Китай и дискурсивная сила

Недавно опубликованный доклад сотрудников ИМИ МГИМО МИД России Игоря Денисова и Ивана Зуенко «От мягкой силы к дискурсивной силе: новые идеологемы внешней политики КНР» раскрывает важнейший аспект становления КНР в качестве великой мировой державы — развитие ее внешнеполитической идеологии. Великая держава невозможна без собственного глобального видения, образа будущего и развитых представлений об этике международных отношений.

В докладе описывается не слишком удачная попытка КНР взять на вооружение западные концепции «мягкой силы» и скопировать западные институты для ее продвижения. Китай столкнулся с проблемами в содержательном наполнении: для внешнего мира безусловно притягательной является традиционная китайская культура, но донесение до иностранной аудитории позиции и ценностей современного Китая оставалось нерешаемой проблемой.

В дальнейшем, по мере ухудшения отношений с США и их союзниками, Институты Конфуция, созданные по образцу европейских Институтов Гете и Сервантеса, стали объектом административного и пропагандистского давления со стороны властей в ряде стран и начали закрываться. Несмотря на позитивную роль в продвижении китайской культуры и языка, первая китайская попытка глобального продвижения своей «мягкой силы» в целом потерпела неудачу.

На этом фоне вырос интерес китайских теоретиков к наследию Мишеля Фуко и теории дискурса. Как отмечают авторы, китайский подход к наследию Фуко был крайне избирательным и инструментальным: фактически заимствовались лишь отдельные понятия и идеи французского философа, которые вплетались в собственные рассуждения о том, каким образом Китай мог бы нарастить свою роль в мировой политике.

Авторы выделяют четыре основных направления ведущейся сейчас китайцами работы по усилению своей дискурсивной силы: политическое, моральное, институциональное и технологическое. По всем этим направлениям китайская «дискурсивная сила» находится лишь в стадии становления. В политической сфере китайцы пытаются создать механизмы целенаправленного донесения своей точки зрения до представителей политической, деловой и научной элит, в том числе за счет прямых контактов с чиновниками, аналитическими центрами, стипендиальных программ и т.п. Авторы отмечают, что проблемой остается наполнение этих каналов коммуникации содержанием: зачастую выдвигаемые тезисы либо слишком прямолинейны, либо непонятны некитайской аудитории.

В моральной сфере КНР пытается предлагать свою систему ценностей, основанную во многом на богатом наследии традиционной культуры, которая адаптируется к современным условиям. Одним из проявлений этого направления работы авторы считают и концепцию «сообщества единой судьбы человечества», активно продвигаемую китайской дипломатией по всем международным каналам.

В институциональном отношении Китай зашел дальше, чем в политическом и моральном: китайцы стремятся участвовать в максимально возможном количестве международных структур, предоставляя им финансирование и вместе с тем добиваясь по возможности большей роли в формировании повестки. Наконец, в технологической области «дискурсивная сила» проявляется в решении простой, понятной и коммерчески обоснованной задачи глобального продвижения китайских технических стандартов.

Как отмечают авторы доклада, переход от концепции «мягкой силы» к «дискурсивной силе» говорит о растущей активности и наступательности китайской политики. При этом, продвигая свою «дискурсивную силу», Китай напрямую бросает вызов США как «дискурсивному гегемону». Авторы отмечают целый ряд сильных и слабых сторон в осуществлении данной стратегии: ее успех ограничен, и сами китайцы считают стратегию небесспорной. В настоящее время мы наблюдаем за сложным процессом формирования новой китайской внешнеполитической идеологии, которая вместе с тем окажет и несомненное значительное влияние на внутреннюю жизнь КНР.

Процесс возвышения КНР в течение длительного времени воспринимался в мире как исключительно экономический феномен. Сам Китай не особенно возражал против этого. Проводя осторожную, пассивную политику, избегая любых претензий на лидирующую роль в мировых проблемах, Китай не особенно заботился о продвижении своей «мягкой силы» в мире в 1980–1990-х гг. Более того, в этот период были демонтированы довольно мощные инструменты экспорта идеологии, созданные в дореформенный период: КНР полностью свернула поддержку разнообразных левых и национально-освободительных движений в развивающемся мире.

Ситуация начала меняться с начала 2000-х гг., когда Китай стал превращаться из просто крупного участника глобальной торговли в одного из основных международных инвесторов. КНР озаботилась вопросами расширения своего международного влияния, в том числе с опорой на инструменты «мягкой силы».

К концу 2000-х — началу 2010-х гг. Китай стал еще и крупной военной державой, а также важным глобальным центром развития науки и техники. В последующий период обозначилась тенденция к наращиванию роли страны в мировой политике, выдвижению ей региональных и глобальных инициатив и созданию новых международных структур.

Иван Зуенко:
О демократии в Китае

Особенностью Китая было то, что на каждом этапе этого движения идеологическое обоснование и усилия по пропаганде китайских шагов отставали от реально предпринимавшихся мер. У многих стран, включая Россию, выдвижение громких идей и инициатив зачастую происходит без реального подкрепления их ресурсами и реальными действиями. Китай сталкивается с обратной проблемой: донесением до мира своей повестки, объяснением уже предпринимаемых значимых шагов.

