Великобритании, Австралии и Японии) в тайских университетах начали появляться новые подходы, включая международную политическую экономию и исследования нетрадиционной безопасности (например, миграция, экология, транснациональная преступность). Однако эти изменения пока не привели к созданию самостоятельной «тайской школы» МО, сопоставимой с английской или другими признанными традициями.

Развитие МО в Таиланде сталкивается с рядом препятствий. Во-первых, языковой барьер ограничивает доступ к международной литературе, а специалисты, обучавшиеся за границей, часто привносят западные ценности, что затрудняет формирование уникального местного подхода. Во-вторых, коммерциализация образования, начавшаяся после Азиатского финансового кризиса 1997–1998 гг., увеличила нагрузку на преподавателей, снижая их возможности для исследований. В-третьих, как отмечает К. Прасиртсук, в стране наблюдается нехватка кадров из-за разрыва поколений (generational gap): старшее поколение уходит на пенсию, а молодые ученые еще не успели занять их место (Prasirtsuk, 2009).

Кроме того, тайские исследования МО остаются преимущественно описательными и историческими, с минимальным использованием количественных методов. Исключением можно назвать работу К. Фуангкасема (Phuangkasem, 1982), который применил эмпирический анализ к изучению внешней политики Таиланда. В целом акцент делается на практические навыки, полезные для национального управления, а не на теоретические изыскания, что ограничивает вклад тайских ученых в глобальные научные дебаты.

Хотя постколониализм как подход начал проникать в тайское академическое сообщество в XXI веке в связи с глобализацией академических дискурсов и ростом интереса к критическим теориям, он не получил широкого распространения в стране из-за отсутствия колониального прошлого. Некоторые исследователи рассматривают его как альтернативу государственно-центристскому реализму, уделяя внимание негосударственным акторам, но, как отмечает C. Супачаласай, эти идеи остаются заимствованными и не трансформируются в оригинальные концепции (Supachalasai, 2018).

Международные отношения в Таиланде не сформировали самостоятельной школы, оставаясь под сильным влиянием классического реализма, укоренившегося в период холодной войны. Исторический контекст, геополитическое положение и прагматический подход к образованию определили приоритет национальной безопасности и практических навыков над теоретическими разработками. Несмотря на независимость от колониального влияния, Таиланд в значительной степени заимствует западные подходы через глобализацию и зарубежное обучение, что не позволяет говорить о наличии уникальных «незападных» ТМО. Перспективы развития дисциплины связаны с расширением диалога с международным сообществом и преодолением внутренних ограничений, таких как языковой барьер и коммерциализация образования, однако пока прогресс в этом направлении остается ограниченным.

***

Александр Королев:
Хитрый азиатский оленек. Взгляд стран ЮВА на теорию международных отношений

Анализ опыта Вьетнама, Сингапура и Таиланда в развитии национальных школ ТМО подтверждает тезисы А. Ачарьи и Б. Бузана о «догоняющем» и фрагментированном характере незападных ТМО. Во всех трех странах наблюдается значительное влияние западных парадигм, особенно реализма, что обусловлено как историческим контекстом (холодная война, колониальное прошлое или его отсутствие), так и прагматической ориентацией академической среды на решение национальных задач. Вьетнам пытается синтезировать марксистско-ленинскую идеологию с местными традициями, такими как «бамбуковая дипломатия», Сингапур адаптирует западные теории к региональным реалиям через прагматический реализм, а Таиланд остается привязанным к классическому реализму, несмотря на уникальную историю независимости. Однако ни одна из этих стран пока не создала полностью самостоятельной школы ТМО, что подчеркивает зависимость от западных интеллектуальных стандартов и ограниченность ресурсов для теоретических инноваций.

Классическая философская мысль АТР, включающая конфуцианство, буддизм и даосизм, обладает потенциалом для формирования уникальных подходов к ТМО, но ее влияние ограничено из-за слабой теоретической базы и приоритета прагматических задач. С точки зрения Т. Куна, ТМО в этих странах находятся на допарадигмальной стадии, а по И. Лакатосу, их «защитный пояс» недостаточно развит для конкуренции с западными теориями. Подход А. Ачарьи и Б. Бузана подчеркивает, что культурные барьеры и отсутствие систематической традиции изучения МО тормозят развитие незападных школ. Вьетнам демонстрирует частичную интеграцию философии в концепции, такие как «бамбуковая дипломатия», Сингапур использует прагматические элементы конфуцианства, а Таиланд опирается на буддистские принципы и «экономику достаточности». Для реализации этого потенциала необходимы институциональные реформы, расширение академической автономии и преодоление языковых барьеров.

Для российской науки о международных отношениях опыт стран АТР предлагает ценные уроки. Во-первых, он демонстрирует необходимость учета культурной самобытности и исторического контекста при разработке национальных подходов к ТМО, что перекликается с идеями А. и П. Цыганковых о значении «самобытности» для сохранения позиций России как самостоятельного актора. Во-вторых, мультипарадигмальный подход, сочетающий локальные традиции с глобальными теориями, может стать основой для развития отечественных концепций, способных дополнить или оспорить западные нарративы. В-третьих, ограниченное участие Вьетнама, Сингапура и Таиланда в глобальных дебатах из-за языковых барьеров и прагматического фокуса служит напоминанием о важности преодоления подобных препятствий в российской академической среде, особенно в условиях санкционного давления и разрыва научных связей с Западом после 2022 г.

Перспективы дальнейших исследований незападных ТМО в контексте АТР связаны с расширением географического и тематического охвата. Изучение опыта других регионов, таких как Латинская Америка или Африка, позволит глубже понять вклад незападного мира в глобальные знания о международных отношениях. Кроме того, углубленный анализ взаимосвязи между культурными ценностями и теоретическими разработками может привести к созданию более универсальных моделей, выходящих за рамки западноцентризма. Наконец, укрепление академического взаимодействия между незападными странами, включая Россию, через совместные платформы и конференции, способно усилить их коллективное влияние на дисциплину. Таким образом, изучение незападных школ ТМО не только обогащает глобальный дискурс, но и открывает путь к более инклюзивному и полицентричному пониманию мировой политики.