Недавно опубликованный доклад сотрудников ИМИ МГИМО МИД России Игоря Денисова и Ивана Зуенко «От мягкой силы к дискурсивной силе: новые идеологемы внешней политики КНР» раскрывает важнейший аспект становления КНР в качестве великой мировой державы — развитие ее внешнеполитической идеологии, фактически разработку китайцами своего «предложения» миру.

Великая держава невозможна без собственного глобального видения, образа будущего и развитых представлений об этике международных отношений. Проблемой Китая долгое время была специфичность его официальной идеологии, пережившей несколько этапов эволюции в период реформ и открытости.

Маоизм при всем его радикализме представлял собой целостную систему, которая могла транслироваться вовне и находила отклик у миллионов людей, в том числе за пределами Азии. И порой находит до сих пор — маоистские партии еще продолжают вооруженную борьбу в целом ряде стран, от Индии до Перу.

Однако транслировать вовне идеологические конструкции вроде «теории трех представительств» Цзян Цзэминя, «концепции научного развития» Ху Цзиньтао и «социализма с китайской спецификой в новую эпоху» Си Цзиньпина практически невозможно. Эти идеологемы намертво привязаны к текущей китайской действительности и за пределами КНР никому непонятны.

Наталья Селезнева, Игорь Хрипунов:
Проблемы и перспективы деятельности Институтов и Классов Конфуция в Российской Федерации

Потому неудивительны многочисленные трудности и провалы, которые ожидали Китай в его попытках донести до мира свои идеи. В докладе описывается не слишком удачная попытка КНР взять на вооружение западные концепции «мягкой силы» и скопировать западные институты для ее продвижения — глобальная сеть Институтов Конфуция строилась по образцу европейских Институтов Гете, Сервантеса и т.п.

Китай столкнулся с проблемами в наполнении своих каналов продвижения «мягкой силы»: для внешнего мира безусловно притягательной является традиционная китайская культура, но донесение до иностранной аудитории позиции и ценностей современного Китая оставалось нерешаемой проблемой.

В дальнейшем, по мере ухудшения отношений с США и их союзниками, Институты Конфуция стали объектом административного и пропагандистского давления со стороны властей в ряде стран и начали закрываться. Несмотря на позитивную роль в продвижении китайской культуры и языка, первая китайская попытка глобального продвижения своей «мягкой силы» в целом потерпела неудачу.

На этом фоне вырос интерес китайских теоретиков к наследию Мишеля Фуко и теории дискурса. Как отмечают авторы, внимание китайских авторов к наследию Фуко было избирательным и концентрировалось на понятиях «дискурс» и «дискурсивная власть».

Еще с начала 2000-х гг. в китайских публикациях появляется термин «дискурсивная сила». Китайские специалисты рассматривали, каким образом дискурсивная власть могла бы позволить КНР нарастить свою роль в глобальном управлении, включая обсуждение конкретных практических вопросов, например, торговых.

Китайский подход к наследию Фуко был крайне избирательным и инструментальным: фактически заимствовались лишь отдельные понятия и идеи французского философа, которые вплетались в собственные рассуждения о том, каким образом Китай мог бы нарастить свою роль в мировой политике. В полной мере эти построения были приняты на вооружение китайской политики уже в эпоху Си Цзиньпина.

Анастасия Пятачкова:
Единство противоположностей или новое прочтение классики? Развитие теории международных отношений в КНР

Авторы выделяют четыре основных направления ведущейся сейчас китайцами работы по усилению своей дискурсивной силы: политическое, моральное, институциональное и технологическое. По всем этим направлениям китайская «дискурсивная сила» находится лишь в стадии становления. В политической сфере китайцы пытаются создать механизмы целенаправленного донесения своей точки зрения до представителей политической, деловой и научной элит, в том числе за счет прямых контактов с чиновниками, аналитическими центрами, стипендиальных программ и т.п. Авторы отмечают, что проблемой остается наполнение этих каналов коммуникации содержанием: зачастую выдвигаемые тезисы либо слишком прямолинейны, либо непонятны некитайской аудитории.

В моральной сфере КНР пытается предлагать свою систему ценностей, основанную во многом на богатом наследии традиционной культуры, которая адаптируется к современным условиям. Одним из проявлений этого направления работы авторы считают и концепцию «сообщества единой судьбы человечества», активно продвигаемую китайской дипломатией по всем международным каналам.

В институциональном отношении Китай зашел дальше, чем в политическом и моральном: китайцы стремятся участвовать в максимально возможном количестве международных структур, предоставляя им финансирование и вместе с тем добиваясь по возможности большей роли в формировании повестки. В качестве примера можно привести участие КНР в работе Арктического совета в качестве наблюдателя. Наконец, в технологической области «дискурсивная сила» проявляется в решении простой, понятной и коммерчески обоснованной задачи глобального продвижения китайских технических стандартов. В этом отношении Китай не отличается от прочих крупных экономик.

Как отмечают авторы доклада, переход от концепции «мягкой силы» к «дискурсивной силе» говорит о растущей активности и наступательности китайской политики. При этом, продвигая свою «дискурсивную силу», Китай напрямую бросает вызов США как «дискурсивному гегемону». Авторы отмечают целый ряд сильных и слабых сторон в осуществлении данной стратегии: ее успех ограничен, и сами китайцы считают стратегию небесспорной. В настоящее время мы наблюдаем за сложным процессом формирования новой китайской внешнеполитической идеологии, которая вместе с тем окажет и несомненное значительное влияние на внутреннюю жизнь Китая.